Их было двое. Орнитолог Владимир Калякин, кандидат биологических наук. И Юрий Плец, физик-атомщик. На мыс Саханина, один из многих каменистых мысов на юге Новой Земли, их занесло по разным причинам. Но в тот момент они представляли экспедиционный отряд Научно-исследовательского института охраны природы, которому впервые за долгие годы запретов было разрешено провести в этих местах авиаучет гнездящихся и прибывающих на линьку птиц, а также обследовать птичьи базары.
Главою экспедиции, ее инициатором, конечно же, был Калякин. Многие годы он занимался изучением орнитофауны северо-западных окраин России. Начав с южного Ямала, перебрался на Югорский полуостров, побывал затем в Большеземельской тундре, на островах Колгуев и Вайгач, собрав немало ценных наблюдений. Но для окончательных выводов о причинах резких колебаний численности пернатых необходимо было поработать на островах Новой Земли. Калякин почти полгода затратил на «выбивание» разрешения и добился-таки своего. Юрий же Плец оказался с ним в попутчиках случайно: из-за страсти к дальним рискованным путешествиям и любви к Северу.Уже не раз, тратя свое отпускное время, соглашаясь быть фотографом и рабочим, он выезжал в экспедиции с учеными института охраны природы. И когда узнал, что Калякин ищет попутчика для поездки на Новую Землю, не размышляя и минуты, согласился. Запретность архипелага для простых смертных лишь усиливала тягу и разжигала воображение. Вряд ли тогда Юрий представлял, да и Владимир тоже, что там им судьбой приготовлен серьезный урок по выживанию…
Экспедиция началась удачно. В Амдерме, где у Калякина за предыдущие годы работы появилось немало знакомых среди геологов, полярников и авиаторов, удалось быстро оговорить план предстоящих полетов, и уже на следующий день, воспользовавшись попутным вертолетом, направляющимся к геологам на озеро Крест-то, они вылетели на Новую Землю.
Лето выдалось необычно жарким. Температура в тот год поднималась до тридцати градусов! В тундре стаял весь снег, над бесчисленными озерцами серым облаком роились комары. Появились бабочки и стрекозы. Не без удивления поэтому, снижаясь над озером, приметили на берегу белого медведя. Тот отдыхал в тени вездехода, и, как заяц, напуганный грохотом вертолета, пустился бежать, только его и видели.
Успешным стал и день пребывания на озере. В одном из заливчиков обнаружили большую стаю белощеких казарок, собравшихся на линьку. Это было весьма ценное наблюдение, так как считалось, что линяют птицы обычно в открытом море. Но радовала и встреча сама по себе: птицы, занесенные в Красную книгу, оказывается, жили на Новой Земле. И жили спокойно.
В назначенное время, как и договаривались, прилетел за ними вертолет Ми-8, заказанный сотрудниками метеослужбы для облета. Погода благоприятствовала, небо было ясным, светило солнце, быстро побросали в салон рюкзаки, полетели. Началась работа. Помечали на карте скопления линных гусей, гнездовья белощеких казарок, лебедей. Осмотрели все птичьи базары в проливе Костин Шар, облетели остров Междушарский. Калякин удовлетворенно тряс головой, показывал большой палец, радуясь, что знаний о птичьем царстве прибавлялось. Заправиться пилоты решили на военном аэродроме, о чем заранее договорились с военными. Тут-то и начались первые осложнения.
Подкатившие на джипе представители комендатуры в черных беретах осмотрели вертолет, заглянули под сиденья. Проверили документы. Выяснилось, что хотя у всех имелись разрешения на посещение Новой Земли, но не было в них указания на посещение аэродрома.
— От вертолета не отходить, — приказал майор.
«Не арестовали, но задержали», — чертыхался Калякин. Судьбу их решить теперь мог только адмирал. Но он отправился на послеобеденный отдых. «Мертвый, видите ли, у него час, — язвил Калякин. — Не атомный полигон, а прямо-таки детский сад». Через два часа снова подкатил джип, и майор махнул рукой: «Улетайте отсюда скорее!» Проснувшийся адмирал, как по секрету признался Калякину майор, взглянув на документы, выразился резче: «Гони их к чертовой матери!»
