Обычно принято описания охот начинать описанием внешности и размеров объекта охоты; мне думается, что в настоящем очерке эти всем известные подробности можно опустить, а потому начинаю прямо с выяснения основных черт характера и образа жизни глухаря.
Глухарь прежде всего птица оседлая; свои перемещения в течение года, в связи со сменой времен года, рода питания и состояния организма, совершает он обычно в пределах сравнительно небольшого района, который избирает таким образом, чтобы в нем имелись все необходимые для него элементы.Этими элементами являются следующие: в первую очередь крепкий и сырой участок, каковым обычно бывает или болото, поросшее лесом (моховое или же кочковатое с высокой травой), или ельники в логу, с протекающей по дну последнего речкой или ключиком; затем примыкающий к крепи обширный лес, преимущественно смешанный, однако, с преобладанием хвойного, но не сплошной, а прерываемый небольшими открытыми местами (покосами, лесосеками, полянками), причем в лесу и на полянках глухарь любит подсед или кустарник, — особенно липовый, — валежины, заросшие травой, и вообще ломь; кроме того, в районе обитания глухаря не должно быть недостатка в ручьях, ключах и вообще воде; желательны ягодники.
Имея в наличии указанные условия, глухарь на много лет селится в таком районе, и потому охотник, хорошо знающий местность и образ жизни глухаря, может быть уверен, что в данный сезон года он может найти птицу в определенном участке. Весенний ток, линька старых самцов, пребывание молодых глухарят, вылеты на лиственницы, на гальки — все эти моменты жизни глухаря связаны каждый с вполне определенным участком района его обитания на много лет, если только не происходит коренных изменений в местности (вроде полного уничтожения леса). «Старинные тока», происходящие десятки лет подряд в одном и том же месте, известны многим охотникам, получившим их в охотничье наследство еще «от дедушки»; зимой глухарь иногда неделями кормится на одной сосне, обгладывая ее хвою до оголения веток; осенью выводки из года в год приходится спугивать на одном и том же покосе, находящемся невдалеке от места весеннего тока и гнездованья и также вблизи от будущей осенней кормежки на ягодниках или листвяннике.
Для наглядности прилагаю план одного из участков, в которых протекала моя охота в течение многих лет. Этот участок очень типичен, как подтверждение только что высказанной мысли. В настоящее время, впрочем, глухари в нем совершенно вывелись, так как болото выгорело, а лес вырублен.
По свидетельству некоторых авторитетных охотников, все же иногда замечаются перекочевки глухаря из одной местности в другую, отстоящую довольно далеко от прежнего местопребывания птицы, причем, переселясь на новое место, глухари или начинают вести оседлую жизнь в нем, или же через небольшой промежуток времени уходят опять в новый район, уводя при этом и местных.
О перекочевках глухаря говорит и Брем (который называет все же его оседлой птицей), причем признается, что причин такой перекочевки он назвать не может. Я же за всю свою двадцатилетнюю практику ни разу не наблюдал этого явления и своих знакомцев глухарей, обитающих в районе моих охот, считаю весьма оседлыми.
По образу своей жизни глухарь мало чем отличается от остальных тетеревиных.
Днем он обычно держится на земле, бродя по кустарнику или подседу в поисках за пищей, состоящей из листьев, клевера, злаков, ягод, семян, насекомых, муравьиных яиц; осенью питается он, кроме ягодников, уже на деревьях хвоей лиственницы и листьями осины, зимой — хвоей сосны; к свежей воде, источник которой должен быть поблизости, глухарь ходит несколько раз в день. Взлетает с земли неохотно, предпочитая уйти от опасности пешком. Взлет его очень шумен, особенно у старых самцов глухарей, — «как телега коваными колесами по каменному грунту гремит». Ночует летом (и зимой в теплые ночи) на деревьях, молодежь с матерью летом первое время на земле под густыми ветвями деревьев или под ветвистой валежиной, окруженной густой травой; затем — когда молодежь начинает летать — также на деревьях; зимой же в холодные ночи глухари, подобно тетеревам и рябчикам, зарываются в снег или убираются под низко нависшие густые еловые ветви.
По своему нраву глухарь схож с остальными куриными.
Глухарь самец — птица неуживчивая, вспыльчивая, драчливая, по необходимости ведущая отшельнический образ жизни. К самкам он внимателен и любезен лишь в период токованья, когда он оплодотворяет нескольких самок; в уходе за гнездом или птенцами никакого участия не принимает в отличие от некоторых других видов того же семейства (рябчик, куропатка).
