Две недели они находились в горах, несколько выше места нашей стоянки. Почти каждый день спускались к Апуке, чтобы увидеть вездеход. Но вездехода не было. Из продуктов у пастухов остались только крупа и сахар. Не было ни муки, ни чая, заваривали ягоды. Когда пошел снег, стали собирать торчащие метелки иван-чая.
Сегодня работать оленеводам Камчатки приходится столько же, сколько и в прежние времена, и ответственность ничуть не меньше. Но раньше за такую работу награждали орденами и вручали премии. А теперь? Как будут жить дальше, никто в поселке не знает.
На вездеходе к табуну оленей нам не подняться, слишком узким было это место, где река, берущая начало в Жирном каньоне, делает поворот. Камни и огромное количество бродов. Выходим на следующее утро. Навьючиваем мешки с продуктами и теплой одеждой на лошадей — чукчи из поселка будут менять пастухов из табуна — и выдвигаемся в сторону перевала.
КОЧЕВОЕ ПЛЕМЯ
Холодно… На обледенелых камнях скользят ноги и конские копыта, болотники, отданные мне Володей Киявом, хотя и на размер меньше, но спасают в высокой воде. Впереди виден перевал, покрытый снегом, и где-то там, в белых полях, пасут своих оленей оставшиеся пастухи. С началом зимы оленей пасти гораздо легче, говорят оленеводы. Животные не убегают из табуна за грибами, их не достает гнус, и они все время копытят из-под снега ягель.
По этому маршруту в горах табун не водили почти два десятка лет. А незнание местности животными (достаточно провести табун один раз по круговому маршруту — и олени начинают хорошо ориентироваться, а значит, и передвигаться быстрее, подгоняя людей) позволяет пастухам вести относительно спокойный образ жизни. Но несколько дней назад на перевале заметили двух одиноких волков. Это были «разведчики», а значит, скоро появится и вся стая. От нападения хвостатых спасают только ружья и костер.
Засыпаем — идет снег, просыпаемся — по палатке снова барабанит снежная крупа. Чаевничаем и выходим из палатки. Видимость слабая, а непогода только усиливается. Следы быстро пропадают под снежным покрывалом, приходится снова топтать тропу на снежной целине. На весь подъем — не более получаса, но спина становится мокрой, а во время остановки ровно через минуту начинаешь промерзать насквозь.
Оленей в табунах принято считать дважды в году — весной и поздней осенью. В среднем люди работают безвыездно в табунах от двух месяцев до полугода. Любое возвращение в поселок для них — это всегда праздник, но возвращение в табун — праздник вдвойне. Сами оленеводы говорят, что тундра и олени — их образ жизни. Сюда они стремятся, только здесь можно дышать и быть полностью здоровыми. Чукчи так и говорят — тундра лечит.
Спрашиваю, сколько времени занимает подсчет оленей? Анатолий Етылян говорит, что обычно от нескольких часов до двух дней. Все зависит от самих оленей, пастухов и погоды — «Сам все увидишь!»
Я действительно вижу все сам. Пастухи, заарканив в табуне старого оленя, уводят его в сторону и оставляют привязанного в качестве приманки. Сами выстраиваются в живую цепочку, примерно посредине между ним и табуном. Между людьми есть место для прохода оленей — с одной и с другой стороны стоят люди, в обязанность которых входит просчет пробежавших животных. Основная задача состоит в том, чтобы табун небольшими партиями переместился с одного места в другое. Но это теория… На практике уже разбитый на две части табун начинает капризничать. Часть животных, оторвавшихся от табуна и прошедших в сторону одинокого оленя, вновь пытается вернуться на прежнее пастбище. Срываются с места олени, пастухи бегут навстречу животным, машут руками, кричат, пытаясь остановить беглецов. Но получается это не всегда. Олени возвращаются, и из списка вычеркивается какое-то количество. Данные подсчета сверять будут в конце, и погрешность в несколько голов здесь в принципе допустима.
…Мы встали в шесть утра, собрались, вышли. Морозно. До восхода солнца еще больше часа. Над вершинами гор нависли снежные низкие облака, снегом затянуло и перевалы… Шаг-другой — все дальше мы уходим по Жирному каньону в направлении заброшенного лагеря золотодобытчиков, туда, где остался наш вездеход… Ачканьял — Жирный каньон. Я спросил, откуда такое название? Оказалось, назвали еще предки современных кочевников, из-за обилия жирных горных баранов. Когда ложится снег, они спускаются вниз, и тогда охотиться на них становится намного легче. Добравшись до места и ередохнув, мы выезжаем из лагеря в поисках нагульного табуна. Где он находится, оленеводы знают весьма приблизительно. Табуны кочуют постоянно, свои поправки в движение оленей вносит не только голод (как для оленей, так и для людей), но и погода.
Прибываем к месту стоянки. На дверях культбазы — письмо, написанное углем специально для нас. Олени и люди уже прошли, указано направление движения. Мы на несколько дней опоздали. Теперь необходимо догонять. Весь день пастухи сгоняют отставшие косяки к месту стоянки. Перед палаткой на разложенных ветвях ольховника лежат куски мяса (местный холодильник), в котле на огне варится оленина.
