Непременным атрибутом любой таежной экспедиции является костер. «… Костер — это аккумулятор бодрости, энергии и активной деятельности», — как заметил участник и руководитель многочисленных экспериментов по выживанию В.Г. Волович. А еще костер — это тепло и свет, сухая одежда, горячая пища, кипяченая вода, защита от гнуса. Огонь, обязательно разводимый ежевечерне, разом создает вокруг себя атмосферу комфорта и уюта.
Действительно, отдых у костра не сравнится с холодной ночевкой. В сырую промозглую погоду костер из категории комфорта разом превращается в средство первой необходимости. Невозможность разведения огня ставит путешественников в очень трудное положение. В аварийной же ситуации устройство костра подчас может стать вопросом жизни или смерти. Поэтому еще до выхода на маршрут нужно позаботиться о том, чтобы не было проблем, по крайней мере, с добыванием огня.
Практика показала, что для разведения костра в походных условиях наиболее удобны и надежны спички, а не газовые или бензиновые зажигалки. Впрочем, последние тоже можно взять с собой, но использовать их как запасное, вспомогательное средство.
Лучше всего использовать спички с укрупненной серной головкой — так называемые «охотничьи». В отличие от обычных спичек они способны гореть на сильном ветру и во время дождя, да и горят они значительно дольше. Чтобы обеспечить защиту спичек от влаги, их окунают в расплавленный стеарин.
Спички для ежедневного использования можно хранить в нескольких, вложенных друг в друга полиэтиленовых пакетах, горловина которых скручивается плотным жгутом и завязывается. Уложенные в полиэтилен, они могут отсыреть от перепада температур, поэтому их надо либо оставить в коробке, либо хорошенько завернуть в бумагу.
Спички и терку от коробки можно также хранить в какой-либо герметичной таре — в футляре от фотопленки, заткнутой пробкой латунной гильзе, в нескольких резиновых воздушных шариках, горлышко каждого из которых крепко перевязано веревкой. При этом, чтобы защитить спички от конденсата, их обязательно нужно обернуть бумагой.
Кроме того, совершенно необходимо иметь аварийный запас спичек. И лучше не один большой, а несколько маленьких. Для создания аварийного запаса спички наглухо запаиваются в полоску полиэтилена — каждая в отдельную ячейку, а затем укладываются в водонепроницаемую, желательно пластиковую упаковку с плотно закрывающейся крышкой, которая для большей герметизации заливается стеарином. Такой аварийный запас должен быть у каждого члена экспедиции.
Все эти предосторожности не чрезмерны — в воспоминаниях многих таежников нередко встречаются весьма драматические эпизоды, связанные с попытками добыть огонь.
Так, Ю.П. Пармузин — географ-исследователь, выпускник географического факультета МГУ, проработавший не один десяток лет в сибирских экспедициях, описал случай из своей практики, когда промокшие спички едва не стоили жизни ему и троим его товарищам.
Дело было в дальневосточной тайге, в августе. Небольшой отряд -географ Пармузин, топограф Вершинин, двое рабочих Грязное и Ма-тюков и проводник Соловьев — отправился на базу геодезической партии. Несколько километров тяжелой дороги по болоту утомили людей, и, дойдя до берега реки Огоджи, они устроили привал. По реке до базы было всего 17 километров, но проводник почему-то делал большой крюк, обходя долину Огоджи. Хотя никто, за исключением проводника, этих мест не знал, но одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять, что спускаться по реке гораздо выгоднее, чем тащиться по бесконечным таежным болотам. Соблазн был слишком велик, и, несмотря на протесты проводника, было решено отправить его с оленями в обход, а самим построить пару небольших плотов — саликов и спокойно сплавиться по реке.
Сомнения стали закрадываться еще когда строили плоты — пошел дождь, вскоре превратившийся в ливень, и обмелевшая за лето река моментально вздулась. Однако отказываться от своего плана не стали.
Плавание было недолгим и весьма неудачным — несколько раз плоты налетали на камни, управлять ими в разбушевавшейся реке становилось все труднее, люди неоднократно оказывались в ледяной воде. Войдя в ущелье, река стала гораздо глубже, течение усилилось, впереди показался водопад. Один из плотов успел пристать к берегу, другой же разбило о камни. Пармузин и Матюков чудом выбрались из воды, при этом Матюков сильно поранил ногу. О дальнейшем плавании не могло быть и речи.
Пришлось идти берегом. Дождь не прекращался, усилился ветер, люди совершенно продрогли. Нередко путь преграждали скалы, и toi да приходилось искать перекат, чтобы перебраться на другой берег. Но и на самых мелких перекатах вода была выше колен. Вскоре переходить реку вброд стало невозможно. Нужно было продираться сквозь заросли пойменного леса, взбираться на сопку и идти верхом. Склон сопки оказался завален курумами — плащом каменных плит. Лишайники, покрывающие гранитные глыбы, под дождем превратились в скользкую слизь, и идти было невероятно трудно. «До вершины сопки добрались совсем обессиленные. Но здесь еще холоднее — нельзя ни сесть, ни остановиться. Тучи, цепляясь за верхушки лиственниц, как бы играли вперегонки. Насыщенные водой и холодом, они то быстро взмывали вверх, то падали на вершину сопки, пытаясь проникнуть в ущелье. Такие тучи бывают перед снежным бураном. Они несли холод и еще больше омрачали и без того пасмурное настроение. Молча передвигались мы, растопырив руки, с трудом отрывая ноги, путающиеся в сети багульника. Вместе с дождем сыпались пожелтевшие хвоинки лиственницы.