Глухари легко приручаются и, живя в неволе, могут доставить их хозяину много материала для наблюдения и много удовольствия, особенно самцы, которые могут в неволе даже токовать.
К сожалению, вырастить глухарят, — особенно если они взяты очень маленькими или высижены домашней птицей (индюшкой или курицей) из яйца, — очень трудно. Дело в том, что, когда птицы становятся уже довольно крупными (размера взрослой куропатки), их в неволе обычно губит болезнь, причины которой не выяснены, насколько я знаю. Болезнь заключается в головокружении и судорогах. Любопытно то, что этой болезни глухарята, по-видимому, подвержены и при жизни в естественных условиях, на воле, так, В. А. Клеменц, опубликовавший в свое время свои опыты с выращиванием глухарей, приводит также случай наблюдавшегося им припадка болезни у глухаренка на свободе. При жизни в неволе единственное средство, по словам Клеменца, спасения глухарят от гибели: высокая температура (до 42° R ), в которую он помещал заболевших птенцов на сутки.
Вот, пожалуй, и все, что полезно знать о глухаре. Подробнее на эту тему придется говорить при рассмотрении способов охоты на глухаря.
Весенняя охота на току
Весной может быть только одна охота за глухарем — на току.
Мне приходилось слышать от некоторых охотников, что эта охота очень легка, так как к токующему глухарю, который во время пения ничего не слышит и не видит, и в которого можно несколько раз выстрелить, — подойти ничего не стоит. Чем больше я охочусь, тем больше убеждаюсь, что трудностей в этой охоте очень много, и что большой опыт, знание, выносливость и выдержка требуются от охотника, если, конечно, токов он не покупает, а ищет их сам и ходит на них без няньки, особенно на току с большим и густым скоплением глухарей. Но зато и наслаждение от этой охоты не сравнится (правда, это дело, быть может, личного вкуса) ни с каким иным от другой охоты.
Если охотник хочет сам искать тока, то этим делом следует заняться задолго до начала разрешенного законом сезона весенней охоты, так как времени уйдет на это много. Зная район постоянного местопребывания глухарей (по выводкам, по постоянным встречам с птицей в иное время года, наконец, по характеру места), еще по снегу, в марте, на лыжах, охотник должен обследовать в этом районе все подходящие для тока места и искать на них признаки будущего тока.
Иногда сравнительно недалеко от токовища некоторые глухари проводят и зиму, а так как зимой, — как я уже сказал, -глухарь иногда целыми неделями не покидает одной и той же сосны, то под этой сосной снег бывает усеян пометом 2 , который при потайках начинает проваливаться в снег. Такие сосны являются первыми, хотя и непрочными и не точными, признаками, указывающими пока только на возможность близости токовища, так как бывает иногда, что глухарь весной играет на той самой сосне, хвоей которой он питался в течение зимы.
Иногда же бывает и так, что место тока более или менее удалено от зимней квартиры.
Если начались сильные потайки по утрам (конец марта), то старые глухари, которые обычно начинают игру значительно раньше молодых, оставляют на поверхности снега уже более точные признаки тока, в виде так называемых «чертежей». Дело в том, что возбужденный самец, бродя по снегу под лучами солнца, распускает крылья и чертит ими дугообразные линии; вместе со следами крупных лап глухаря эти линии явственно говорят о том, что охота на току будет происходить или в этом месте, или в большой близости от него. Если глухарь начал игру по утрам достаточно яро, то под деревьями, на которых он играет, можно найти мелко разбросанный свежий помет, так как во время игры возбужденная птица часто испражняется.
Для тока глухарь обычно выбирает: кромку болота, остров на болоте, кромку покоса, остров на покосе, кромку лесосеки — притом преимущественно (конечно, бывают исключения) такую кромку, которая обращена к заре и к восходящему солнцу (значит, на север, с-в. и восток), так как лучи восходящего солнца особенно приятны поющему самцу и усиливают его восторг перед возрождением природы; мне приходилось наблюдать, как поющий глухарь, игравший на низкой сосне, заметив, что верхушка громадной сухой лиственницы окрасилась лучами только что взошедшего солнца, перелетел на нее и с азартом, почти без перерыва запел свои песни на ее вершине, повернувшись головой к солнцу.
Все же следует признать, что коренным местом тока, наиболее любимым глухарями, является окрайка обширного мохового болота. При достаточном удалении от жилья именно в таких участках бывают наиболее многочисленные скопления глухарей.
Если в излюбленных местах глухаря часто тревожат охотники или произошли резкие перемены, они меняют место токования и иногда выбираются в совсем неудобные и неподходящие места вроде сплошного леса, вдали от родного болота.
