Лесником мне так и не удалось поговорить, не удалось сказать ему даже самое простое: «Здравствуй, Мишка!» Во-первых, инициатива встречи принадлежала ему, а не мне, и я, честно говоря, здорово тогда растерялся. А во-вторых, угрюмый, суровый зверь никак не походил на того покладистого Мишку, которому запросто можно было сказать: «Здравствуй».
Вот почему я очень обрадовался, когда услышал позади нашей деревушки отчаянный лай Шарика.
Шарика я считал отвратной собакой. Нельзя было никогда знать, на что способен этот пес в любую следующую минуту. Шарик был злым, подобострастным, он умел огрызаться и в то же время, прижав уши и припав животом к земле, выпрашивать у тебя угощение. Если в угощении ему почему-либо отказывали, то Шарик тут же принимался за грабежи и воровал у нас все, что можно было украсть.
Но этот пес был норой и полезен. Он верно стерег телушек, первым подавал голос, когда к нашей деревушке кто-то подходил, и, конечно, помогал своему хозяину в лесу на охоте. Если Шарик поднимал громкий лай на берегу ручья, за изгородью, то Василий тут же хватал ружье и несся за деревню, хорошо зная, что «кобель орет на выдру». Выдру ловко избавляли от не вполне доброкачественного но летнему времени меха, шкурку растягивали на правилке, а Шарик получал за это разбойное браконьерство кусок хлеба.
В то утро Шарик захрипел сразу за выпасом, недалеко от деревушки, и Василий точно определил:
— На медведя кобель орет.
Лай собаки слышался долго. Шарик с ревом шел вдоль выпаса, спустился в низину, к озеру, и отстал от зверя лишь в еловом острове.
В это время над тайгой каждый день висели по-осеннему нудные дожди. Дожди приносил южный ветер. Ветер рвался под крышу, в окна и через разошедшиеся от времени рамы, через щели в стеклах задувал по ночам мою коптилку. Но непогода и помогала мне — в такие дождливые дни я мог точнее определить свежесть следа: старые следы быстро замывались, а новые ярче горели на лесных тропах.
Дождавшись, когда Шарик вернется, я накинул плащ, пошел в лес и почти тут же около малинника за деревушкой отыскал свежие следы медведя.
Медведь вышел из леса в малинник, долго бродил среди кустов, обсасывал ягоды, но собака спугнула его, и он ушел вдоль озера в еловый остров.
Уходил от собаки медведь не спеша. Он, видимо, хорошо знал эти места и не побрел через чащину, а точно свернул с поляны на лесную тропу. По всему выходило, что зверь бывал здесь не раз и. может быть, где-то совсем недалеко жил, бродил каждый день и отдыхал на мягкой еловой перине. Сегодня он немного увлекся, забрел слишком далеко, подошел к самой деревне и теперь вынужден был отступать.
Мне была хорошо известна охотничья страсть, страсть охотника. Я мог часами выслеживать зверя, ждать его на тропе. Эта страсть имела конечный, реальный результат — ведь охотник шел в лес за добычей. За добычей носился в лес и Шарик, за добычей ходил по таежным тронам и Василий. Но что заставляет теперь меня идти следом за медведем? Добывать его я не собирался. Я не собирался даже фотографировать его, но все-таки шел туда, куда совсем недавно направился зверь.
Дождь прекратился, последние густые полосы дождя задержались на еловых ветвях и, казалось, ждали только меня. Под каждой еловой лапой я опасливо озирался и почтительно пригибался, чтобы не стряхнуть на себя оставшийся на ветвях дождь. Ноги на подъемах и спусках обрывали мелкий мох елового леса. Мох скользил под моими сапогами по песку, но гальке, но камням и корням деревьев, ноги то и дело срывались с этих камней и корней. Идти было тяжело.
Во встречах с Лесником я достаточно приучил животное к себе и, наверное, вызвал с его стороны любопытство. Я не был тогда излишне навязчивым, а потому расписаться в абсолютном добродушии зверя пока не мог; может быть, Лесник как-то оценил мою уважительность, мою нерешительность, осторожность и даже робость, а потому не тронул меня. Другое дело, прийти незваным гостем и попробовать навязать знакомство.
Наверное, это желание разыскать медведя, увидеть его, встретить и посмотреть смело ему в глаза, а потом мирно разойтись и вело меня в новом пути по тайге.
Конечно, стронутого собакой зверя мне не догнать. И я даже не думал о том, что именно сегодня могу увидеть медведя. Мне необходимо было начала все узнать, отыскать его тропы, место кормежки, может быть. даже его летнюю постель-лежку и только потом искать встречи.
Теперь каждый вечер в деревне меня дожидались карта и чистые страницы дневника. На карте каждый вечер я отмечал свой путь вокруг предлагаемого владения медведя, отмечал и его следы. После этих путешествий в моем дневнике остались не очень подробные, но достаточно точные записи.