Мы разгружаем вездеход, ставим свои палатки, несколько человек уходит на поиски оленей в горы, вездеход отправляется на сопку за сухим кедрачом для костра. Стоять на этом месте нам ровно двое суток, количество людей — вновь прибывших и старожилов — таково, что еды готовить придется много. У Дины, девушки-чукчи с приятным восточным лицом и стеснительной улыбкой, спрашиваю — не тяжело будет готовить пищу для такого количества людей? Отвечает — тяжело, но гости в табуне бывают очень редко и поэтому можно не беспокоиться.
С утра в табуне снова пересчет оленей и перемещение с одного пастбища на другое. Общее количество около 2300 голов. Это самый большой табун в Ачай-Ваяме. Бригадир Володя Танкай говорит, что это нормальное количество. Табун дошел практически без потерь.
ТАНКАЙ
Танкай в переводе на русский значит — красивый человек. Его чукотское имя Райтыгыргын, оно означает — домашний человек. Танкай говорит, что покинутая долина — одно из самых снежных мест на севере Камчатки. Он ее сравнивает с полюсом холода с той лишь разницей, что если на полюсе зарегистрирована самая низкая температура на Земле, то здесь выпадает самое большое количество снега за зиму. Табун отсюда обязательно надо выводить до ноября, потому что, когда пойдет снег, отсюда выбраться не смогут ни олени, ни люди.
Но, кроме того, объясняет оленевод, существует опасность попасть в гололед, тогда животные не могут копытить ягель и тоже погибают от голода. Такая история произошла в 1997 году, когда в декабре пошел дождь и все горы превратились в сплошной каток. На Чукотке в тот год потеряли 150 тысяч оленей.
Володе Танкаю 47 лет. Родители его — чукчи, пришли на север Камчатки с Чукотки вместе с оленями. Танкай среднего роста, сухощав и поджарый. Говорит, что весит сейчас не больше 60 килограмов — пришлось голодать и много бегать за оленями. Спрашиваю, сколько километров он проходит в день за оленями? Отвечает, что не меньше 50, и это с учетом полного отсутствия дорог. Спрашиваю — сколько за год? Смеется — «Наверное, весь Земной шар огибаем». Танкай рассказывал мне, что если кашель или голова болит, то это для пастухов — не болезнь. Болезнь, когда ноги болят и человек не может уже много ходить.
Танкай говорит, что не боится в этой жизни ничего. Но когда у волков начинается гон, волосы дыбом встают. Правда, в это время они на табун не нападают. Только воют.
Оленевод убежден, хвостатые могут гипнотизировать человека. Дважды он попадал в такие ситуации — сидел у костра, а глаза сами собой закрывались. Проснулся оттого, что его топчет собственный табун — олени в случае нападения волков в первую очередь бегут-прячутся за человеком. Танкай вскочил, закричал и замахал руками, но беда уже случилась — хвостатые отбили косяк и убили оленя… Что же касается медведей — и людям, и косолапым приходится жить в тундре вместе мирно. Это закон. Но если медведь убивает оленя, — говорит он, — они стараются найти этого медведя и убить, поскольку зверь этот закон уже нарушил.
Ночь… На культбазе на деревянных нарах спят пожилая чукча, ее пятилетний внук, средних лет чукча и я. В домике еще два таких же места, занятых пастухами. Женщина просыпается, садится на свой кукуль, достает сигарету, закуривает. Красный огонек мерцает в ночи…
ОБРАЗ ЖИЗНИ
У оленевода Анатолия Етыляна сегодня хорошее настроение. Он встал в шесть утра, растопил в нашей палатке печь, согрел чай, сварил рис и теперь сидел и перебирал у зажженной свечи сушеные мухоморы.
— Анатолий, от мухоморов зависимость может появиться? — спрашиваю я его. Отвечает, что может. Уже появилась.
Я пробовать мухоморы отказываюсь. А Танкай удивляется — впервые видит путешественника, который отказывается от мухоморов. Иностранцы, которые бывают здесь, всегда пробуют. Полтора мухоморчика вполне можно съесть, однако…
Здесь, в тундре, от передозировки мухоморами люди иногда погибают. Но сегодня чукчи и эвены эти грибы считают меньшим злом, нежели водку. Танкай говорит, что его народ за всю историю не смогли завоевать ни американцы, ни русские. Завоевала их только водка.
…Танкай раскачивался из стороны в сторону, стоя на коленях, обхватив голову руками, и пел одну и ту же песню. Что он поет? Сказали, свое имя… Казалось, что конца у этой песни не будет никогда. Пастухи, сидящие по кругу в палатке, замерли. Ни один из них не решался прервать поющего чукчу… Потом Танкай признается, что слишком далеко ушел от нас в этот раз, и только высветившееся в темноте лицо пастуха Ергуна помогло ему вернуться назад…
…А утром пригнали оленей — в клубах тундровой пыли, в парах теплого дыхания и восходящего солнечного света. Еще до места стоянки раздался вой с одной стороны, тут же через минуту подхватили на другой. Хвостатые заняли позиции с разных сторон прохода по тундре. Ночью они снова приходили в табун, но на сей раз обошлось…
За века, прошедшие на этой Земле, в тундре, в горах не изменилось ровным счетом ничего. Все так же кочуют олени, все так же вслед за ними идут люди. Пастухи говорят, что это их образ жизни.
Андрей Зима7 апреля 2015 в 00:00