Выбор дерева и способ посадки для игры у глухаря довольно разнообразны, верхушка крупной лиственицы, высоко поднявшаяся над лесом густая «кухта» кряжистой сосны, вершина, — а иногда и самая гуща, — ели, мелкие коряжистые сосенки («карандашник») на болоте, иногда самый нижний сук крупной сосны, даже просто крупная валежина и, наконец — «пол», т. е земля. Вот те пункты, на которых может играть свои весенние песни глухарь.
В литературе высказывалось мнение о том, что на некоторых токах имеются деревья, особенно излюбленные глухарями; на этих деревьях каждую весну и даже каждое утро можно было найти глухаря. Моя практика ни разу не дала мне основания для такого заключении. Наоборот, мне не раз приходилось удивляться, насколько разнообразен и непонятен бывает выбор места токования глухарем.
Отдельные певуны располагаются на току довольно далеко друг от друга, так что ток занимает иногда громадное пространство в несколько сот сажен и даже не одну версту, и лишь в разгар тока в его центре собирается несколько петухов, между которыми происходят драки в присутствии иногда большого количества глухарок (мне приходилось в центре тока встречать до 10 петухов на пространстве 20 и 50 саж. ). В это время удары мощных крыльев дерущихся петухов слышны очень далеко, гораздо дальше, чем песня, и могут служить для охотника указанием тока; однажды мне, бродившему по окрайке плохо знакомого мне тока, удалось отыскать его центр лишь благодаря хлопанью крыльев («как бабы вальками белье колотят»).
Редкое расположение певунов на току естественно объясняется их сварливым характером. Молодежь и вообще более слабые петухи избегают располагаться в центре тока и ютятся по его ок-райкам вдали от сердитых стариков, не выносящих близкого соседства на току молодых соперников
Клохтанье глухарок, скопляющихся поблизости от поющих глухарей, служит также признаком близости тока; однако, все эти последние явления можно наблюдать уже лишь и разгар токов,
Некоторые охотники рекомендуют еще ориентироваться при отыскании тока направлением вечернего лета глухаря, направляющегося к токовищу с места дневной кормежки (клюквенного болота, напр. ).
Начинает игру глухарь еще по насту в ясные мартовские утра, и, как уже отмечено, в это время играют преимущественно старики. Глухарки в этом раннем токе принимают участие очень малое, являясь сравнительно поздно, и в поведении их еще не заметно возбуждения.
Чем ближе к полному исчезновению снега, тем игра становится азартнее, слет на ток происходит, — уже как правило, — с вечера, начинается игра все раньше и раньше, — езде задолго до восхода солнца; на ток являются и более молодые певуны и годовики, которые сначала молча сидят в районе тока, а затем начинают делать курьезные попытки спеть песню; в разгар токов глухарки являются в большом количестве на ток перед восходом солнца, и начинается оргия, которая при большом количестве певунов производит очень сильное впечатление, благодаря несмолкаемому хлопанью крыльев дерущихся на полу соперников, шуму и клохтанью постоянно перелетающих глухарок и сплошному щебетанью поющих токовиков, отдельного щелканья которых уже совершенно не слышно.
Разгар токов обычно бывает в начале или средине мая, кончаются же тока в июне; перед окончанием токов, когда после кладки первых яиц глухарки перестают посещать ток, самцы играют уже гораздо холоднее. Старики, начавшие игру раньше молодых, раньше ее и кончают, так что к июню остается уже лишь молодежь, которая только к этому времени научается петь настоящие песни ( «наигрывает шею»).
Начинать охоту на току, конечно, можно и по снегу, но тогда нужно наперед приготовиться к большим трудностям и возможности неудачи. Если была днем сильная потайка, а ночью образовался наст, который держит человека, то подход, особенно в валенках, сравнительно легок; если ночь теплая, а снег не глубок и кашеобразен, то подход в сапогах тоже не труден; но если, что всего чаще бывает, образовавшаяся ночью корка на глубоком снеге тонка и не держит охотника или держит лишь местами, то подход — сплошное мученье и требует большого терпения и осторожности; можно, правда, в таких случаях пользоваться лыжами, но обязательно — во избежание грохота — подшитыми, и по возможности подшитыми густым и длинным мехом. Без лыж я пробовал — и успешно — при таких условиях «подходить» на четвереньках, чтоб разложить свой вес на большую площадь, но это занятие только на любителя.
