В народе, как прописная истина, укоренилось мнение о том, что “цифры — упрямая вещь”, что “против цифры не попрешь”. Однако жизнь подсказывает, что относиться к ним надо весьма предвзято. Будь то цифры размера инфляции в стране, процент увеличения размера заработной платы или пенсии, роста тарифов ЖКХ и т. д.
Известный постулат “наука начинается с измерений” предоставляет непочатый край для цифрового лукавства в охотничьей отрасли. Это и цифровые показатели учетов численности охотничьих животных (ОЖ), их плотности на единицу площади, половозрастной структуры популяции, нормативов допустимого изъятия и численности ОЖ, учтенной добычи и т. д. Цифровой материал в публикациях охотничьих изданий вызывает определенный интерес. При этом возникает вопрос: кто, как и с какой целью это считал? А как это выглядит с “другой стороны”?
Анализ проводимого в публикациях цифрового материала показывает, что он включается в них и для проформы — с целью создать впечатление о глубине проработки темы, компетенции автора, об объеме проделанной работы, но не всегда соответствует выводам автора и даже может трактоваться иначе.
Примером этого является приказ МПР РФ № 138 от 30.04.2010 г. “Об утверждении нормативов допустимого изъятия охотничьих ресурсов и нормативов численности охотничьих ресурсов в охотничьих угодьях”.
Попытка анализа нормативов изъятия лося по возрастному и половому признакам предприняла Е. Горбунова (“РОГ” № 3, 2011). В статье “А может, это просто ошибка?” она попыталась доказать необоснованность рекомендуемых нормативов добычи сеголетков лося до 20% от квоты. Правда, получилось это не совсем убедительно. Она “заблудилась в трех соснах” своих арифметических расчетов. В половозрастной структуре стада лосей некоего охотхозяйства, которое она взяла для примера, почему-то не оказалось группы неполовозрелых зверей, зато половозрелых самцов оказалось 42% при колебаниях их в “образцовой” популяции в пределах от 21 до 39% (что при определении “среднего числа” Е. Горбуновой делением суммы этих показателей на 2 (?), дает всего лишь 30%). А сумма “средних чисел” — телят (20), половозрелых самок (38) и половозрелых самцов (30) — составит лишь 88, а не 100, как должно быть в “опытном” стаде.
Даже несмотря на свои теоретические познания о том, что избирательный отстрел быков лосей приводит к уменьшению доли наиболее ценных в воспроизводстве самцов, измельчанию популяции, повышению яловости и снижению плодовитости самок, деградации популяции и сокращению ее численности, Е. Горбунова почему-то решила, что 80% квоты, подлежащей добыче, составят взрослые быки. “Причем не каких-либо, а лучших, ибо каждый уважающий себя охотник-трофейщик будет стараться отстрелять индивидуум с рогами побольше”. Мечтать не вредно! Только где их взять в таком количестве? Да и добыть из надо суметь.
Далее, ссылаясь на норматив допустимого изъятия взрослых самцов лося во время гона, автор пишет, что не более 25% от квоты некоего охотничьего хозяйства составят лишь 2 быка во время гона. В другой период охоты на лося могут добываться неполовозрелые звери обоих полов, самцы (не обязательно трофейные), звери, подлежащие выбраковке, старые, травмированные, подранки от браконьеров и т. д.
Так что вывод Е. Горбуновой о том, что “через семь лет найти в лесу быка с отростками 5–6 будет не просто проблематично, а почти нереально” весьма пессимистичен, но не вполне объективен. (Можно подумать, что такие быки сейчас встречаются на каждом шагу. Посмотрите фотографии в охотничьих изданиях. Много ли на них “трофейных” лосей? В большинстве своем каждый добытый лось, независимо от пола, возраста, размера и наличия рогов, — “трофей”). Таков наглядный пример необоснованной манипуляции с цифровым материалом, необъективных выводов и, расхождения теории управления популяциями ДКЖ с практикой ведения охотничьего хозяйства.
Между тем данные, приведенные Е. Горбуновой в статье, можно использовать более убедительно. Показатели половозрастной структуры популяции лося по данным
К. П. Филонова, на которые ссылается Е. Горбунова, вызывают вопросы: где, когда, кем, каким способом, в каком количестве определялась эта структура? Какой фазе динамики численности они соответствуют, какие популяции они характеризуют? Насколько они объективны, почему в этой структуре нет группы полувзрослых зверей и т. д. ? Тем не менее даже эти данные показывают, что доля половозрелых самцов меняется в 2 раза, половозрелых самок — в 2,5 раза, а телят — в 4 раза!
Популяцию ОЖ можно представить в виде жилого многоэтажного дома, в котором количество жителей и их половозрастной состав (ПВС) меняется в течение суток, недели, месяца, года как в целом по всему дому, так и по этажам, квартирам и комнатам. При этом оно во многом отличается от данных “домовой книги” (учета прописки-выписки) у коменданта или в домоуправлении. Никакая повторная проверка-перепись не дает тех же показателей, что были получены ранее. Все течет, все изменяется! Каждая популяция-группировка отмечается в разных местах аргала соотношением половых и возрастных групп, т. к. все популяции находятся на разных фазах своего развития: одни — в расцвете, другие — в депрессии, третьи — на подъеме, четвертые затухают… Определение некой “средней” половозрастной структуры (особенно по методу Е. Горбуновой) подобно выявлению средней температуры по больнице и ничего не дает. Поэтому установление единой по всей стране процентной доли изъятия половозрастных групп (копытных животных в возрасте до 1 года — до 20% от квоты, взрослых самцов лося во время гона — не более 25% от квоты) не имеет практического смысла. Даже оптимизированный состав добычи в заданных параметрах не обязательно создает оптимальную (для кого?) структуру популяции (если она есть в природе). Ведь неизвестно, какие звери составят оставшиеся 55% добычи, как это отразится на популяции и как, помимо охоты, на популяцию в течение всего года воздействуют другие неблагоприятные факторы: браконьеры, хищники, погодные условия, сезонные перекочевки и т. д.
