Жара. На июньском небе — ни облачка. Подхожу к Оби изрядно уставший, изомлевший, а потому раздетый по пояс.

Поравнялся с прибрежными зарослями — а тут и калина, и ива, и черемуха, как вдруг… попал под дождь. Крупные холодные капли падают на плечи, спину, руки — невольно съежился. Долгожданный дождь — вот радость-то! Но — стоп, откуда быть дождю: небо-то ясное, безоблачное!

Продолжить чтение →

Несколько советов начинающему художнику-анималисту [Анималь — по-латыни — живое существо. Анимализм — искусство изображения животных], пожелавшему испробовать свои силы на насекомых.

Основательней познакомьтесь с морфологией (внешним строением) насекомых, запомним части тела, подвижно соединенные между собой (голова, грудь, брюшко); отдельно — строение ног (тазик, вертлуг, голень, лапка); отдельно — строение и положение крыльев. Лучшее пособие для первого знакомства с морфологией — книга профессора П.И. Мариковского «Юному энтомологу». В ней же рассказано, как собирать и коллекционировать насекомых.

Продолжить чтение →

На всех своих шестиногих питомцев у меня заведены «досье» — папки, куда в хронологическом порядке складываются листки и даже клочки бумаги с записями и зарисовками наблюдений. Одни «досье» тощие (и таких большинство), это перегнутые вдвое странички с одним-двумя набросками и записями: наблюдения прекращены по случаю преждевременной (или своевременной) кончины какого-нибудь крохотного лесного аборигена, унесшего, так сказать, с собой все свои секреты.

Другие пачки потолще: было кое-что поинтереснее. Третьи (а таких всего несколько) распухли так, что содержимое выпирает из стандартной канцелярской папки, уже испещренной всякими обозначениями и наклейками, стало быть, от этой папки «отпочковались» другие и начали свою самостоятельную жизнь.

Продолжить чтение →

— Почему на цветах в заказнике все лето ползают лишь какие-то бескрылые личинки кузнечиков? — спрашивает у меня Леонид, студент Омского сельскохозяйственного института, проходящий вместе с другими ребятами практику в «энтомопарке».— Когда, наконец, они станут взрослыми кузнечиками? Ведь дело уже скоро к осени, а у них и крылья еще не показались. Притом я заметил, что личинки эти — все с зачатками яйцекладов, значит, это личинки самок. В чем тут дело?

Молодец Леонид: наблюдательный парень! Наблюдательный и трудолюбивый: готов часами сидеть у шмелиных гнезд, наблюдая и записывая каждую подробность, охотно руководит всей «хозяйственной частью» экспедиции, одинаково ловко орудует и топором, и тонким пинцетом, а вечерами выкраивает время побренчать и на гитаре. Он учится на агронома, и как здорово, что агроном этот будет отлично знать энтомологию, сохранит пытливость и желание докапываться до сути незнакомых ему явлений. У такого специалиста и урожай будет высокий, и природу он будет сохранять не кое-как, а с толком и пониманием.

Продолжить чтение →

Взять лазиусов лучше всего в лесу, разыскав муравейник с достаточно плотным населением (для пробы ковырнуть его кровлю палочкой). Очень хорошо, если попадутся яйца или личинки: муравьи особенно трудолюбивы и веселы, когда в их жилище воспитываются дети. Вероятнее всего найти их на обогреваемой солнцем стороне холмика в утренние часы.

Земляные постройки в лесу могут принадлежать другому близкому виду — лазиусу желтому; название это в достаточной мере объясняет, чем он отличается от лазиуса черного, так как муравьи эти имеют цвет пшена. Для них описанный формикарий непригоден: желтые лазиусы очень неохотно покидают подземные катакомбы и открытые выгулы не любят. Их можно спокойно селить в стоящую прямо на окне банку или горшок с землей, куда посадить кустик травы; плошечки с медом и мясную пищу лучше крепить на некоторой высоте на воткнутых в землю палочках.

Продолжить чтение →

Пожалуй, я не припомню ни одной энтомологической экскурсии, во время которой не увидел бы чего-нибудь интересного. А иногда выдаются особенно счастливые дни. В такой день природа будто специально для тебя приподнимает занавес, поверяя свои сокровенные тайны и наделяя тебя на время каким-то особым зрением: в этот день ты становишься свидетелем маленьких чудес — одного, другого, третьего… Да таких, что иной раз поначалу и глазам своим не веришь.

Сквозь высокие упругие травы я пробивался к дороге. Пробивался с трудом: отяжелевший рюкзак тянул назад, немилосердно палило солнце, во рту пересохло. Не рассчитал: забрался слишком далеко, и фляжка опустела еще к полудню. Как обидно, что в наших равнинных краях нет ни речки, ни ручьев, но не ведро же воды с собой носить! Скорее к дороге — может быть, удастся на попутке домой уехать.

Продолжить чтение →

По поводу крохотного темного пятнышка, едва просматривавшегося на уголке недорогой янтарной запонки, можно было не досадовать — уж слишком мелким оно было, это пятнышко, и к тому же почти скрыто от глаз непрозрачной жилкой минерала.

Но при внимательном рассмотрении оказалось: это — насекомое. Целехонький, словно живой, комарик, относящийся скорее всего к семейству так называемых галлиц. Когда же и как попал он в янтарь?