Однако, несмотря на все трудности, а, вернее, именно благодаря им, эта ранняя охота на току по насту имеет для охотника и много привлекательных сторон: не говоря уже о красоте раннего весеннего утра и об удовлетворении, которое дает преодоление особых трудностей этой охоты, сам объект ее в это время, -сильный, еще не истомленный любовным жаром и всегда крупный старый самец, искушенный за несколько весен в умении ускользать от охотничьих рук, — представляет завидную добычу. Но это опять таки вопрос, с одной стороны, вкуса и, с другой, -правил об охоте, рассчитанных на то, чтобы дать возможность птице до смерти на току оплодотворить самок и тем продлить свой род.
Лучшее время для охоты на току — это когда снег настолько сойдет, что остается лишь кое-где в густяках да в оврагах.
На эту охоту самое лучшее приходить с вечера, еще до заката солнца, чтобы побывать на «подслухе». Оставив весь багаж спрятанным около места будущего ночлега (ночевать обычно приходится в лесу), охотник осторожно подходит к месту предполагаемого тока, но никоим образом не в центр его, и усаживается под прикрытием в таком пункте, чтобы при отходе потом не потревожить прилетевших глухарей. На знакомом току ориентироваться просто, на незнакомом, конечно, неизбежны ошибки, и если после прилета охотник окажется в центре разместившихся глухарей, то ему для отхода придется дождаться полной темноты и употребить всю свою осторожность.
Прилетает на ток глухарь в это время чаще после заката солнца или перед самым закатом. Слетаются токовики вскоре один за другим и с хлопаньем шумно усаживаются каждый на свое дерево.
Старый глухарь и опытный певун усаживается с большим шумом, смело, в центре будущего тока, и по прилете обязательно крякнет, а то и запоет; молодежь же садится робко и стараясь не слишком шуметь, чтобы не привлекать внимания стариков, ревниво оберегающих свои участки и забивающих в утренней драке более слабых молодых кавалеров.
При хорошей заре некоторые петухи начинают сначала пощелкивать, а заем и петь; лучше с вечера певунов не тревожить, чтобы не портить утренней охоты и удобнее ориентироваться с вечера, хотя вполне возможна охота и вечером, особенно при редком расположении петухов.
Запомнив расположение прилетевших глухарей и сообразив план утреннего подхода, охотник осторожно отходит к месту ночлега. Нет надобности располагаться с ночлегом очень далеко от токовища. Мне случалось в полуверсте от тока вечером стрелять на тяге вальдшнепов, и не замечалось утром какого-нибудь беспокойства в поведении игравших глухарей. Однако, осторожность и воздержание от громких звуков и выстрелов в близком (до 1/ 2 версты) соседстве с током очень полезны.
Утром, когда восток значительно побелеет и ночная тьма ослабнет, охотник может придвинуться к току заблаговременно, до начала игры, с таким расчетом, чтобы прийти до пролета первого вальдшнепа; однако, никоим образом не следует подходить настолько близко к току, чтобы глухарь мог услыхать шум или треск, которых ночью ни при какой осторожности не избежать, Перед началам тока глухарь сидит, чутко насторожившись, и, заслышав подозрительный треск, долго воздерживается от песни, издавая вместо нее лишь редкое отрывистое щелканье: «тек».
Иногда, напугав, сам того не зная, нечаянным шумом ближайшего глухаря до начала игры, охотник, определив по всем признакам, что игра должна уже начаться, двигается по току, и только шум крыльев слетевшего ближайшего токовика доказывает ему допущенную неосторожность и пугает остальных певцов.
Подход и подслушивание песни можно начинать спустя некоторое время после пролета одного — двух вальдшнепов Для меня, по крайней мере, со времени прилета вальдшнепов — пролет второго вальдшнепа всегда служит сигналом к выходу.
Самая песня глухаря, как известно, состоит из двух частей: щелканья, которое может быть передано (весьма условно и только приблизительно) слогами «те-ке» с ударением на втором, — и щебетанья, в которое переходит все учащающееся щелканье; щебетанье (продолжающееся всего 3-4 секунды), по моему, совершенно непередаваемо и тем менее изобразимо письменно; когда его слушаешь вблизи, то в нем слышится и «стрекотанье», и «точенье», и «хрюканье», и еще более подозрительные и неприличные звуки. Недаром Куприн об этих звуках говорит: «Никогда в жизни, ни раньше, ни впоследствии, не слыхал я ничего более странного, загадочного и волнующего, чем эти металлические, жесткие звуки. В них чувствуется что-то допотопное, что-то принадлежащее давно исчезнувшим формациям, когда птицы и звери чудовищного вида перекликались страшными голосами в таинственных первобытных лесах». (Куприн, «На глухарей»).
Поэтому я воздержусь от передачи этих звуков, а порекомендую молодым охотникам попросить более опытных товарищей хотя бы приблизительно передать только ритм этой песни.
