В середине августа начинается особая пора в жизни каждого охотника. Наступает открытие охоты на водоплавающую дичь.
Продолжительность перерыва между сезонами охоты делает это событие праздничным для человека неравнодушного к этому увлечению.
Для меня, взявшего в руки отцовскую тулку и страстно увлекшегося скитаниями по озерам и ерикам, это было третье открытие в жизни. До этого, участвуя в охотах, я, не задумываясь, полагался на опыт товарищей, шел, куда показывали, делал, что советовали. В этот раз все складывалось иначе.
В июле 1956 г. в приятной компании любителей активного отдыха на Волге познакомился с таким же, как и я, начинающим охотником. Запомнились его первые слова:
– Вообще меня зовут Шурец.
Это прозвучало буднично, но предостерегающе. Со мной, мол, не шути.
– Борис.
Ответил я несколько озадаченно: симпатичный парень назвал свою кличку. Казалось, военное детство с ватагами, прозвищами и кличками осталось там, позади, за годами студенческой жизни. Ан нет, живет в нас оно. Выяснилось, что так его звали в глаза и за глаза все знакомые, соседи и родственники. Даже его мама, милейшая Лидия Николаевна, обращаясь к сыну, говорила – Шуречик, сделай… Шуречик, скажи… Я называл его Саней. Мне было так удобнее.
Саня учился в одном из ленинградских вузов, тогда же и приобщился к охоте. Год назад вернулся в Саратов, но поохотиться в родных местах не успел. Общая увлеченность быстро сблизила нас. Решение по-ехать вместе на открытие охоты пришло само собой.
Мой сосед Михаил Русин, заядлый рыбак и охотник, узнал от своих сослуживцев- железнодорожников, работающих на уборке урожая в Ровенском районе, что там, на полях, собралось много утки. Посовещавшись, решили выдвигаться в субботу после обеда: переправой в город Энгельс, далее автобусом до села Ровное, там от элеватора на попутной машине до второй бригады. К вечеру должны добраться, утром в воскресенье – открытие.
В субботу к полудню мы с Михаилом на низком старте: объемистые рюкзаки, ружья. Прибегает запыхавшийся Саня:
– Еле вырвался из цеха, завал, сейчас ехать не могу! Ночь будем вкалывать. Думаю, к утру закончим… Зато дают понедельник…
– Мне – в понедельник с утра, – сокрушенно опустил голову Михаил.
Помолчали. Я предложил единственно возможный вариант.
– Миша, поезжай сейчас, постреляешь на утрянке. А мы с Саней завтра, глядишь, к вечерке доберемся. Саня, буду тебя ждать, постарайся пораньше.
В Ровное добрались часам к одиннадцати воскресенья, вышли к элеватору. Машины, наполненные зерном, едут одна за другой. Голосуем. «Во вторую бригаду?» «Туда… Лезьте в кузов». «Далеко это?» «Не очень. Через часок будем на месте». Пока все идет, как наметили, теперь уж точно к вечерней зорьке успеем. Скоро увидим Мишу. Наверное, озолотился на утрянке. Сейчас расскажет все в подробностях. Приехали. Открытый ток. Неподалеку вагончики. Кухня под навесом с длинным артельным столом. Повариха и помощник готовят ужин.
…Все, что происходило дальше, смахивало на дурной сон. До сих пор при воспоминании сжимается сердце.
– Здравствуйте! Вторая бригада?
– Вторая.
– А где Михаил Русин? Он должен был вчера вечером приехать.
– Никто не приезжал. А кто такой Русин?
– Русин… машинистом работает в депо.
– Не знаем такого. Мы путейцы. А подвижной состав где-то в другом месте. Мы точно не знаем, где… Может, бригадир знает.
Однако и бригадир, человек с открытым мужественным лицом положительного героя советских кинофильмов, ничего вразумительного сообщить нам не смог. Ситуация настораживала. Ну ладно, бог с ним, с Мишей. Есть ли смысл сейчас разбираться, где и в чем наша осечка? Ближе к делу.
– А где здесь озеро или речка? Мы приехали поохотиться на уток.
– Ребята, здесь, рядом, ни озер, ни прудов нет… Утки, комбайнеры говорят, иногда на жнивье прилетают.
Это был облом. Как охотиться на уток на полях, я не знал. Искать водоем, не имея транспорта, поздно. Присели, ноги сами собой подкашивались. Закурили. Помолчали. Саня, спасибо ему, не проявлял ни растерянности, ни нервозности… Его спокойный взгляд говорил: решай, что делать дальше?!
