Говорят, что на территории Алтая всего несколько кедровых мест: на Семинском перевале, в районе Телецкого озера и в окрестностях деревни Каракокша в Чойском районе. Урожай на кедровые шишки в сибирской тайге случается раз в четыре года.
В бригаде cборщиков говорят, что в тайге воровства нет, но своего человека оставляют на дежурстве в лагере каждый день.
В алтайской тайге нет лозовых кедров, по ветвям которых можно забраться на самый верх. Местные жители собирают только упавшие шишки — тушкин. Ждут ветра, или шишка падает сама, когда созреет. Осень — самое время такого урожая. Бить кедр по стволу колотушкой здесь не принято: сборщики считают, что дерево после такого обращения погибает.
Лагеря сборщиков шишек, живущих в тайге месяцами, похожи на кочевой табор: палатки, брезент, развешенные на просушку вещи, костер, столовая под открытым небом, приспособления для переработки шишек. Их собирают до первого снега и некоторое время на самом снегу: черное на белом разглядеть проще.
Мы стоим примерно в двадцати километрах от алтайской деревни Каракокши. Поблизости находится лагерь узбеков и киргизов. Местные говорят, что этих людей в тайге видят впервые. Обычно в бригадах встречаются русские, алтайцы, тубалары, причем последние утверждают, что это их исконные земли. Хотя места в тайге хватает всем, каракокшинские сборщики вынуждены через два дня искать новое место для лагеря. А перевезти «табор» — не такое простое дело. Сначала на разведку отправляют человека, который выискивает место поблизости от кедрача, да такое, чтоб оно не было разведано другими бригадами. Затем вызывают машину из деревни, грузят походный скарб и переезжают. И подобных кочевок за осень делается множество. Чем дольше люди стоят на одном месте, тем дальше приходится выносить на себе мешки с шишками.
Обычно из тайги сборщики — как мужчины, так и женщины — выносят на плечах по два мешка шишек. Распорядок у них такой. Утром плотный завтрак и чай, затем народ разбредается по тайге. У сборщиков старые, советского образца, зеленые рюкзаки, резиновые сапоги и хэбэшные перчатки, чтобы защитить руки от кедровой смолы, от которой через полчаса сбора пальцы слипаются и перестают слушаться. Ходить парами не принято: у каждого свой маршрут и свои заветные места. В нашей бригаде сборщики делятся на «низовых» и «верховых». Деление, конечно, условное. Пройдет время, и лагерь переедет в горное место, где собирать шишку можно, только забравшись в верхний уровень тайги. «Верховые», как правило, удачливее. На вершине горы больше шансов найти нетронутую шишку. Кроме того, на гриве в ветреную погоду бывает отличный шишкопад. Но не стоит забывать, что сверху мешки можно вынести только на себе. Конечно, на особо крутых или опасных участках их спускают с горы, а сборщик с рюкзаком за спиной идет за ними по склону. Пни, буреломы, кусты, ямы — все эти преграды человеку приходится преодолевать с грузом в руках. «Верховые», по сути, еще и разведчики. Когда тайга в радиусе одного-двух километров оказывается очищенной от шишек, гривы остаются единственным местом, где можно рассчитывать на успех…
КАРАКОКШИНСКИЙ ПАРАДОКС.Деревня Каракокша выросла из советского леспромхоза, построенного в 30-х годах прошлого столетия. Лес здесь рубили всегда, подсочивали деревья, собирали кедровую смолу. Валерий Чекпонаков, каракокшинский тубалар, который подвозит бригады в тайгу, рассказал, что в начале 2000-х годов представители местных общин тубаларов собрались на общий сход и предприняли попытку отстоять тайгу от повальной вырубки. С каждым годом, сказал он, орехов становится все меньше, а людей, уходящих в лес с желанием заработать, все больше. По одну сторону горы бригада собирает упавший тушкин, по другую — лесорубы валят многовековой лес.