Итак, дождавшись пролета одного — двух вальдшнепов, охотник, тихо и осторожно ступая, двигается по направлению токовища, время от времени останавливаясь на минуту и прислушиваясь. В тихую погоду в глубокой тишине раннего утра,
Сознательно не датирую точно ни начала токов вообще, ни начала песни глухаря, т. к они зависят от многих условий- географической широты места, начала наступления весны в данный год, погоды и т. п. По снегу игра начинается поздно, иногда на самом восходе, чем ближе к лету, тем игра начинается все раньше и раньше и в разгар токов первая песня слышится еще в густой темноте, когда еще все почти обитатели леса спят, когда слышишь даже шум крови в ушах, — песню глухаря, особенно конец щебетанья, можно услыхать довольно далеко, но, к сожалению, все же на таком расстоянии, на котором и глухарь может расслышать неосторожный треск или шум (шагов на 200-300). Позднее утром слушать мешают посторонние звуки: пенье проснувшихся пташек, из которых иные заканчивают свою песню трелью, очень похожей на отдаленное стрекотанье глухаря; случается принять за него журчанье ручейка, смешанное с иными звуками пробуждающейся природы; однажды я долго не мог расслышать игры из-за поминутного рявканья диких козлов, перекликавшихся шагах в 50 от меня. Одним словом, научиться во время «услышать» глухариную песню не только среди голосов леса, но и в полной тишине ночи, -дело не особенно легкое и требующее опыта и хорошего слуха.
Иногда, начиная подход к току, после предварительного подслуха вечером, охотник бывает в недоумении: по его расчетам, глухари должны давно уже петь, идет он по направлению к тому месту, где с вечера сел глухарь, и уже близко к нему, а песни не слышно. Это может произойти от того, что сел-то тут глухарь молодой, который или вообще не будет играть, или заиграет позже, и неумело и вяло, и охотника к себе не пустит; в таком случае лучше его тихонько обойти и обследовать другие места посадки глухарей. Мне случилось однажды попасть в такое положение: с вечера я насчитал вокруг себя шесть посадок; вышел осторожно уже в полной темноте с тока, так же вернулся с ночлега, бесшумно пробрался на то же место, но на заре не услыхал ни одного звука песни; только отойдя шагов на сто от места подслуха и пройдя несколько пунктов посадки глухарей, я услыхал одного поющего глухаря, которого и взял. Обходя снова ток на восходе солнца теми же местами, что и в утреннем полумраке, я согнал несколько штук молодежи, молча сидевшей на своим местах и лишь изредка издававшей звуки, похожие на звуки рвоты.
Услыхав песню, охотник может двигаться к токовику. Тут не следует ни торопиться, ни действовать необдуманно. Прежде всего до и во время подхода следует проверять, чисто ли ведет свою игру глухарь, не устраивает ли он подвохов; а подвох может заключаться в том, что, участив щелканье, в самый тот момент, когда оно должно перейти в щебетанье, глухарь замолкает, и разиня — торопливый охотник, уже напрягшийся для прыжка, силясь от него удержаться, валится в болото, ломая сучья и тонкий ледок и вознося проклятья не в меру умному токовику, который уже шумит своими могучими крыльями; в лучшем случае хитрость приводит к тому, что охотнику, удержавшемуся от шума, придется некоторое время посидеть или постоять в неудобной позе до боли во всем теле, слушая, как глухарь изредка лишь пощелкивает: «теке», «тек», пока снова не заведет песни.
Попадаются еще иногда глухари, очевидно, старые и пуганые, которые очень недолго играют на одном месте, а поминутно, без всяких видимых причин, перелетают с одного дерева на другое и могут измучить охотника до того, что ему остается только плюнуть и искать другого: только начнешь подход, наметив удобный путь, а уж глухарь сорвался со своего дерева и иногда через голову охотника летит на новое и, только успев усесться, сразу начинает песню, чтоб через 2-3 минуты снова переменить место.
Вяло играющих глухарей может оживить прилет и клохтанье глухарки, а иногда удается сделать это (говорят) и охотнику с помощью удачного подражания глухариной песне (обухом ножа по стволу ружья).
