Каких только собак у меня не было, но ни разу я не видел, чтобы ели они с такой жадностью.
Порции Малышу несколько дней не увеличивал. И кормил сухим кормом для чувствительного желудочного кишечного тракта.
На удивление Малыш быстро выправился. Но жадность к пище осталась, как у человека после перенесенного голода, на всю оставшуюся жизнь…
Открылась охота по перу, и я взял Малыша с собой на озеро. В обласок Чудо-юдо пришлось затаскивать и привязывать на короткий поводок к шпангоуту. Успокоился он только после шуршания пакетика с лакомством.
Отплыв от берега, я отвязал Чудо-юдо и предоставил ему возможность самому решать, что делать дальше. Пес однозначно думал… Понимал ли Малыш, что такое вода, не знаю, но он несколько раз лакнул из-за борта и стал осматриваться (от мостков мы уже отдалились порядочно). Его решению я поразился. Малыш прошел в нос и лег, выставив голову над обшивкой борта. Надо же, и откуда что взялось?
Решил проверить его отношение к звуку выстрела. Бабахнул по утке, вылетевшей из островка телореза. Никакой реакции. Молодец парень — похвалил его про себя. Но только подплыли к краю резунца, он встал на нос, уперся лапами в борта, побалансировал и прыгнул вперед и с головой ушел под воду. До берега еще было метров десять. Я остановился и стал наблюдать, что мой герой будет делать дальше. Щенок спокойно направился к берегу, и самое интересное, плавучие растения он не раздвигал грудью, как это делают другие собаки, а шагал по ним, высоко поднимая лапы, и так ловко у него это получалось, без всяких усилий. А я знаю случаи, когда собаки, особенно спаниели, выбивались из сил и тонули на наших заросших озерах. Знакомый охотник, дед Воробьев, спаниелей вообще называет «понарошечными собаками». Но это к слову, хотя есть в этом доля правды.
Добыча утки началась с первого дня нашего общения, спокойно, без лая и видимого азарта со стороны Малыша. Как будто всю жизнь пес только и занимался добычей уток. Подранков он выгонял на чистую воду и потом плыл за битой птицей. В петельках патронташа собралось 7 уток, добытых за первый день. Единственное, что можно было назвать эмоциями, которые он позволял себе, это тоненькое взлаивание у обитаемых ондатровых нор.
Начались наши охотничьи будни. Под звук шуршания пакета с лакомством пес сам забирался и ложился в обласок, за что получал несколько крекеров. И уже, когда я приставал к берегу, спокойно спрыгивал и ждал меня. Команда − «пошли!», и мы направлялись к соседнему озерцу, излюбленному месту кормежки и дневного отдыха уток.
Дальше 20-30 метров он не отдалялся. А вскоре самостоятельно стал переходить на противоположный берег, и получалось, что мы обрабатывали две стороны узкого озерца и кружить надобности уже не было. И следующий прием охоты, который мы без труда освоили: я высаживал его на берег большого Спасского озера, а сам плыл на обласке вдоль берега по чистой воде, он же, вровень со мной, не уходя вперед, обыскивал береговую растительность. Потом я приставал в удобном месте и звал его, шурша пакетом. Он не летел сломя голову, а спокойно, с чувством собственного достоинства забирался в обласок, подходил, получал лакомство и отправлялся на свою лежанку в носу лодочки.
Я боялся спугнуть дуновение надежды, что пес − прирожденный утятник, но с каждым днем убеждался все больше и больше, что мне крупно повезло. Начал его приучать к командам жестами, показывая направление нашего движения. И это оказалось не проблемой, он понимал мои команды по взмаху руки. Вода в озере в сентябре уже холодная, но какого-то нежелания идти в воду за Малышом не наблюдалось. И еще одно новшество он изобрел: чтобы дальше видеть, вставал на нос обласка и, таким образом, расширял свой обзор. При движении обласа, выстреле и падении утки на воду никогда не вскакивал, не метался, не скулил, а спокойно ждал, когда мы подплывем, и, если лежа, была возможность дотянуться до утки, брал ее аккуратно с воды и клал сбоку от себя и потом тщательно обнюхивал.
Везение это или закономерность, задавался я вопросом о рабочих качествах Малыша. Раньше по тайге были разбросаны деревни без наземного сообщения с миром. И в них в свободном выгуле бегали собаки, которые обладали сильным и устойчивым охотничьим инстинктом. Любую бери и будешь с добычей. К сезону промысла селения пустели, все собачье поголовье завозилось в тайгу, неспособное к охоте, безжалостно выбраковывалось. Оставшиеся после сезона собаки возвращались и опять жили в свободном выгуле. Вероятно, я столкнулся с этим случаем устойчивого охотничьего инстинкта универсальной собаки, каковой является лайка. И почему-то вспомнилась фраза северных охотников Томской области: «Вашим городским собакам рабочие бы качества наших, а нашим − экстерьер ваших». Но как-то вот не срастается одно с другим.
Врез: Добыча утки началась с первого дня нашего общения, спокойно, без лая и видимого азарта со стороны Малыша. Как будто всю жизнь пес только и занимался добычей уток. Подранков он выгонял на чистую воду и потом плыл за битой птицей.
Вячеслав МАКСИМОВ18 июля 2015 в 13:19