Продолжить чтение →

Теперь, когда страсти вокруг магнита улеглись, пришла пора рассказать о других интересных сторонах жизни мелиттобий. Об этом наезднике можно писать много, впрочем, как и о любом другом виде общественных или паразитических перепончатокрылых, у которых «умственные способности» развиты сильнее и жизнь намного сложнее, чем у большинства насекомых-фитофагов, то есть таких, которые питаются растениями. Итак, продолжим рассказ о странностях мелиттобий.

Меня как-то повергла в очередное недоумение следующая картина. Почти съеденная личинка пчелки-коллета (одиночные пчелы, живущие главным образом в земле; ячейки из тонкой пленки, похожей на целлофан) облеплена множеством личинок мелиттобий. Личиночки еще маленькие, недоростки, а от жертвы остались, так сказать, лишь рожки да ножки — желтый комочек тканей. Чем же будут питаться мелиттобиевы дети, которым нужно еще расти да расти? Их ведь не менее сотни. Ползать они не могут, лишь чуть шевелятся, весь их продовольственный резерв — только в той ячейке пчелы, где они появились на свет; моя же лабораторная компания лежала прямо на середине чистого дна стеклянной чашки.

Продолжить чтение →

Летом 1971 года березовые колки нескольких южных и центральных районов Омской области являли собой грустное зрелище: несметные полчища гусениц раздели их догола. Зацепила эта беда и наш заказник: мы собрали на березах не менее шести различных видов гусениц, принадлежащих пяденицам, волнянкам, еще каким-то бабочкам, и Володя с Сашей увезли в Новосибирский университет большущую банку, доверху заполненную заспиртованными гусеницами. А в лесу можно было наблюдать такую картину: сидит на листе гусеница, торопливо уплетая его, причем ест совсем неумело: перегрызает основание листа, и он вместе с личинкой падает на землю. Валятся сверху гусеницы, падают огрызки листьев — и вроде бы дождь шумит по лесу…

У некоторых берез земля была сплошь усеяна огрызками листьев, а к стволам ползли целыми десятками противные неумелые обжоры. Было видно, что, размножившись в невероятном количестве, они были вынуждены есть несвойственную им пищу, с которой не умели толком обращаться и валились вниз. Почему столько гусениц вдруг появилось в наших краях, сказать трудно; явление это явно выходило за рамки обычной «вспышки» численности того или иного вредителя (такие вспышки бывают раз в несколько лет): повторяю, мы собрали не менее шести видов гусениц. Лесники не зря винилит этом ядохимикаты: после неумеренного и массированного их применения в прошлые десятилетия в лесах сейчас стало заметно меньше мелких насекомоядных птиц, державших под контролем численность лесных вредителей. Ведь могло же быть так, что пичуги скармливали своим птенчикам отравленных насекомых. И очень многие колки лесостепей Прииртышья, в прошлом звенящие от птичьих песен, ныне почти безмолвны. Это заметили многие любители природы, сельские жители, охотники.

Продолжить чтение →

В заключение моего рассказа о муравьях — а их в Сибири много видов, с большинством из которых мы тоже «закадычные друзья», и у каждого свои повадки и тайны — я коротенько вспомню лишь одного, не менее замечательного.

…К молодым деревцам и кустам, растущим посереди поляны, из-под кряжистого ствола березы-бабушки вьется по земле узкая черная ленточка, шевелящаяся и поблескивающая на солнце. Это мои давние друзья — муравьи Лазиус фулигинозус, живущие под корнями дерева, идут «доить» тлей. В отличие от своих родственников — муравьев Лазиус нигер, о которых я рассказывал в начале книги, эти муравьи черны, как смоль, ярко-блестящие, ростом чуть побольше, идут степенно, неторопливо.

Продолжить чтение →

Громадная туча, низкая и тяжелая, неслышно закрыла солнце, но густая духота жаркого летнего дня не унялась даже в этой широкой тени, уже захватившей полнеба и полземли. И лишь когда оборвался громкий металлический стрекот кузнечика, который беспрерывно несся из глубины куста, в природе сразу что-то резко изменилось, остановилось, наступила тревожная предгрозовая тишина, все живое, спохватившись, заметалось в поисках убежищ. А музыкант — большой зеленоватый кузнечик с пестрым узором на крыльях — осмотрелся, переступил цепкими ногами, повернулся на ветке головой вниз, повел усами и спрыгнул под куст в бурьян, тотчас скрывшись в густой листве у самой земли.

Когда раздались, как увертюра, первые нарастающие раскаты грома, кузнечик уже сидел в надежном убежище. Рядом с крапивной зарослью богатырь-лопух раскинул свои гигантские листья, и под самым нижним у земли царил зеленый полумрак: свет пробивался сюда только сбоку сквозь густую траву, и сейчас, когда небо заволокло тучами, здесь было особенно темно. Лист, хотя и был старым, не имел ни единой дырочки, что было не совсем обычно, так как сочные листья лопухов почти всегда продырявлены личинками различных насекомых. Но все объяснялось просто: неподалеку находилась небольшая колония рыжих лесных муравьев, и лопух входил в их охотничьи угодья. Вот потому темно-зеленая крыша временного убежища кузнечика оказалась совершенно целой, что было сейчас как нельзя более кстати.

Продолжить чтение →