В промежутки между песнями глухарь и видит, и слышит очень хорошо, а, по словам Брема, видит он и во время песни (Брем приводит авторитетное мнение наблюдателя Вурма о состоянии глухаря на току: «все наблюдения и опыты говорят за то, что даже при самом горячем скирканьи глухарь прекрасно видит, нормально чувствует и владеет всеми своими движениями. Он потому только кажется слепым во время токования на дереве (в меньшей степени во время токования на земле), что при этом вытягивает, обыкновенно, голову вверх и часто задергивает глаза мигательными перепонками. Причины глухоты… заключаются в том, что глухарь во время скирканья (щебетания) очень сильно напрягается…, это напряжение вызывает застой крови в голове, вроде того, какой бывает у человека, закашлявшегося или играющего на трубе. На задней стенке слухового прохода у глухаря свешвается большая набухающая складка. Когда она наполняется кровью, то временно закупоривает слуховой проход; одновременно спереди перед слуховым отверстием продвигается костный отросток, занимающий его. Тот же механизм вступает в действие, и та же глухота наступает, когда глухарь шипит, глядя на лающую под ним собаку или когда бьется с соперником. Как только глухарь закрыл клюв, он снова слышит чрезвычайно тонко». Брем. Жизнь животных. Том VII .) , и потому подход должен начаться тогда, когда охотник наметил себе путь с таким расчетом, чтобы все время при подходе иметь какие-нибудь прикрытия, хотя бы кустик травы или тонкий ствол дерева, за которыми можно было бы стоять или присаживаться на моменты перерыва песни. Только при густой темноте мощно идти, не прикрываясь.
Скакать порывисто и быстро громадными прыжками совершенно нет надобности, и следует это делать только для перепрыгивания больших открытых пространств; под прикрытиям, когда к тому же охотник уверен, что глухарь его не слышит, можно по хорошему грунту идти и не под песню.
Вообще же правильнее поступать так: при начале щелканья наметить ближайшее прикрытие, к которому можно бы встать вплотную, и с момента, когда участившееся щелканье переходит в щебетанье, сделать шага три, стараясь ими покрыть все расстояние до прикрытия, с тем, чтобы в момент остановки услыхать конец щебетанья. Когда птица близко, то в какой бы позе, в каком бы месте ни застало охотника окончание песни, к моменту молчания и во время щелканья птицы охотник должен быть недвижим, так как неподвижные предметы меньше внушают подозрений, а движение замечается, даже когда на движущийся предмет не смотришь. Особенно нужно охотнику прятать от глухаря свои глаза, живой блеск которых птица различает очень быстро.
Если охотнику удалось разглядеть глухаря издалека, что возможно при благоприятных условиях (напр., на свету или на фоне зари в редком лесу), то подход значительно облегчается.
Итак, удачно выбрав (хотя бы и извилистый, и далекий, но с прикрытиями) путь, охотник подходит к токовику. Остается разглядеть его и стрелять. И первое, и второе имеет свои трудности. Не всегда, даже стоя в 10-15 шагах от токующего глухаря, легко его разглядеть, руководствуясь только песней; благодаря ли особенностям самого звука, или потому, что во время песни глухарь в движении и ходит по суку и поворачивается вокруг себя, -только иногда бывает очень трудно определить направление песни, настолько трудно, что не знаешь: на дереве глухарь или на земле. Звуки песни кажутся несущимися то с одной стороны, то с другой, то сверху, то снизу; то тише, то громче; изменение силы звука особенно заметно тогда, если глухарь играет на полу, так как в этом случае он все время ходит, напыщенный и важный, постоянно поворачиваясь и закрывая от охотника свою голову высоко поднятым хвостом или скрываясь за кустами и деревьями; правда, токуя на полу, он иногда взлетает над землей, хлопая крыльями, и, снова опустившись на пол, бежит, захлебываясь песней; в таких случаях хлопанье крыльев облегчает охотнику нахождение птицы; но, с другой стороны, ему следует быть осторожным и иметь хорошее прикрытие, ибо, меняя все время место, глухарь может зайти с такой стороны, с которой легко оглядит его. Мне не стыдно перед опытными охотниками признаться, что мне случилось однажды в темноте густой не вырубленной кулиссы ( Нерубленная полоса леса, шириной обычно 25 саж., смежная с полосами вырубок той же ширины) после долгих минут недоумений ударить в пень, провинившийся передо мной разве лишь тем, что попал он мне на глаза в тот момент, когда напряженный взор мой затуманился, и перед ним пошли круги, так что все предметы начали двигаться. Так как после выстрела песня замолкла надолго, то я пошел поднимать убитого глухаря; однако, при первом же движении с сосны в 10 шагах от меня сорвался настоящий певец, а заряд оказался в старом пне.
Знаю старого охотника, который ударил по желне, не во время зашевелившейся в густой траве как раз по направлению песни.
