На Николу получил весточку из деревни. “Приезжай, — пишут, — берлогу нашли, да не больно-то тяни — медведь лежит чуть не в огороде, долго ли подшуметь”.
Прочитал и подумал:”Негоже одному-то”.
Приходилось, конечно, медведей стрелять и с подъезда, и с лабаза, только ведь зимой медведь другой, “хараЂктерный”, как мужики говорят. Опять-таки охота — дело артельное, надо и друзей потешить.
Собрались, как говаривал наш старшина, “шустрым барсом” и к полудню следующего дня подкатили к околице деревни, где наш егерь проживает, а он стоит посреди дороги, страсть какой серьезный, и по всему видно, что из леса.
— Не томи, говори, как есть, видал ты его?
— Ну как же.
— Большой хоть медведь-то?
— Нет, вовсе пиЂхотный*. Голова, как у настоящего, а сам невелик — в рюкзаке снесешь.
Мы переглянулись. На одного п`ихотного мишку у нас было взято два карабина и два самозарядных ружья. Егерь смекнул, что переборщил:
— Не пошто жалеть. Медведь непутевый. Все лето возле деревни отирался, да так и не выгулялся. По снегу на озимь ходил. Знать, не добрал. И залег-то не по-людски. От опушки метров триста елушка ветровальная, а кругом хмызник — не продерешься. Под комлем лежит, ухо видать, и куржа на стволе, по ней и приметил.
Облава. А.С. Степанов (1858–1923). Бумага, акварель, белила. 
Фото: Сергей Гуляев 
