Чулок и башмаков у меня совсем не было, а вместо них я соорудил себе – не знаю, как и назвать – нечто вроде полусапог.
Д. ДЕФО. Робинзон Крузо.
Очередной конверт Робинзону содержал следующее :«Твоя обувь пришла в полную негодность, подумай и найди способы защиты ног от холода, сырости и повреждений при ходьбе. Не надейся на услужливые штормы, прибивающие к берегу корабли, на боргу которых сундуки с разным добром».
Под рукой не было ни корабля, ни моря – я заехал в варварски вырубленную березовую рощу: там и сям валялись неприбранные стволы высоко срубленных деревьев и груды веток. Земля, что ли, окрестному колхозу понадобилась или леспромхоз дрова заготовлял – не знаю, но зрелище исковерканной природы было печальным. Увы, немало таких «исправлений» пейзажа встретилось за десять дней велопутешествия.
О частых свиданиях с кострищами, черными плешинами, испещрившими леса, я уже говорил. Почему бы вообще не запретить разведение костров в пригородных лесах, как это сделали, например, в Германской Демократической Республике? Почему бы это не приравнять к браконьерству? Почему разрешено жечь бессловесную природу?
Как нарочно погода начала портиться, появились серые тучки, которые к полудню слились в неприглядное белесое однообразие. Я присел на пенечек и снял с себя «пришедшую в негодность» обувь.
У горожан на ступнях нет ороговевшего слоя кожи, предохраняющего ноги босоногих жителей знойных стран. Конечно, можно и европейцу научиться ходить босиком и тоже приобрести ороговевший слой кожи, но для этого требуется не один день и даже не месяц. Что касается меня, то уже первые шаги по лесной подстилке заставили кривиться от боли. И сучки, и шишки, и хвоя – все, на что приходилось наступать, казалось очень острым. Надо было срочно придумать аварийную обувь.
Чем же защитить босые ноги, будучи в лесу?
Поначалу вспомнил заслуженные в веках лапти. Как утверждают старики, имевшие сомнительное удовольствие носить эту лыковую обувь, лапти надежно предохраняли ноги в сухую погоду и мороз, но в дождь походили на решето, процеживающее месиво дорожной грязи. Сам я в лаптях на босу ногу месяца два шлепал в тыловом госпитале, некогда помещавшемся в Ивановской области, где еще были живы мастера лапотники.
Итак, лапти? Надрать лыка и плести, не зная, с чего начать и чем кончить? Я сразу отказался от этой затеи – надо было придумать что-то попроще. Выручила универсальная береста. Та самая, из которой предки изготовляли хозяйственные поделки, и на которой в случае нужды писали письма. Та береста, из которой дошлые автолюбители могут сделать прокладку карбюратора и еще бог знает что. Поиск подходящего ствола, к счастью, был недолгим. Требуемая береза была наполовину сломана и, что самое главное, надрублена топором. А рядом – наспех сложенная поленница сухостоя, очевидно, приготовленная на дрова. Поэтому я без колебания приступил к скальпированию уже загубленной березы. Процедура несложная. Вначале сделал вертикальный надрез коры (верхнего слоя бересты), затем концом ножа постепенно отслоил ее от нижнего слоя, от заболони. Естественно, лист бересты стремился свернуться в трубку, так сказать, хотел принять исходную форму, поэтому пришлось поторопиться, чтобы береста не подсохла. Прооперировав обреченную на вырубку березу, я обрел подобие сандалет и прикрепил их как мог к уже изрядно натерпевшимся пяткам. Теперь можно было идти бодрым шагом, изредка подтягивая лыковые лямки «античных» шлепанцев.
Нахмурившиеся небеса не замедлили пролить на землю энное количество пресной воды. Временами казалось, что я попал в лягушачий питомник, так много лягушек выпрыгивало из-под ног. Хлорвиниловый плащик надежно защищал тело, а влага, стекавшая по нему, даже была приятна ногам, шлепавшим по лужам в берестяных обертках. Туристы знают, какие неприятности в походе сулит занудный дождь, когда все окружающее подергивается серой пеленой, когда появление солнца начинает казаться несбыточной мечтой, когда мокрая обувь… Словом, что хорошо для сельского хозяйства и вообще растительности, то подчас плохо для человека, пробирающегося сквозь мокрый лес с навьюченным велосипедом, когда случайно задетая ветка окатывает холодным душем. Однако некоторая предусмотрительность может свести неудобства к минимуму.