Кроме досады и личной обиды да повода для шуток товарищей такие случаи никаких последствий не имеют, а вот один случай в моей практике дал мне много горьких минут и испортил охоту. Подойдя под песню к густой ели, на которой играл глухарь, я начал тщательно изучать ее, стоя против зари, но птицы обнаружить не мог и начал обходится ель кругом (было еще очень темно), в момент, когда я стоял на открытом месте, глухарь сорвался с дерева и почти тотчас же, опустившись на пол, на то место, где я только что перед тем стоял, запел без перерывов. Боясь, что певца разглядит меня на фоне побелевшего неба, я напряг свое зрение и, различив шевелящееся серое пятно в направлении песни, под песню выстрелил; раздалось хлопанье крыльев, и все смолкло. Но когда я с удовлетворением подошел, чтобы поднять убитую птицу, на земле нашел убитую наповал глухарку и полное отсутствие следов глухаря. Это несчастье так на меня подействовало, что я, проклиная случай, прикрыл сухими листьями под кочкой свою добычу и тотчас же ушел с тока, а, придя на стоянку, немедленно уехал домой.
Чтобы максимально обеспечить возможность разглядеть во время птицу, следует: во-первых, подходить по возможности по направлению к заре, чтобы на фоне неба отчетливо вырисовался силуэт птицы; во-вторых, не торопиться стрелять наудачу, а попытать прежде обход дерева или отход от него и тщательно исследовать не только деревья, но и землю. Качание веток, на которых все время движется возбужденная птица, помогает определить ее положение в густых деревьях, и не раз выстрел, посланный в гущу дерева в место, теоретически определенное лишь по качанию веток, давал хороший результат.
При осмотре деревьев не следует пренебрегать ни одним хвойным деревом (на лиственных деревьях глухарей во время игры я почти не видал) даже маленьким: бывают случаи, когда упорно ищешь птицу — и не находишь — на крупной присадистой сосне и неожиданно находишь ее на низенькой тонкой сосенке, которая лишь чудом удерживает на себе грузную птицу.
Охотник, случайно ставший под самым деревом, на котором играет глухарь (а это по ошибке делают, и чисто), иногда может об этом узнать по гостинцу, посланному птицей, желудок которой во время игры, так же, как и все остальные части организма, приходит в возбужденное состояние и становится очень деятельным.
Стреляя, нужно помнить, что глухарь очень крепок на рану. Поэтому лучшие выстрелы будут на расстоянии во всяком случае не свыше 50 шагов в голову или в бок по крылу, тогда как выстрел в зоб или зад сплошь и рядом только калечит птицу, не отдавая еще ее в руки охотнику. Если охотник неудачно подошел и не может наверняка бить, лучше отойти под песню на другое более удобное место.
В моей практике был случай, когда я при высоко стоящем солнце подошел на 15 шагов к сосне, на которой играл глухарь, и, налюбовавшись на красивую птицу и прослушав десяток песен, ударил ее, надеясь на близкое расстояние, без достаточно точного прицела, в грудь; каково же было мое изумление, когда глухарь сорвался и стрелой полетел вдоль покоса. Только мое твердое убеждение в невозможности промаха заставило меня сейчас же броситься вслед за скрывшийся из глаз птицей, и в 150 шагах от места выстрела я нашел ее уже бездыханной.
Наблюдения опытных охотников говорят, что раненый глухарь обычно летит низом, выбирает открытые места и садится на землю, тогда как нетронутый поднимается выше и садится затем обязательно на дерево; насторожившись, сидит молча и только в редких случаях в это же утро возобновляет игру.
Стрелять следует всегда под песню, то есть во время щебетанья, так же, как и вообще издавать всякие звуки, вроде щелканья курками, кашля (в шапку), вплоть до громкого разговора по душам с конкурентом охотником, одновременно с вами подходящим к одному и тому же глухарю. Бывают случаи, что чистые промахи под песню при грубых ошибках в определении цели, — вроде выстрела в пень, когда глухарь сидит над головой охотника, или выстрела в густую ветвь выше или ниже действительного глухаря, — не только не гонят глухаря, но и не прекращают его песни. А винтовочных выстрелов под песню глухарь может, мне кажется, выдержать столько, сколько у охотника найдется патронов, лишь бы выстрелы не задевали птицу. Однажды, приехав на ток с одним лишь Теллем (кал. 32-20), я подошел совсем еще затемно под громадную сосну в кромке кулиссы. Глухарь играл на северной стороне этой сосны, сидя на толстом суку у самого ствола. Виден был лишь на фоне неба один хвост и то при условии, если смотреть, — прислонившись к сосне, — снизу вверх; никакие обходы сосны не дали мне лучших результатов. Так вот по этому глухарю я отвесил пять выстрелов из винтовки, наводя предварительно мушку на зарю, а затем осторожно подводя ее под хвост к туловищу птицы уж, так сказать, «наизусть», причем после каждого выстрела я аккуратно прятался за сосну и под песню перезаряжал винтовку; все пули шли, очевидно, по сучьям, которыми снизу было защищено все тело глухаря, кроме хвоста; пенье не прекращалось, и только после шестого выстрела глухарь, не окончив песни, полетел, уронив мне на память самое большое перо своего хвоста, отрезанное у основания.
