Лесником мне так и не удалось поговорить, не удалось сказать ему даже самое простое: «Здравствуй, Мишка!» Во-первых, инициатива встречи принадлежала ему, а не мне, и я, честно говоря, здорово тогда растерялся. А во-вторых, угрюмый, суровый зверь никак не походил на того покладистого Мишку, которому запросто можно было сказать: «Здравствуй».
Вот почему я очень обрадовался, когда услышал позади нашей деревушки отчаянный лай Шарика.
Шарика я считал отвратной собакой. Нельзя было никогда знать, на что способен этот пес в любую следующую минуту. Шарик был злым, подобострастным, он умел огрызаться и в то же время, прижав уши и припав животом к земле, выпрашивать у тебя угощение. Если в угощении ему почему-либо отказывали, то Шарик тут же принимался за грабежи и воровал у нас все, что можно было украсть.
Но этот пес был норой и полезен. Он верно стерег телушек, первым подавал голос, когда к нашей деревушке кто-то подходил, и, конечно, помогал своему хозяину в лесу на охоте. Если Шарик поднимал громкий лай на берегу ручья, за изгородью, то Василий тут же хватал ружье и несся за деревню, хорошо зная, что «кобель орет на выдру». Выдру ловко избавляли от не вполне доброкачественного но летнему времени меха, шкурку растягивали на правилке, а Шарик получал за это разбойное браконьерство кусок хлеба.