Уже шла речь, что со мной путешествует плотная полиэтиленовая пленка, которую я обычно подвешиваю над брезентовым гамаком на случай дождя и от докучливой мошкары. По сторонам этого прозрачного полога прикреплены посредством клея и ниток тоненькие кольца для бечевок, которыми можно натянуть полог в любом положении. Над гамаком – это двускатная крыша, на дневном биваке – односкатная, под которой ставлю велосипед, развожу самоварчик, обедаю, слушаю радио или просто пережидаю дождь.
Поскольку до вечера было часов пять-шесть, а дождь не унимался, пришлось искать местечко для вынужденного привала. Такое вскоре объявилось в группе сосен, выросших среди старого березняка. Здесь я и бросил якорь.
Расположение деревьев было таково, что пленка-полог, растянутая по углам на все четыре стороны, образовала навес, под которым оказалось почти четыре квадратных метра, защищенных от дождя. Походная стряпня – дело привычное и при некотором навыке не отнимает много времени, а сидя под навесом на раскладном стульчике, можно поразмышлять и над другими вариантами аварийной обуви.
Топориком или ножом можно вытесать дощечки для сандалет вместо берестяных. Если у Робинзона есть ружье или ловчая снасть, можно заполучить шкуру животного и сделать сыромятные мокасины на манер индейских. Выскобленная сырая недубленая кожа навертывается на ноги, высыхая, она приобретает форму ступни.
На этом месте размышлений я заметил, что капли дождя падали неравномерно, как будто кто-то бросал их пригоршнями. Когда очередная пригоршня пробарабанила по пленке, я увидел скакавшую по ветвям сосны рыженькую белочку. Трудно сказать, что вынудило зверька покинуть сухое гнездо. Может, ее возмутило поведение человека, расположившегося в ее владениях, может быть, раздражал дымок из трубы самовара, а может, попросту одолевало любопытство.
У меня оставалось несколько ржаных сухарей, и я решил поделиться ими с белочкой. Просверлив концом ножа дырку в сухаре, выбрался из-под полога и насадил сухарь на сучок соседнего дерева. Прошло около получаса. Белка не показывалась. Но вот из-за ствола, на котором была приманка, появился пушистый хвостик, потом усатая мордочка. Белка спускалась по стволу головой вниз, небольшими кругами. Добравшись до сухаря, она дернула его в сторону, потом в другую и, наконец, догадавшись, сняла с сучка и умчалась. Больше я ее не видел.
…Не запретить ли охоту на белок возле больших городов? Неужели для пушного промысла не хватит таежных просторов Зауралья и Сибири? Жизнерадостное беличье племя – не только украшение. Сколько ребятишек толпится в зоопарке у беличьих клеток. Сколько здесь добрых улыбок…
Весь день меня сильно знобит, хотя, насколько мне известно, в здешних местах не бывает холодных дождей.
Д. ДЕФО. Робинзон Крузо.
День седьмой я встретил на этом же месте, в кругу оранжевых сосен, как бы греющих даже в пасмурные дни. Под гамаком было сухо. Обычно после сильнейшей грозы в лесу можно найти сухие сучья для растопки, что вовсе нереально после долгого бисерного дождя, когда сырость пропитывает все и вся. Отсыревают соль, сахар, сухари и спички, обувь и носки.
После сырого дня, проведенного в берестяных шлепанцах, обуть сапоги с портянками было истинным наслаждением. Из другой обуви я обычно беру в поход кожаные ботинки с «тракторной» подошвой, они куда удобнее кед с быстро промокающим верхом.
