Долина становилась все уже. Слева, у самого берега реки, высились отвесные скалы и сопки, покрытые лесом. Километров через пять возделанные поля внезапно кончились, и мы вступили в преддверие тайги. Дорога сделалась извилистой и грязной. Солнце проглядывало лишь по временам. Воздух был неподвижный и влажный, пропитанный испарениями гнилого дерева и листвы. Все чаще стали попадаться огромные, в полтора-два обхвата, деревья исключительно лиственных пород. Нас охватило какое-то новое сложное чувство. Это было ощущение своей беспомощности и ничтожности перед величием тайги и вместе с тем восхищение перед ее многообразной красотой…
Вскоре мы подошли к Сучану. Здесь нас поразил хаос переплетенных деревьев и корней, наваленных на берегах прошлогодним грандиозным наводнением. Снова поиски брода. Один суется выше, другой — ниже. Возвращаемся, советуемся. Я бегаю с аппаратом вокруг завалов. Наконец один храбрец пускается вброд, причитая над острыми камнями и холодной водой. За ним — остальные. Перебравшись на правый берег, мы через час вышли на открытое место.
Это была узкая долина, очищенная от леса и засеянная чумизой (род проса).
Там и сям из зелени выглядывали крытые травой крыши корейских фанз. Дико, пустынно, немного жутко. Мелькнула мысль, что мы попали к хунхузам — китайским разбойникам… Но вот начинают попадаться корейцы, а ближе к фанзам — кучи засаленных ребятишек, вид которых успокаивающе действует на нас. Изредка в лесу раздаются выстрелы: кто-то охотится за «пантами». Панты — молодые рога изюбря; китайцы их варят особым способом и продают как целебное средство, возвращающее молодость.
Рядом с дорогой стояла мельница. Внутри, ее лошадь с завязанными глазами уныло ходила вокруг жернова. Жернов представлял собой каменный цилиндр, двигавшийся по другому камню. Корейская женщина, равнодушная к нашему появлению, сметала ободранную чумизу в корзину. Оказалось, что это не мельница, а крупорушка. Солнце уже готовилось скрыться за сопки, поэтому мы здесь долго не задерживались.
Дальше по дороге мы замечаем столб и на нем надпись, гласящую, что отсюда до деревни Еловки — 50 километров. Это расстояние нам предстояло пройти по тайге.
В конце долины у границы открытого места, видны были дом русского типа и надворные постройки. Это был хутор того самого Макарова, у которого мы сегодня обедали в деревне Молчановке. Вошли во двор. Все заперто. Решили тут же, во дворе, расположиться на бивак, благо узнали, что хозяин здесь больше не живет. Когда устроились, приступили к ужину. Приходилось начинать наш «неприкосновенный» запас продуктов, который мы тащили более 70 километров на себе, так как все попытки купить у корейцев и китайцев, картофеля или чумизы оканчивались ничем. «Наша ничего нету, вода усе неси есть прошлый года», — говорили они в ответ. (Все, запасы унесены прошлогодним наводнением).
Василий Иванович первый вскрывает свою коробку и в ужасе находит вместо краковской колбасы кусок серо-коричневой подозрительной массы. Половина сухарей заплесневела. Мы долго нюхаем колбасу и единогласно решаем отдать ее Дружку.
Василий Иванович злится и обвиняет в порче колбасы меня, так как я не позволил ему есть ее раньше. Я резонно отвечаю, что, во-первых, это — неприкосновенный запас, а во-вторых, надо было лучше уложить колбасу, а не класть ее вместе с сухарями без бумаги. Со страхом лезу в котомку и извлекаю свой запас. Колбаса хотя и заплесневела, но не пахнет. Часа два копчу колбасу в дыму костра и вешаю на столб: пусть завтра провялится на солнце.
На следующий день мы встаем довольно поздно, так как предполагаем выступить после полудня. Пристреляли винтовку и начинаем заниматься подготовкой к переходу через перевал. Кто чинит одежду, кто сушит продукты, один отправился на охоту за воронами, другой ловить форель, а я брожу в поисках сюжета для аппарата.
