Обострение продовольственной проблемы заставляет искать пути и возможности, чтобы включать в оборот веществ и энергии как брошенные, так и новые угодья, в том числе прибрежные пространства внутренних водоемов, до этого не используемые. Эти территории после ухода бобра два столетия тому назад постепенно уменьшили свою естественную продуктивность. Коренные изменения, как количественные, так и качественные, претерпели пресноводные ресурсы. Все это вместе взятое нанесло большой ущерб продуктивности охотничьих угодий. В последние десятилетия проводятся обширные мероприятия по осушению сельскохозяйственных земель и лесов. Организуются большие животноводческие фермы, строятся гидроэлектростанции, сельские центры и города, индустриализуется земледелие.
Эти мероприятия вносят коренные изменения в окружающую среду и вызывают новые проблемы.
Если неглубокие канавы для осушения лесных переувлажненных земель отводят в основном поверхностные воды, то крупные работы по осушению сельскохозяйственных угодий, связанные с углублением и выпрямлением рек, пусть даже небольших, существенно изменяют режим их течения, понижают уровень грунтовых вод и площадь зеркала озер. На серьезность и сложность этой проблемы в условиях Латвийской ССР (а также других районов) указывает П. Залитис (1983, с. 12): «Ни в одном районе уменьшение стока уже не может компенсироваться запасами существующих водохранилищ». Из этого следует, что в скором будущем недостаток воды в связи с неравномерным распределением стока во времени не только может стать сложнейшей хозяйственной проблемой, но и повлечет за собой ряд других, таких, как недостаток питьевой и технической воды в связи с прогрессирующим высыханием водоемов и увеличением степени их загрязнения, обеднение растительности и животного мира, исчезновение излюбленных мест отдыха, рыбалки, купанья и т. д.
Несоблюдение законов использования природных водных богатств неоднократно вызывало тяжелые последствия. Для устранения их разработано множество проектов, в основном с целью возобновления ресурсов воды. Разумеется, одновременно предусматривается решение ряда побочных проблем. Так, только для Кулдигского района (площадь — 2,5 тыс. км2, т. е. 4% территории республики), по материалам Латгипроводхоза, сохранение и возобновление 27 искусственных водохранилищ с общим объемом воды 1,35 млн. м3 будет стоить 655 тыс. руб., т. е. около 50 коп. за кубометр, или 262 руб. на 1 км2 территории. При этом будет сохранено 538 м3/км2 воды, что соответствует слою толщиной в полмиллиметра.
Разумеется, это может иметь некоторое рекреационное значение, создать условия для нереста рыб и гнездования водоплавающей птицы, однако предусмотренные сооружения будут препятствовать миграции лососевых рыб. В свою очередь, по нашим полевым исследованиям, проведенным в 1979 г. в Кулдиг-ском лесничестве, на территории 100 км2 бобрами накоплено свыше 0,5 млн. м3 воды, что соответствует водному слою толщиной в 5 мм, т. е. в 10 раз больше, чем может дать району осуществление проекта восстановления брошенных мельничных прудов.
Другая группа накопителей водных масс — крупные водохранилища, гидроэлектростанции, ныне образующие целые каскады на основных реках Евразии и других континентов, — имеет весьма противоречивое экологическое и хозяйственное значение. В создании таких водохранилищ С. Л. Вендров и К. Н. Дьяконов (1976) видят пример глубокого вмешательства человека в природные процессы, сравнимого с геологической катастрофой, внезапной трансгрессией, ибо изменения прилегающей суши происходят очень, быстро. Р. Сталбов (Stalbovs, 1974) пишет, что неправильное землепользование и непродуманное строительство гидротехнических сооружений изменяют русло реки так динамично, что интенсивность береговой эрозии многократно превосходит влияние нормальных геологических факторов.
Эрозия почв не стихийная беда, а следствие неправильного использования земель. В течение последнего столетия ускоренной антропогенной эрозией уничтожено 24% сельскохозяйственных земель. Водохранилища помогают решать проблемы энергетики, орошения, транспорта, водоснабжения крупных предприятий и городов, улучшения рыбного хозяйства, создают предпосылки для организации массового отдыха. Однако кроме предусмотренных создаются и побочные, вовсе нежелательные изменения окружающей среды. Некоторые из них сказываются многие годы и даже десятилетия, а иногда становятся непоправимыми.
Об этом нас предупреждал уже Ф. Энгельс (1961, т. 20, с. 495—496): «Не будем, однако, слишком обольщаться нашими победами над природой, за каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение первых». В нашем случае это неблагоприятные условия для нереста рыб, затопление и подтопление земель, просадка и разрушение берегов, заболачивание и засоление почв, новые черты в метеорологическом режиме и т. д.
Отличительным признаком крупного искусственного водохранилища является возможность регулирования расхода воды из водохранилища и его уровневого режима. От озер искусственные водохранилища в основном отличаются большой амплитудой колебаний уровня, в свою очередь повлекшей за собой ряд вышеупомянутых последствий. По характеру водообмена водохранилища занимают промежуточное положение между реками и озерами. Отрицательным последствием С. Л. Вендров и К. Н. Дьяконов (1976, с. 42) считают полную ликвидацию паводков, вызывающую резкое снижение сельскохозяйственного потенциала поймы, потерю нерестилищ рыб и участков нагула молоди, отсутствие периодического оздоровления и очистки больших территорий. Ликвидация естественного паводкового режима снижает также скорость обмена подземных вод. Ясно, что вышеупомянутые отрицательные явления как на мелких, так и на крупных водохранилищах несвойственны бобровым прудам.