Задержка на военном аэродроме обошлась дорого: возвратиться в Амдерму они уже не успевали. Полярный аэропорт, хотя солнце светило в это время года круглые сутки, закрывался на ночное время. Пилоты решили лететь на полярную станцию, что на мысе Меньшикова, и там заночевать. А по пути осмотреть птичьи базары. Тут-то и пришло в голову Владимиру Калякину, чтобы не терять время понапрасну на полярной станции, высадиться на одном из самых значительных птичьих базаров Новой Земли, что у мыса Сахалина. Кайры и чайки-моевки населяют здесь отвесные скалы на протяжении более десяти километров.
Сверху они разглядели какие-то брошенные строения, значит, будет где укрыться в непогоду. На базаре они собирались провести дня три. К этому времени на Новую Землю должен был прилететь вертолет геологов. Калякин быстренько написал записку знакомому начальнику геологической партии, чтобы этим рейсом забрали их с базара. Записку вручил летавшему с ними работнику метеослужбы, попросив сразу же по прилете в Амдерму вручить адресату.
Вертолет завис над землей, и, подхватив рюкзаки со спальниками, ружье и портфель, с которыми Калякин не расставался во всех экспедициях, оба члена научной экспедиции выпрыгнули в открытую дверь. Вертолет направился к мысу Меньшикова.
Собственно с этого момента и началась их робинзонада.
Светило солнце, было тепло. У них имелось немного хлеба, сахара, пара банок тушенки, хороший запас курева, чай, банка растворимого кофе и даже фляжка спирта. И еще — меткое ружье Калякина. Птичий базар был рядом. И хотя с плато, где они высадились, нельзя было разглядеть отвесных сорокаметровых обрывов, на карнизах которых гнездились птицы, но уже слышался характерный несмолкающий шум: урчание кайр, истошные крики чаек. Вдоль береговой линии на раскинутых белых крыльях парили, подобно планерам, хищные бургомистры.
— Отлично, — констатировал Калякин, вскидывая на плечи рюкзак.— Подыщем себе халупу поближе к базару да завтра же примемся за работу.
Однако с жилищем возникли трудности. То, что сверху они приняли за дома покинутого поселка, оказалось совсем не домами. Поставленные через равные промежутки, как телеграфные столбы, в линию, массивные сооружения четырехметровой высоты были сделаны из стали.
— Бункеры, — присвистнул физик-атомщик.
Двери в бункеры были полуоткрыты, скрипели на ржавых петлях. Аппаратура, стоявшая когда-то в них, судя по обломкам металла, была решительно выдрана. Должно быть, из этих сооружений наблюдали за первыми ядерными взрывами в атмосфере, которые проводились в пятидесятые годы на Новой Земле. У каждого екнуло сердце: зря, конечно же, отправляясь в дорогу, они не подумали о дозиметрах. А на каком расстоянии от бункера поднимался в небо смертоносный гриб — им оставалось только догадываться. И успокаивать себя тем, что все равно это не удастся узнать никогда и лучше уж думать, что происходило сие где-то не близко.
Однако решили — от бункеров держаться подальше. Для жилья присмотрели деревянный балок, стоявший чуть в стороне от подозрительного «поселка». Стекол в окошках балка давно уже не было, а ржавая печурка, стоило к ней притронуться, рассыпалась в прах. Но от дождя, от штормового ветра при случае жилище это все-таки могло защитить.
Три дня пролетели как один миг. В избушку и заглянуть не пришлось. Спали на воздухе, чай кипятили на костре. И днем и ночью обходили участки птичьего базара, вели наблюдения, проводили подсчет, торопились закончить работу к прилету вертолета. Но на четвертый день ударил гром. Сверкнула молния, началась гроза, что на Новой Земле — большая редкость. Пришлось обживать балок.
После грозы резко похолодало. По небу поплыли серые низкие облака. Зарядил ветер, на море начался шторм. Пришлось заделывать окошки калькой, прихваченной предусмотрительным Калякиным у геологов на озере Крест-то.