Надо перейти Сучан, вернее, один из его притоков. Мочить ботинки не хочется, — дай, попробую сделать мостик из камней! С трудом притаскиваю большой камень, бросаю его в воду; камень благополучно катится по дну, влекомый течением. Со вторым — такая же история, с третьим — тоже. Случайно подвернувшийся Николай Павлович помогает мне притащить кусок дерева, и через пять минут мостик готов.
Сквозь таежный бурелом
Перебираюсь на другую сторону и вхожу в тайгу. Осторожно делаю несколько шагов и проваливаюсь выше пояса в яму среди бурелома, нанесенного наводнением. Выбрался и тотчас же застрял в густом колючем кустарнике. Приходится обходить заросли вдоль берега маленькой протоки. Шагов через пятьдесят снова плюхаюсь, на этот раз в воду. Такой способ передвижения наводит на грустные размышления: что же с нами будет, если мы в пути собьемся с тропы и пойдем целиной? Ведь это же могила!..
С грехом пополам добираюсь до второй, большой, протоки, делаю два снимка и сравнительно благополучно, провалившись лишь раз, возвращаюсь на бивак. Надо перезарядить кассеты. Для этого решил воспользоваться погребом, обнаруженным нами накануне. Мы идем туда с женой. Спускаюсь и, оглядевшись, нахожу старую, проросшую картошку. Большая часть ее сгнила, но на хороший обед набрать можно. Перезарядив кассеты, набрали сколько могли картошки и кормовой свеклы. Понесли. Встречаем Василия Ивановича, тоже с картошкой — накопал на заброшенных грядках. Подходим к биваку, а навстречу нам китаец. Испугались, попрятали картошку в траву, почувствовав себя набедокурившими ребятишками. Однако, видимо, китаец сам нас испугался и повернул обратно.
Итак, сегодня праздник — мы можем есть досыта: Василий Дмитриевич наловил рыбы, мы принесли картошки, а Николай Павлович вместо обещанной вороны убил кулика — этакую пигалицу, чуть побольше воробья. После обеда делали учет и распределение имеющихся продуктов, что заняло время до вечера.
Вечером решили послать делегацию к тем корейцам, которые привезли наши вещи: не удастся ли нам и назавтра достать лошадь? Представителем выбрали Николая Павловича как знакомого с корейцами, а «ассистентами» — меня с женой. Надели сетки от мошки, которая уже начинала давать о себе знать. На всякий случай Николай Павлович захватил ружье и спирт во фляге. Для чего он взял спирт, выяснилось лишь впоследствии.
В русле высохшей
протоки делаем
маленькую остановку…
Пришли. Корейцы ужинают в фанзе, а кругом «кадят» дымокуры. Поздоровались и сели на завалинке. Помолчали для приличия минут десять. Затем Николай Павлович принялся понемногу выспрашивать хозяев ломаным языком (тоже, очевидно, из приличия):
— А как ваша думай, лошака с телегой далеко ходи могу?
Оказалось, недалеко, километров пять. А вьючные лошади могут пройти километров 15-20, при чем каждая лошадь может нести не больше 32 кило, так как дорога прескверная. Еще помолчали. Затем Николай Павлович предложил корейцу быть нашим проводником и предоставить нам лошадей. После продолжительного раздумья тот начал соглашаться, впрочем, довольно неохотно; запросил он 15 рублей, при условии начала похода в 7 часов утра и окончания в час дня. Мы даем 12 рублей. Кореец не соглашается. Тогда Николай Павлович достает флягу со спиртом и дает ему понюхать. Кореец оживляется и заявляет, что никогда не пробовал спирта. Николай Павлович обещает дать спирт в конце пути, и наш будущий проводник моментально соглашается идти за 12 рублей. Возвращаемся на бивак и ложимся спать.