Что делать? Помнится, очень захотелось скорее прервать эту сцену крушения надежд и уйти от сочувствующих взглядов окруживших нас людей. Мы неосознанно, на автомате, взялись переодеваться в легкие парусиновые штаны и кеды, удобные для тропления по камышу и осоке в теплой августовской воде. Другой охотничьей амуниции (сапог, химкостюмов) у нас в то время еще не было. По сути, и со стороны это выглядело бессмысленно и бестолково: мы, нацепив патронташи, топтались: куда идти-то?
– Здесь есть хоть какая-нибудь вода, ручей или колужина какая?
– Есть, ручеек есть. Вот идите туда, увидите.
Ручеек, вдоль которого мы двигались, петлял, иногда скрываясь в буйной траве или обнаруживаясь ямами и рытвинами, залитыми водой. Наш «приятный» разговор внезапно оборвал характерный всплеск. Чирки поднялись с небольшого «блюдца», поросшего луговой травой.
– Ну вот и дичь увидели. Считай уже кое-что, – бодро прокомментировал мой спутник.
Дальше двигались, крадучись, в направлении цепочки колдобин, поросших яркой зеленой растительностью. И не зря. Саня сдуплетил, и – первый успех. Чирок упал на сухой склон. Остановились. Осмотрелись.
Солнце к закату. В небе оживление: то тут, то там на горизонте видны небольшие стайки уток и одиночки. Быстрее туда. Действительно блеснула вода.
Это была всего-навсего большая, метров 50-60, мелкая лужа или, точнее, небольшой разлив нашего ручья. Края грязные, открытые, ни кустика, ни травинки. Не спрятаться. Но утка налетает: как магнитом ее тянет вода. При всей неприглядности этого, с позволения сказать водоема, судьба, безусловно, дарила нам шанс. Мы лихорадочно взялись за организацию маскировки. В ход пошли разбросанные по полю клочки соломы, сухие кусточки перекати-поле. Эффект невелик, птица нас видит, облетает. В азарте стреляем по дальним. Много подранков, но деваться им некуда. Бегаем, добираем, встречаем случайно налетавших. Патроны кончались, а птица все подходила.
– Как с патронами? – поинтересовался я.
– Последние в стволах.
– Закругляемся? Сколько собрал?
– Шесть. Еще дуплет, и пошли.
У меня тоже было шесть. Это была первая в моей жизни удачная, а для Сани вообще первая утиная заря. Немного ошеломленные произошедшим, но довольные собой, мы оба делали вид, что ничего особенного в этом не видим. Постояли и не спеша зашагали к стану, который виднелся километрах в трех. По пути примечали, что может пригодиться для обустройства сидок завтра. По неопытности своей мы не сомневались, что завтра нас ждет богатая охота.
Встречавшие нас удивлялись, похваливали. Бригадир предложил подкрепиться, бригада только-только отужинала.
– Садитесь за стол. Супец еще не остыл. Вот хлебушек, соль, если надо.
Повариха заискивающе поинтересовалась:
– А эти ваши уточки вкусные?
– Очень даже вкусные!
– Ни разу не приходилось попробовать.
При такой жаре и духоте нам вряд ли удастся сохранить добытое. Впереди у нас был еще день охоты, а абсолютная уверенность в завтрашнем успехе воодушевляла нас.
Усталость и чувство полнейшего удовлетворения валили с ног. Нам показали в вагончике свободные тюфяки, набитые соломой, и я буквально провалился в небытие.
Поднялись затемно. Набив патронташи и карманы патронами, бодро зашагали к нашим колдобинам, откуда вчера поднимались утки. По пояс мокрые от росы, осторожно подкрадываемся… Тишина… Занимается заря. Подошли к нашей чудо-луже. Никого. Только разбросанные стреляные гильзы напоминают о вчерашней великолепной охоте. Смастерили сидки. Ждем.
Становится совсем светло. Птицы нет. Часа через два стало ясно, что повторения вчерашнего не будет. В небе и на горизонте одни вороны. Вдали показалось стадо. Поднялись, пошли навстречу, чтобы размяться. Поздоровались с пастухом, на всякий случай спросили, нет ли поблизости озера? Все-таки местный житель, знает точнее приезжих… И надо же случиться: прямо на нас идет утка, пуганая какая-то. Прикладываюсь, вштык у меня всегда получалось, – подобрал широконоску.
Борис Коробов5 ноября 2013 в 00:00