Позавтракав и пообедав чем бог послал, а точнее тем, что было запасено в сумках, я свернул прозрачную крышу и двинулся дальше. Очередной конверт с надписью «Вскрыть среди ночи», очевидно, не содержал ничего приятного.
Весь путь, в конце которого я облюбовал место для ночлега среди на редкость толстенных елей, был усеян грибами. Жаркое предстояло роскошное, не говоря о супе с белыми крепышами.
Дождь больше не моросил, но влажность воздуха, вероятно, была наивысшей из тех, что сообщают в сводках погоды. Однако воды для супа, для промывки набранных грибов и вечернего чаепития из влажного воздуха не получишь.
Поблизости, в овражке, заросшем непролазными кустами лещины, открытой воды не просматривалось, но я знал по опыту, что после суточного дождя почва должна еще держать воду, не успевшую уйти в низлежащие слои грунта. Копать ямку «индейского колодца», разумеется, начал в самом низу овражка, и уже на глубине 20–25 см ямка стала наполняться мутной жижей. Вычерпал раз, два, три, и вода стала совсем прозрачная. Спешить было некуда, и я продолжал вычерпывать воду, пока на дне кружки не осталось ни малейшего осадка. Теперь можно было приступить к стряпне.
В этот вечер я особенно тщательно готовился к ночлегу, ведь на конверте стояло «Вскрыть среди нони». Поэтому запасся топливом для самоварчика, сходил за водой в индейский колодец, протер и смазал велосипед, а на пятачке бивака убрал с земли сучья валежника.
Давно замечено, что чем сильнее человек подвержен тяге к перемене мест, тем крепче его сон и тем быстрее он засыпает на новом месте. Может поэтому, часто разъезжая в служебные командировки, я не мучился бессонницей ни в поездах, ни в гостиницах. А ведь приходилось видеть мучения приверженцев оседлого образа жизни, для которых ночлег на новом месте, на новой кровати был сущей пыткой две, а то и три ночи, пока не наступала адаптация к новой среде.
Пока я прикидывал, что делать с конвертом, который надо было вскрыть среди ночи, незаметно стемнело. Я не вожу с собой будильника. Можно, конечно, настроить себя на ежечасное просыпание, но тогда сон превращается в дремотное забытье и организм почти не отдыхает. Поэты говорят: «на землю опустились крылья ночи», «ночь накинула свое покрывало»… Стемнело, и я подумал: чего ради ломать сон? Спустился с гамака на землю, достал карманный фонарик и, вскрыв конверт, прочел следующее: «Покинуть бивак, собрать вещи и отойти на расстояние получаса хода. На новом месте устроить ночлег. Дать ответ по движению в темноте».
Откровенно говоря, я ждал иного задания, которое не обязывало бы среди непроглядной темноты бросать насиженное место. Но задание есть задание…
Когда имеешь дело с привычными вещами, осязание начинает играть ту же роль, что и зрение. Поэтому сборы на новое место не встретили никаких затруднений. Гамак был свернут и запакован вместе с постельными принадлежностями на багажнике. Самоварчик с уже остывшей за вечер водой проследовал на свое место, в карман перекидной сумки, пристроенной сбоку багажника.
Можно было двигаться. Кругом темень, даже клочок неба, просматриваемый между зубчатыми вершинами елей, казался каплей молока, растворяющейся в чернильном непроглядье. Но одно дело сборы на ощупь, другое – движение по лесу, где можно наткнуться на дерево, споткнуться о кочку, пень, оступиться в рытвине.
В лесу самое главное – это уберечь глаза и лицо от острых сучьев. Для этого опытные грибники надвигают козырьки фуражек и шляп до бровей. Люди, носящие очки, могут пренебречь этой предосторожностью, но все же лучше пониже надвинуть головной убор. Я очков не ношу, только читаю в них, поэтому положился на козырек фуражки и левую руку, вытянутую навстречу возможным препятствиям. Правая вела велосипед.