Кроме чая, кофе, спирта и папирос, никакой еды у них уже не оставалось. Продержались день, второй в надежде, что вертолет прилетит. Ждали и третий, и четвертый, и пятый… вертолет не прилетал.
Приноровились жить по расписанию амдерминского аэропорта. Днем далеко от избушки не уходили, а ночью, зная, что аэропорт закрыт, Калякин отправлялся в тундру на охоту.
Как и большинство орнитологов, он был прекрасным стрелком и отличным охотником. Но подходящей дичи в окрестностях водилось мало, и подобраться к ней по ровной, как стол, тундре было нелегко. Лишь однажды Калякину удалось подстрелить гуся, но тот рухнул на середину озерка.
Собаки не было, пришлось лезть в ледяную воду самому, плыть, после чего он долго не мог согреться у костерка. Надо было подумать, чтобы соорудить в балке если уж не печку, то какое-то подобие очага. Минуло уже десять дней, как они начали жить на мысе Саханина. Веры в прилет вертолета они не теряли, но пора было обустраиваться, начинать настоящую робинзонью жизнь.
Разыскав похожую на лом трубу, отправились осматривать бункеры. О радиации уже не вспоминали, искали подходящий материал. Мысль физика оказалась гениальной. В одном из бункеров взяли железный каркас стола, в другом отодрали листы дюраля, чтобы закрыть каркас с четырех сторон. Самым трудным оказалось отыскать и отодрать уголки, соединив которые, можно было бы сделать вытяжную трубу. Но, серьезно потрудившись, справились. Вскоре в их доме полыхал в очаге огонь, и, хотя за стеной посвистывал пронзительный холодный ветер, можно было как следует согреться.
Второй задачей стало сооружение коптилки. В балке с заклеенными бумагой окнами было темно, как в пещере. На свалке у тех же бункеров валялась бочка с каким-то машинным маслом. Залили его в консервную бланку, скрутили фитиль — теперь, немилосердно чадя, коптилка горела круглые сутки, помогая сохранять спички. Оставалось подумать о пище.
Решение напрашивалось само собой: брать дань с птичьего базара. Кайры питаются рыбой, мясо их припахивает ворванью, но едят же их песцы и белые медведи. А поморы, зимовавшие в прошлом на Новой Земле, сотнями заготавливали этих птиц для прокорма упряжных собак.
Опыт стрелка, однако, здесь не был пригоден. Скалы отвесно уходили к вечно клокотавшему под ними морю. Подстрелить птицу труда не составляло, но достать потом… Спуск к морю на этом мысу был лишь за много километров от балка.
Калякин припомнил, что поморы ловили кайр петлей, подводя ее к птице при помощи длинного шеста. Пришлось, опять же из хлама у бункеров, сооружать нечто подобное. Конечно, вместо шеста отыскалась дощечка, которую нужно было держать двумя руками, а вместо конского волоса пристраивать полиэтиленовый провод. Однако доверчивость кайр рассеяла все опасения.
Птицы начали ловиться одна за другой. Пролежав часа три на карнизе базара, Калякин умудрялся наловить штук семь. Главное тут было самому не сорваться, не грохнуться со скалы вниз. Научились робинзоны и приготовлять кайр. Рецепт оказался прост: кипятить птицу в котелке четыре с половиной часа. После этого мясо становилось мягким и почти не пахло ворванью. Правда, без хлеба и соли да еще каждый день, утром и вечером, кушанье это не было в радость, но чувство голода утоляло. Для поддержания бодрости духа они ежедневно выпивали по чайной ложке спирта, настоянного на золотом корне, цветочки которого украшали плато во многих местах.
Закончился июль, наступил август. Над морем постоянно висела облачная пелена, под берегом рокотал прибой, пронизывающий ветер не утихал по нескольку дней. Они терялись в догадках: почему за ними не прилетали? Откуда им было знать, что тот метеоролог, которому Калякин вручил записку, по прилете в Амдерму не сразу вспомнил о ней. Был субботний день. С дороги он отправился в баньку, хорошенько с друзьями попарился, похваляясь полетом на Новую Землю. Затем был выходной. Вспомнил он о записке случайно, наткнувшись на нее в кармане, когда подошел срок выходить на работу.