Постепенно затих шум Огоджи. Ориентиров не было: их съели тучи, закрывшие все высокие сопки. Нужно было посмотреть на компас, но он висел на поясе в футляре, а так не хотелось сгибать руку, чтобы достать его: опять мокрая рубаха прилипнет. Компас в конце концов пришлось достать и убедиться, что мы слишком далеко уклонились вправо. Через несколько времени Вершинину показалось, что мы опять уклоняемся, и я, стуча зубами, опять полез за компасом, и опять пришлось поворачивать. Чувство времени и пространства стерлось. Казалось, что мы идем бесконечно. Главной заботой у всех было сохранить постоянное положение корпуса, чтобы рубаха не прилипала к телу. Это был случай, когда совсем не хотелось, чтобы своя рубашка была ближе к телу. Начался спуск в какую-то долину. Оказалось, речка Курба — приток Огоджи.
В сухую погоду эту маленькую речонку можно перейти в любом месте. Теперь же она разлилась и так разбушевалась, что близко подойти было страшно. К счастью, подошли мы к ней недалеко от устья, где она в погоне за врезом Огоджи довольно сильно углубила русло и имела высокие берега.
Стали делать мост. Нашли высокую ель и свалили через поток. Но у ели была густая крона, и, как только хвоя коснулась воды, дерево было подхвачено и отнесено в сторону. После долгих поисков нашли высокую, но с редкой кроной лиственницу, свалив ее, перебрались на противоположную сторону. Смеркалось. В глазах появилась зеленовато-серая муть, обезличившая все предметы и расстояния…
Дикое ущелье казалось совсем мрачным от спустившихся сумерек и туч, уже полностью закрывших даже низкие вершины сопок и стремившихся соединиться с волнами реки.
«Дальше идти нельзя. Надо ночевать», — решительно заявил Грязное.
Я попробовал протестовать, так как не представлял себе ночевку в полузамерзшем состоянии под холодным дождем. Но и идти в темноте по такой долине было невозможно.
Тут же Вершинин начал рубить сухую лиственницу на костер. Место для ночлега выбрали под густой пихтой, почти не пропускавшей дождь. Когда сучья для костра были уже разложены, выяснилось, что поджигать их нечем. Заветная коробка спичек была мокра.
Наслушавшись рассказов о таежных драмах из-за отсутствия спичек и твердо усвоив, что в тайге самый важный предмет — спички, я всегда берег в полевой сумке коробку спичек, завернутую в бересту.
Конечно, я сразу вспомнил об этом коробке и, преодолевая дрожь от холода, стал открывать сумку, предвкушая, как сейчас весело затрещит огонь, разольется тепло под пихтовой крышей и можно будет хоть немного оттаять, отдохнуть от утомительного дня.
Наконец сумка открыта.
Вода!
Коробка вместе с берестой плавала приблизительно в средней части сумки, но еще полностью не промокла. Лихорадочно чиркая негнущимися пальцами спички, стараясь найти хотя бы миллиметр сухой поверхности терки, мы по очереди вырывали друг у друга коробку. Одна за другой отлетали головки спичек, а терка превращалась в отрепья. Испытанный способ сушки спичек в волосах ничего не давал: везде мокро, как в самой Огодже.
Придется добывать огонь по способу австралийцев.
Срубили сухую лиственницу, вырубили два куска и начали тереть их один о другой до онемения пальцев. Дерево становилось горячим, но загораться и не собиралось.
Вместе с моросящим дождем начала срываться крупа. Ветер, смешиваясь с ревом реки, сквозняком свистел в ущелье. Темно — хоть глаз выколи.
«Видимо, австралийцы не из лиственницы огонь добывали», -констатировал Вершинин.
«Давай рубить деревья, иначе окоченеем», — предлагает Грязное.
Топор переходил из рук в руки. Ожидающие топор продолжали тереть лиственничные куски, «сушили» спички и нет-нет да чиркали, чтобы убедиться, что испорчена еще одна спичка. Уже всем было ясно, что эти спички зажечься не могут, и все же продолжали их чиркать о давно уже стертую терку, надеясь на чудо. Но чуда не произошло. Надежды отлетели вместе с последней спичечной головкой.
Одно спасение — рубить деревья. Но тело все сильнее сковывала смертельная усталость. Овладевало безразличие ко всему, кроме холода. Окоченевшие пальцы не гнутся, топор, делая неверные удары, того и смотри вырвется из рук. Конечно, за время рубки не успевали согреться. Совершенная тьма. Даже силуэтов сопок и деревьев не видно. Ревела Огоджа. Сыпался мелкий дождь пополам с крупой. Порывы ветра старались добить еще живой организм.
Ожидая своей очереди рубить, я стоял, опершись плечом о ствол ели, стараясь хоть немного спрятаться за ним от ветра, и уже не чувствовал своего тела…
Я открываю глаза. Ничего не вижу. Кромешная тьма, но слышу, как ревет Огоджа, скрежеща валунами. Лежу навзничь. Лицо сечет крупа. Меня толкают все трое, трут лицо, руки, грудь.
Обнаружив, что пропускаю очередь греться топором и не отзываюсь на зов, товарищи в полной темноте нащупали меня и после значительных усилий вернули жизнь окоченевшему телу.
Комментарии