Уже через несколько шагов я наткнулся на небольшую елку. Затем по голове прошлась еловая лапа, едва не сбившая фуражку. Потом уперся в гладкий ствол, на ощупь вроде береза… Ох, как много было этих «затем» на получасовом пути. Я дважды падал, споткнувшись о пни или валежник, пребольно поранил кисть левой руки об острый, как гвоздь, сучок старой елки, несколько раз вытаскивал из спиц велосипеда застрявшие там ветки… Словом, это был путь мучений упрямца, идущего напролом.
Я спугнул какую-то птицу, может быть тетерева, видел чьи-то быстро вспыхнувшие и тут же скрывшиеся желтоватые глаза. Несколько раз встречал зеленовато-жемчужные светящиеся точечки букашек-светлячков, но каждый раз они гасли, как только я нагибался с ним с протянутой рукой. Мне кажется, что если зоологи что-то знают о поведении животных, а орнитологи о поведении пернатых, то знания энтомологов с поведении насекомых еще очень и очень поверхностны. Например, появление жучка «златки пожарищ» будто пре дупреждает о приближающемся огне: якобы эти жучки чувствуют тепло за 100 км. Каково? Сто километров! Через поля и леса, через солидную выпуклость земного шара, вопреки дождям и ветрам. Есть чему удивляться.
Получасовое движение по лесу на ощупь закончилось в сыром осиннике что я выяснил с помощью фонарика вырвав из темноты то место, где предстояло провести остаток ночи. До этого пользование фонариком, само собой разумеется, было не дозволено. На устройство нового ночлега, как я полагал это «табу» тоже распространялось. Пришлось погрузиться в темноту которая после вспышки фонарика стала совсем непроглядной.
Я вовсе не сетую: одиночное путешествие, с заранее предусмотренными товарищем трудностями и почти без контактов с людьми (не считая случайных встреч), помогло глубже почувствовать присутствие древних инстинктов в самом себе, лучше понять себя. Должен признаться, что из всех заданий, содержавшихся в конвертах, этот ночной марш вслепую оказался самым трудным и интересным. Интересным в понятии спортсмена, добивающегося рекорда для себя, а не для публики.
Устройство ночлега в полной темноте – занятие нелегкое. Прежде всего надо было найти (нащупать!) два таких рядом стоящих дерева, чтобы расстояние между ними не превышало длины лямок гамака. Разыскивая деревья, я отошел на несколько шагов от велосипеда и… потерял его! Только потоптавшись в радиусе пяти-шести шагов минут двадцать и решив уже сесть и ждать рассвета, я споткнулся о заднее колесо…
Теперь я не выпускал руля, пока не нащупал двух осин подходящей толщины и на расстоянии вполне достаточном для натяжки лямок. Вначале я забрался в гамак как был, в одежде и сапогах, но устыдился своей слабости и стал устраиваться, как обычно, с комфортом. Да и глаза стали кое-что различать Как-никак, а летом ночи короткие. Зато утром я был вознагражден зрелищем которое не каждому дано: под колесами велосипеда суетился и фыркал здоровенный еж. Его прельстили запахи из багажных перекидных сумок и он хотел дотянуться до них, уморительно вставая на задние лапки. Я неосторожно пошевелился, и гость тут же нырнул под сень большого папоротника.
Приготовил себе лекарство: табачную настойку и ром.
Д. ДЕФО. Робинзон Крузо.
Восьмой день начался удачно. Погода явно пошла на ведро. Солнце быстро высушило промокшую природу, и настроение сразу поднялось. Выбравшись из осинника, я поехал по проселочной дороге, пересекавшей большущее кукурузное поле.
Посещение населенных пунктов не входило в мои планы – исключением был заезд на окраину одной деревеньки за чистой колодезной водой и для приобретения в сельмаге черного хлеба.
Однако пришла пора вскрыть очередной конверт.
Читаю: «Вообрази, что возникла острая необходимость в лекарствах и перевязочных материалах, отсутствующих в рюкзаке. Искренне хочу, чтобы этого не случилось, но представь, что ты растянул связку ноги, чем-то ожегся, что укусила змея… Поделись знаниями в использовании лекарственных растений, которые в трудную минуту хоть как-то заменили бы фармацевтическую продукцию».
