В 17 часов 30 минут встали на бивак на берегу реки. Началась обычная бивачная работа. Распаковали котомки, из которых посыпались бесчисленные банки и коробки с продуктами, и взялись за палатки. Палатка сперва подвешивается на основной продольной веревке, привязываемой к двум деревьям, затем на землю настилаются ветки, на них — трава, на траву — шкуры, наконец, — одеяло и простыни. Когда постель готова, боковые стенки палатки оттягиваются веревками, по четыре с каждой стороны. Веревки привязываются к кольям, вбитым в землю. Края палатки тщательно подгибаются внутрь, чтобы не проникли комары и мошки — бич Уссурийского края. Одновременно с установкой палатки разводится костер или, если много комаров, — дымокур.
Итак, палатки готовы. Садимся пить чай и жарить яичницу. Быстро темнеет. Пора спать, но спать еще нельзя: из-за сопок надвигаются черные тучи, поблескивает молния. Надо натягивать тент; над палатками подвешивается полотнище материи, чтобы дождь не брызгал внутрь, и вокруг делается маленькая отводная канавка.
Падают первые капли. Забираемся в палатки и укладываемся. Дождь, видимо, испугался наших приготовлений и сделал отсрочку. Наши соседи смеются и спрашивают, возьмем ли мы с собой завтра канавки. Ох, и спится же после дневного перехода: кажется, только что лег, не успел и заснуть, а уж из соседней палатки — сигнал на губах: «Та-та-та-та-та!.. Вставать!..»
Мы ковыляем гуськом…
Вода холодная-жжет…
Опять начинается «отдых отпускников»: бесконечное топанье под палящими лучами солнца с тяжелой котомкой на спине. Дорога уже с утра раскалена. Солнце жжет голову, с кончика носа падает надоедливый пот; вокруг по-прежнему желтеет рожь; вдали тянутся непрерывные хребты темно-зеленых сопок. Слева линия деревьев заманчиво влечет к себе-там протекает холодный Сучан.
Мы все идем и идем… Нередко встречаются корейские фанзы, а в полях корейцы с любопытством провожают нас взглядами и снова принимаются за работу. Но нас уже не интересует окружающее. Вытянув шею (повидимому, от этого она и болит), шатаясь, мы подвигаемся вперед; время от времени подкладываем под лямки пальцы, так как плечи начинает невыносимо резать. Через каждые 40-50 минут садимся отдыхать.
В 10 часов переходим по первому и последнему (на нашем пути) мосту через реку Шанзуизу и останавливаемся купаться. Вода холоднее льда, и после купанья итти стало совсем тяжело — разморило. Отсюда мы делаем вывод: во время похода в жаркую погоду не следует пить и купаться. Мы едва плетемся.
К часу дня пришли в деревню Сергеевку, сделав с утра километров 18. В первой же избе нас сытно накормили, за что мы уплатили 2 рубля. Здесь мы написали домой открытки, так как в Сергеевке было (последнее перед тайгой) почтовое отделение.
После обеда все сразу заснули на траве. Разбудил короткий дождь. Еще с полчаса посидели, смеясь и разговаривая о предстоящих нам в тайге встречах со зверьем, и отправились дальше.
Встреченный кореец, увидав мою жену, несущую котомку, сокрушенно качает головой и восклицает:
— Аяй-ай, и бабушка (женщина) сопка ходи! Ай-ай!..
Надежда, что после обеда будет легче итти, не оправдалась: котомки показались еще тяжелее, а воздух — горячее. Четыре или пять раз перешли вброд речку Маладзу и в 16 часов 30 минут встали на бивак на высоком берегу Сучана. Край палатки свешивался над водой, хлопотливо журчавшей в камнях. Сучан стал значительно уже, чем раньше. Появилась мошкара, и мы надели сетки. Ночью несколько раз просыпались от холода. Вот беда: днем изнываем от жары, а ночами мерзнем…
Пока мы возились с утренним чаем и уборкой палаток, взошло солнце, эффектно осветив скалистую сопку на другой стороне реки, как раз против нашего бивака. Но любоваться некогда, надо идти, пока хорошая погода. И опять, как вчера, мы пошли по нудной, однообразной дороге. Снова — переходы вброд через студеные воды Сучана.
Взошло солнце,
эффектно осветив
скалистую сопку
на другой
стороне реки…
Второй переход был особенно труден. Течение и острые скользкие камни не давали возможности быстро идти, а от холодной воды ломило ноги. На этот раз способы переправы были своеобразны: Александр Александрович переполз реку на-четвереньках в самом узком месте, а жена переехала на моей спине. Василию Дмитриевичу повезло: пока он сидел на берегу, сокрушенно качая головой над растертой ногой, подвернулась корейская арба — двухколесный «экипаж». Через минуту он, как вождь в триумфальной колеснице, качался над водами реки. Эту арбу мы тотчас же заарендовали под наши котомки, отправили с ней Николая Павловича на хутор Макаровский, а сами весело зашагали налегке.
Вот и Молчановка, последняя русская деревня на границе тайги. Большинство домов — новые, хорошо сколоченные: видно, что крестьяне живут не бедно. Несмотря на это, пообедать оказалось нелегко: обошли домов восемь и нигде ничего не смогли достать, так как все взрослое население работало на сенокосе. Александр Александрович и моя жена решили попытать счастья в доме у Макарова, владельца хутора.
Приходят. Навстречу им — мальчик лет, восьми. Спрашивают:
— Папа дома?
— Нет.
— Мама дома?
— Нет.
— Кто же дома?
— Мефодий.
Думаем — наверное, работник.
— Ну, зови Мефодия.
Явился… мальчик лет двенадцати. Александр Александрович к нему:
— Купить чего-нибудь у вас можно?
— Купить нельзя, а поесть можно, — степенно отвечает парнишка.
Выпросили хлеба, каши, меда, яиц, все это съели и, расплатившись, отправились дальше. Налегке мы быстро прошли километра полтора, но… не по той дороге, по которой было нужно. Вернулись. Я и Александр Александрович, думая сократить путь, пошли напрямик. «Сократили» так, что отстали от остальных на полкилометра…