Вечером за кружкой чая уставшие люди вспоминают разные истории. Чаще всего повторяется рассказ о том, как на обратном пути из порванного мешка высыпались все шишки. Один километр — и мешок пустой. Но из-за тяжести второго потеря обычно остается незамеченной…
В советские времена килограмм кедровых орехов стоил 50 копеек. Но кроме них, жители собирали дикоросы, охотились, а с января мужчины уходили в тайгу за смолой кедра и пихты. Сегодня в сентябре-октябре перекупщики на частных автомобилях принимают шишку прямо по дороге из тайги и платят по 250–300 рублей за мешок — цена, по справедливому замечанию, низкая. К зиме она поднимется почти вдвое, и тогда в Каракокше будет второй наплыв перекупщиков. Шишку и орех сдают, чтобы прокормиться, заплатить за перевоз груза или купить в деревне водки. А еще сборщики говорят, что основные запасы орехов уходят в Китай, а не в Россию.
Вообще в кедровом промысле задействовано множество людей — от продавца магазина до водителей. Тонна-полторы орехов — таков план-максимум почти на каждого работоспособного жителя алтайской деревни. В день человек из бригады собирает от трех до пяти-восьми мешков кедровой шишки. Если повезет, то и больше. Четыре мешка после полной переработки —
это мешок орехов весом 30–35 килограммов. Тонна кедровых орехов зимой может стоить до 150 тысяч рублей. Но в урожайный год перекупщики не торопятся в эти места, и цены на орехи будут снижаться не один раз. Люди об этом знают и просто выжидают. В нашей бригаде у каждого есть своя мечта: покупка автомобиля, сбор денег для учебы дочери (в следующем году будет поступать в мединститут) и просто для того, чтобы прожить этот год.
Шишки чистят прямо в тайге, с заходом солнца, на приспособлении, похожем на большую самодельную мясорубку. Так мололи шишку 50 лет назад, очевидно, так же будут молоть и дальше. Один человек подвешивает автомобильную лампочку, крепит ее на стволе дерева, для увеличения яркости использует кусок зеркала. Создается впечатление, что здесь, под кедром, обросшие деревенские мужики будут брить свои бороды, как в цирюльне. Провода подключают к небольшому переносному аккумулятору и с наступлением сумерек зажигают свет.
В мясорубку ссыпают шишку прямо из мешков небольшими порциями. Физическая сила и выносливость на этом этапе важнее всего. Разделения труда на мужской и женский здесь нет: ручку крутят все по очереди, как и дежурят по лагерю, готовят еду, моют посуду. Кстати, мешок шишек проворачивается за 10–15 минут.
Первый помол грубый, все содержимое мешка превращается в кашу, которую здесь называют табугой (чешуйки шишек вперемешку
с орехом). Весь процесс зависит от сноровки и степени «свежести» работника. Впрочем, отдыхать в тайге особо некогда, поэтому отдохнувшим или свежим здешнего человека никак не назовешь. Работа по очистке орехов занимает едва ли не треть всего рабочего времени. Люди пьют чай, едят, разговаривают только в перерывах. Далее следует ночной отдых, а утром снова в тайгу…
Сборщики мечтают о лифтах в сибирской тайге, чтобы безболезненно спускать вниз тяжеленные мешки, набитые шишками. Или, как минимум, об укатанных склонах вдоль дороги.
За стволом кедра с мясорубкой находится подвесная прямоугольная деревянная рама с обрешеткой, похожая на сито. К раме с четырех углов привязаны веревки, которые сходятся вверху в один узел. Со стороны устройство похоже на детскую люльку с небольшими бортами. На это сито насыпают перемолотую табугу. Никогда не думал, что так быстро и просто можно очистить орехи. Но два-три десятка плавных и быстрых покачиваний из стороны в сторону — и на кусок брезента, расстеленный под рамой, в маленькие ячейки падают почти все орехи. В люльке остается только шелуха. Ее отбрасывают в сторону, орех ссыпают снова в мешки. Первая и основанная стадия очистки закончена. Везти в деревню мешки с целыми шишками накладно и бессмысленно. Сборщикам приходится платить за транспорт каждый раз, как только они заказывают машину. Грузовой транспорт в тайге появляется редко, а на легковых автомобилях полтайги вывезти невозможно.
Все мешки с шишками и кедровый орех делятся поровну. И это правило, хотя в бригаде есть умельцы, способные за день собрать чуть ли не вдвое больше остальных. Орехи свозят в деревню и уже там, на своем дворе, опять же вручную, с помощью лопаты или вентилятора, очищают от мусора…
Тайга — это целая история. Про жизнь, про людей и их нелегкий труд. В лесу живут, работают и умирают.
Андрей Зима9 сентября 2015 в 00:00