Задание пришло, что называется, вовремя: при выполнении ночного марша я пребольно ранил тыльную сторону кисти руки. Ранка воспалилась и давала о себе знать даже при слабом сжатии пальцев. Я еще утром смазал ее иодом, но это почти не помогло. Поскольку ранение причинил невидимый в темноте острый сучок, торчавший на высоте груди, то у меня не было большого беспокойства – тревожиться надо при ранениях о предметы, находящиеся в земле: там микроорганизмы, вызывающие столбняк и множество других неприятностей.
Подорожник! Трудно представить человека, обитающего в умеренном поясе, который хоть бы раз не прикладывал его к ссадине, болячке или потертости. Недавно приходилось читать, что отечественные фармакологи всерьез заинтересовались неказистым сорнячком, селящимся у дорог и тропинок, рядом с жильем. Они выяснили, что подорожник поистине универсальное лечебное средство: экстракт из листьев ускоряет заживление воспаленных ран, снижает кровяное давление и даже обладает снотворным действием. Оказывается, он полезен и при язвенной болезни желудка, и при повышенной кислотности, гастритах, коклюше, бронхите и даже туберкулезе.
В лесу подорожника не встретишь, поэтому я запасся им еще в деревушке, где купил буханку хлеба. Вымыв колодезной водой пыльные листья, привязал их к ранке и вскоре почувствовал облегчение. Разумеется, менять листья пришлось несколько раз, но к вечеру ранка выглядела по-иному, а через день от нее осталась лишь корочка.
Я, кажется, увлекся подорожником, забыв о других подручных целебных травах и перевязочном материале. Перечислять все, значит, пытаться объять необъятное: многотомные описания целебных растений. Поэтому остановлюсь лишь на том, что врезалось в память, на том, когда можно ограничиться приемом лекарственных растений в первозданном виде. Например, черника – общеизвестное средство при поносах Кору крушины пускают в ход в противоположных случаях. Малина – потогонное, противопростудное средство. При воспалительных процессах во рту и гортани рекомендуют заварки (отвары) из коры дуба, ольхи или осины. Пустырник (довольно крупное растение, селящееся у обочины дорог или на пустырях) по силе действия превосходит всем известную валериану.
Вместо бинтов можно без опаски воспользоваться тонкой, свежесрезанной корой липы, молодых елочек, пихт, кедров или сосенок. А свежее хвойное корье не только стерильно, но и бактерицидно. Многим известно и лекарственное действие сосновой живицы – смолистого сока. Хорошо промытый болотный или лесной мох может заменить вату.
Каждый из нас накапливает какие-то сведения, чаще знахарские, которыми охотно делится с ближними. Право, помогает же! Вот еще некоторые сведения.
При ожогах лучше всего обратиться к другой крайности – к холоду. Зимой на больное место следует положить горсть снега, а летом надо поливать еще не вздувшийся волдырь холодной водой. Потом, если нет никакой мази, к больному месту неплохо приложить свежую кору лиственного дерева, лубом, к коже. Наклейка из кусочка смолистой сосновой коры или ели останавливает небольшие кровотечения Повторяю, кора должна быть только что срезана, и к той ее части, которая прильнет к ранке, нельзя прикасаться руками. Говорят, что помогают биологически активные вещества лубяного слоя.
Если укусила змея, а сыворотки нет, постарайтесь выдавить из ранки побольше крови, немного надрезав ранку прокаленным на спичке концом ножа. Потом советуют прижечь ранку горящим угольком или густым раствором марганцовки. Отсасывать яд ртом небезопасно – на слизистой оболочке губ или десен могут быть крошечные царапины, а ведь чем ближе к мозгу попадает яд, тем хуже. Да, чуть не забыл,– в старых руководствах рекомендовали накладывать жгут на укушенную руку или ногу. Теперь считают, что жгут вреден.
А от укуса пчелы или осы есть прямо-таки чудодейственное средство: выдернув жало, обильно смочите ранку белым соком одуванчика.
Про то, как делать повязки или лубки, распространяться не буду…