Ориентировочный объем потенциальных водных масс, который бобры могли бы, достигнув плотности, равной плотности их в Кулдигском лесничестве в 1979 г., накопить на всей территории Латвийской ССР, составляет 320 млн. м3, что в 2 раза превосходит количество воды в Кегумском водохранилище, причем далеко не вся вода водохранилища используется на благо среды и народного хозяйства, например ее глубинные мертвые слои.
Для подтверждения сказанного о потенциальных возможностях деятельности бобров в природе, задерживающих в своих прудах талые и ливневые воды, приводим сообщение Дж. Э. Грассе (Grasse, 1951), который пишет, что в бобровом пруде из штата Вайоминг (США) площадью в 10 га объем накопленной воды превышал 0,3 млн. м3. Такой объем воды, задержанный единственной бобровой плотиной, — внушительное, но редкое явление, однако не более эффективное с точки зрения стабилизации речного течения и сохранения воды, чем водохранилища многих бобровых плотин, расположенных на водоразделах бассейнов. Отношения бобра к осушительной гидромелиорации анализирует И. Ф. Ма-нешин (1973а, с. 103). Он подчеркивает очень высокую пластичность бобра, приспособившегося к современным условиям, и пишет, что всестороннее исследование биологии бобра в современных условиях имеет большое значение для разработки основ повышения продуктивности охотничьих угодий и наиболее полного использования природных ресурсов.
Мелиорация для этого животного, по словам автора, не является только отрицательным фактором. Новый водоем и, прежде всего, кустарниковая растительность побуждают животных заселять мелиорируемые угодья и оставаться там после мелиорации, а все остальные условия, в том числе и фактор беспокойства (но не прямого преследования), имеют для бобра второстепенное значение (Манешин, 19736, с. 28). Следовательно, мелиоративные работы, которые ныне охватывают обширные переувлажненные пространства и продолжают расширяться, существенно увеличивают биологическую емкость территории для бобров. Причем некачественная очистка осушенных угодий от кустарников является фактором-аттрактантом, и бобры охотно такие угодья заселяют.
Что касается осушенных лесов, которым свойственна древесно-кустарниковая растительность, то лучше и легче не допускать их заселения, чем вылавливать бобров из подходящих для них мест.
С. С. Шварц (1976, с. 181, 182) выдвигает следующие критерии полноценного биоценоза:
1) продукция (биомасса) всех основных звеньев трофических цепей высокая;
2) высокому уровню продукции соответствует высокая продуктивность, где произведение «продуктивность Х биомасса» стремится Y, максимуму;
3) поддержание биоценоза в состоянии динамического равновесия обеспечивает состояние гомеостаза неживых составляющих биогеоценоза, в том числе и гидрологического режима территории;
4) обмен веществ и энергии протекает с большой скоростью;
5) высшая степень продуктивности и стабильности экосистемы сопровождается высшей «резервной активностью» — способностью к быстрой перестройке структуры сообщества и к быстрым эволюционным преобразованиям популяций доминирующих видов.
«Если биогеоценоз удовлетворяет перечисленным требованиям, есть все основания считать его хорошим, независимо от того, развивается ли он в естественной или урбанизированной среде. Отсюда следует, что перспективная задача глобальной экологии заключается в разработке мероприятий, способствующих развитию хороших биогеоценозов в условиях антропогенного ландшафта» (Шварц, 1976, с. 182).
Нет сомнения, что такими биогеоценозами являются места обитания бобров, все больше заселяющих угодья с существенным антропогенным влиянием. Присутствие там бобра — вида-эдификатора — снова включает в поток энергии не только бывшие бобровые угодья, но и новые, созданные человеком. Деятельность бобра обогащает их и увеличивает продуктивность, исправляя при этом некоторые ошибки технической политики.
Анализируя экологические (одновременно и экономические) результаты интенсификации сельского хозяйства, В. Невядомский (Niewiadomski, 1980) отмечает, что в целом результаты водной мелиорации оцениваются положительно, однако существуют примеры негативных последствий. С теоретической точки зрения ряд видов агромелиорации кажутся высокоэффективными, но эти мероприятия требуют большого расхода труда, энергии и капитала, что в сумме подрывает их экономическую обоснованность. Несмотря на бесспорную пользу минеральных удобрений, в результате их применения в водосборном бассейне происходит неконтролируемое передвижение ионов, не использованных растениями. Установлено, что наиболее опасной является нитратно-фосфатная эвтрофикация почвы и вод.
Содержание таких примесей в питьевой воде в количестве выше 20 мг/л считается вредным для человеческого здоровья (Niewiadomski, 1980, р. 15, 16). По его мнению, очень важна проблема навозной жижи, вызывающей крайне нежелательную эвтрофикацию открытых водоемов, так же как минеральные удобрения. Это, в свою очередь, угрожает заражением среды в крупном масштабе и требует разработки эффективных систем правильного использования отходов животноводческих ферм. Весомым источником повышенной интоксикации, по мнению В. Невядомского, является применение пестицидов, около 80% которых экологически не нейтральны и представляют для людей и животных гораздо большую опасность, нежели удобрения. Меры по оздоровлению среды требуют огромных средств и пока еще малоэффективны. Вследствие этого, по В. Жамину (1975), через 25—30 лет биосфера может оказаться непригодной для жизнедеятельности человека. (До истечения намеченного срока осталось не более 15—20 лет, а отношения к навозному хозяйству и применению минеральных удобрений пока качественно не изменились. — М. Б.).