Итак, охотник убил первого в зарю глухаря; если перед выстрелом он услыхал песню другого, играющего неподалеку, то ему следует позаботиться о том, чтобы выстрелом по одному не испугать соседа, и в таком случае, приняв меры против промаха или только ранения, он должен стрелять первого глухаря под песню второго и после падения убитого весь шум по его подъему и уборке производить также под песню второго глухаря. Тогда он получает возможность подходить к нему сейчас же. Нужно заметить все же, что близкое соседство друг к другу играющих глухарей не выгодно охотнику, так как при подходе к одному легко подшуметь другого, и много нужно осторожности и ловкости, чтобы этого избежать; еще хуже дело обстоит, когда глухари и разгар тока сгруживаются так, как я уже говорил выше (10-15 штук в груде): здесь убить хотя бы одного очень мудрено, так как песни отдельных глухарей не слышно, и всегда найдется хоть один, молчащий в момент подхода и прислушивающийся, который заслышит шум и начнет хрюкать подозрительно, а затем слетит и шумом слета заставит и остальных постепенно прекратить игру и прислушаться.
Если позволяет ток, — по количеству глухарей и по условиям подхода, — а также уменье охотника, то за одну зарю последний может убить до 4-х штук, а на больших токах при удаче и больше, так как в хорошую погоду и в разгар токов игра продолжается иногда до 9-ти часов (вообще же глухари в период прилета на ток глухарок остаются с ними часов до 12-ти ), но мне кажется, что, не говоря уже о необходимости экономить эту дичь, становящуюся все малочисленнее и малочисленнее, и по другим причинам следовало бы воздержаться от уничтожения количества большего, чем два глухаря в зорю. Прежде всего полезно для размножения продлить период тока, а, во-вторых, — охотничьих переживаний, откровенно говоря, дает совершенно достаточно и один глухарь; кроме того, наконец, приходится думать и о способе доставки до дому убитых глухарей, из которых каждый весит не менее 10-12 и выше, до 15 фунтов; уже два-три глухаря при пешем сообщении с домом заставляют призадуматься. К сожалению, в настоящее время тока обычно зачищаются к концу сезона начисто, и остаются лишь те глухари, которые начинают играть с обманом, с перелетами, или уходят в такие места, в которых обычно им совершенно несвойственно заниматься токованием.
Оплодотворение самок глухарь производит на полу, топча их так же, как это делает домашний петух. Нужно ли говорить о том, что рассказы о «токовой смоле» или «слюне» которую оставляет на полу самец, а самки подбирают и тем оплодотворяются, — вздор, идущий в разрез с элементами физиологии птицы.
Еще хуже отвратительное разгильдяйство тех несознательных охотников, которые на току бьют маток, доверчиво подпускающих к себе охотника на выстрел, как бы не веря в то, что он способен весной бить будущую мать 6-8 детей, уже носящую внутри себя зародыши некоторых из этих детей.
Скажу еще несколько слов о влиянии погоды на ток. Откровенно говоря, строгой закономерности этого влияния я подметить не мог, несмотря на утверждения Брема, что глухарь очень чуток к перемене погоды. Мне случалась бивать глухарей под песню во время легкого снега, в мелкий дождь, в сильный туман после теплого дождя, в сильнейший ветер, который очень облегчил мне подход, заглушая мои шаги и случайно удачно донеся да моего уха песню двух глухарей, которые и были взяты оба при ярком блеске солнца. По-видимому, все же сильный дождь, метель и сильный холод поздней весной, особенно, если они грозят протянуться надолго, — мешают игре. Во всяком случае мой совет охотникам: никогда не отменять выхода на охоту, — если этот выход накануне охоты, — из-за погоды. Весенняя погода — что женщина: сегодня хмурится — завтра дарит лаской.
Охотиться на току самое лучшее одному; на малых токах или на токах, где глухари играют близко один от другого, охота вдвоем и невозможна; на больших токах с редким расположением певцов можно охотиться вдвоем (лучше не больше) и с обязательным точным распределением участков, чтобы не было подхода к одному глухарю двух охотников.