К тому времени вертолет геологов уже побывал на Новой Земле и вернулся. В том месяце это был последний его рейс. Отпущенные на полеты средства иссякли. Нужно было дожидаться денег следующего месяца. Начальник партии знал Владимира Калякина как опытного тундровика и не схватился за голову, уверенный, что тот сумеет продержаться полмесяца. Но в следующем месяце начались задержки с деньгами, а затем подошел циклон, не стало летной погоды…
— Может, уйдем отсюда, — предложил как-то Юрий Плец.
Калякин и сам подумывал об этом. До мыса Меньшикова, ближайшего жилья, по прямой было километров сто пятьдесят. Но уж больно извилист в этом месте берег. Немало обширных бухт, узких, как фьорды, заливов. Преградой могут стать реки и ручьи, бурные в эту пору года. Не каждый из них вброд перейдешь. Расстояние могло увеличиться вдвое, если не втрое, а физик от рождения прихрамывал, такой путь для него мог стать серьезнейшим испытанием.
Если уж идти, размышлял Калякин, то придется идти со стоянками, а для этого следовало запастись провиантом. Заготовить дюжины три, а может, и больше кайр. И он было взялся за это, как вскоре убедился, что с заготовкой птиц они опоздали. Подросшие птенцы, не научившиеся летать, смело прыгали с высоченных скал в море. За ними слетали и родители. Базар быстро пустел. День ото дня птиц становилось все меньше, трудно было их ловить, и возникал вопрос: как жить, когда со скал улетят все птицы?
— Уходить надо, — все чаще предлагал Юрий. — О нас забыли и вспомнят теперь, когда начнут снимать экспедиции по всей тундре, не раньше. А к тому времени, глядишь, и снег ляжет. Двинем к полярникам, на мыс Меньшикова. Поверь, дойду я!
Но Калякин понимал, что говорится это из лучших побуждений. Юрий не хотел быть ему обузой, однако шансов осилить дорогу было мало. «Уйдем, а вдруг прилетят, нас искать начнут, — отвечал он. — Нет уж, лучше на месте оставаться».
Время меж тем шло своим чередом. Уже подходил к середине август. Наступило одиннадцатое число. Погода с утра выдалась скверной. По небу плыли низкие серые облака, штормило. Глухо ударял о скалы накат, моросил мелкий дождь, из балка выходить не хотелось. В такую погоду и ждать нечего, решили они и, попив чайку, полезли в спальные мешки. Как вдруг услышали: вроде бы гудит! Переглянулись, прислушались, помолчав, и, на ходу натягивая сапоги, без курток кинулись к двери.
Лоснящийся от дождя вертолет уже зависал, опускаясь неподалеку от балка. Кончилась их двадцатишестидневная робинзонада.
Возможно, мне не довелось бы обо всем этом узнать — Калякин не большой охотник о себе рассказывать. Если бы не одно серьезное обстоятельство.
… В тот год к Новой Земле тщетно пытались прорваться участники международной экспедиции «Гринпис». Об этом много писали газеты и журналы, наш тоже. Так вот. Калякина раззадорила статья, опубликованная в одном из журналов под шапкой: «Почему этого не сделали мы?»
— Что не сделали? — возмутился он, когда у нас с ним зашел однажды разговор о Новой Земле. — Если вопрос относится к демонстрации протеста в районе подземных ядерных испытаний, то ответ очевиден. С теми из наших людей, кто попытался бы сунуться туда, не стали бы церемониться, как с экипажем «Гринпис». Ну а если говорить о независимой радиологической экспертизе, то все наоборот. Такие материалы были собраны нами в июле — августе 1990 года.
С Юрием Плецем мы привезли с Новой Земли пять ящиков образцов.
Так я узнал и о робинзонаде, и о том, что она не прошла даром. Все ночи, как выяснилось, какая бы мерзкая погода ни была, друзья уходили насколько возможно, обшаривали окрестности и собирали образцы почвы, растительности, животного мира. Анализы их дали возможность ученым во весь голос заявить об опасности проведения ядерных взрывов на Новой Земле, содержания там полигона, необходимости исследования загрязненной природы. Но об этом нужно вести особый разговор.