Ресурсы ДКЖ в стране, как и остальных видов ОЖ, используются неравномерно: в густонаселенных регионах они осваиваются усиленно, а в отдаленных и труднодоступных местах явно недоосваиваются. Становится очевидным, что единая норма допустимого изъятия в разных обстоятельствах и при разных условиях весьма абстрактна. Единых норм добычи для всех охотпользователей быть не должно, т. к. для каждого охотхозяйства они индивидуальны.
Практика ведения избирательного промысла показывает, что во всех вариантах, предусматривающих сохранение или рост поголовья, целесообразно сохранение от отстрела взрослых животных. При этом повышенная доля телят в добыче позволяет увеличить общее количество добываемых лосей и способствует оптимизации структуры популяции. Поэтому норму изъятия животных в возрасте до 1 года без разделения по половому признаку — до 20% от квоты — надо признать заниженной, и целесообразно поднять ее до 30–50%, что будет способствовать снижению промысловой нагрузки на половозрастные группы и создаст более благоприятные условия для роста поголовья ДКЖ во многих регионах страны.
Именно ссылку на малую долю (до 20% от квоты) допустимого изъятия копытных животных в возрасте до 1 года, наиболее убедительную при утверждении Е. Горбуновой, что “приказ способствует отстрелу лучших, т. е. более ценных для популяции, зверей”, — сделал М. Д. Перовский. В своей статье “Большие амбиции департамента” (“РОГ” № 6, 2011) на многочисленных примерах он показал непрофессионализм и безграмотность разработчиков этих нормативов. Спрашивается, как они появились и кто их автор? Как известно, полномочия в сфере объектов животного мира (ЖМ), отнесенных к объектам охоты, переданы в Минприроды РФ постановлением Правительства РФ № 31 от 27 января 2010 г. А уже 30 апреля 2010 г. Приказом МПР РФ № 138 утверждены “Нормативы допустимого изъятия…”. Ясно, что за столь короткий срок МПР РФ не могло самостоятельно их определить и рекомендовать, и потому воспользовалось разработками ФГУ “Центрохотконтроль” (ЦОК) своего научного подразделения. О любви специалистов ЦОК к цифровому материалу и его обработке известно давно, да они ее и не скрывают и даже гордятся ею. Правда, качество их расчетов весьма сомнительно, о чем говорят хотя бы материалы статьи “Кто хозяин охотничьих угодий России?” (“РОГ” № 4, 2010), где авторы, виртуозно жонглируя цифрами, многократно завышают ущерб, наносимый волком охотничьему хозяйству.
Что такое нормирование добычи? Это составная часть управления популяциями ОЖ. Но это требование, установка, план, которые надо выполнять в обязательном порядке, или это рекомендация того, к чему надо стремиться? И надо ли? По определению Н. Ф. Реймерса и А. В. Яблокова (1982 г. ), норма добычи — лимит изъятия особей из популяции, устанавливающий число и половозрастной состав животных с расчетом на поддержание естественной плотности и структуры популяций или их изменения до целесообразного в хозяйственном отношении уровня. Каков этот уровень, каждое хозяйство устанавливает самостоятельно, исходя из своей видовой и экономической направленности, из поставленных целей и задач.
Если есть “норма”, то необходимо ее придерживаться, выполнять. А что делать, если у охотников нет стимула, желания добывать лисицу, бобра, мелких куньих, белку, если не выполняется норма добычи волка, медведя и ряда других ОЖ? Если нормы не выполняются по причине невозможности или отсутствия заинтересованности (нет спроса, рынков сбыта, невыгодно и т. д. ), то такие нормы — настоящая профанация, создающая иллюзию кипучей деятельности руководства охотничьей отраслью. В современных условиях нет необходимости нормировать добычу целого ряда ОЖ (белка, крот, суслики, мелкие куньи, лисица, шакал, волк и т. д. ). В зависимости от численности отдельных видов, результативности охот, экономической заинтересованности, спроса на пушнину, наличия рынков сбыта и других причин происходит саморегуляция промысла. В то же время для регулирования численности лисиц, волка и даже бобра создаются специализированные бригады и даже выплачивается вознаграждение. Соглашаясь с выводом М. Д. Перовского о том, что “все подобные указания сверху ровным счетом ничего не стоят”, хочу спросить: “А на кого рассчитаны эти нормативы? Кто и как их будет выполнять и контролировать?” Региональные охотуправления, охотпользователи и охотники? Вряд ли. У них разные задачи и интересы. “Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет”… Если уж охотуправления, объединенные, казалось бы, единой целью, решают одну и ту же проблему по-разному (например, для предупреждения распространения африканской чумы свиней (АЧС) или гриппа птиц одни регионы запрещают охоту, другие ограничивают отстрел, третьи усиливают промысел и даже создают специализированные бригады для сокращения численности “нежелательных” видов), — то что тут говорить о более многочисленных охотпользователях и миллионах охотников! Как они будут соблюдать добычу пресловутых 3–5% от популяции, да еще с учетом половозрастных показателей?! Откуда взялись столь лукавые цифры допустимого изъятия, если ресурсы ОЖ по современным методикам определяются с ошибкой в разы? Не зная брода (т. е. численности), не надо лезть в воду.
Евгений Козлов, биолог-охотовед, Кировская область14 июня 2011 в 15:17
