Согласно учению Л. В. Крушинского [70], рассудочная деятельность предусматривает возможность построения программы поведения в новой конкретной ситуации без предварительного опыта. При этом не отрицается возможность участия в построении программы элементов поведения, связанных с воспоминаниями «о ситуациях, аналогичных тем, с которыми организм сталкивался в своей индивидуальной жизни». Основное положение, на котором строит свою теорию Л. В. Крушинский, заключается в том, что животные живут не только в мире воспринимаемых ими предметов и явлений природы, но и тех законов, которые связывают элементы и явления окружающей среды.
Наблюдая за поведением животных в естественных условиях, провести четкую грань между поведением, отражающим предшествующий опыт особи, и проявлением элементов рассудочной деятельности не представляется возможным. При этом следует учитывать также тот факт, что акт рассудочной деятельности может включать различное сочетание составляющих реакций, выработанных ранее в процессе обучения. Тем не менее, отдельные поведенческие акты, проявляющиеся у медведя в новой, впервые возникшей для него обстановке, трудно объяснить, не допуская мысли о том, что проявившаяся у особи адекватная реакция на новый раздражитель является результатом рассудочного поведения, т. е. поведенческого акта, возникшего в результате улавливания этой особью законов, связывающих элементы окружающей среды, и оперирования этими законами в выработке адаптивного поведения. Мы считаем возможным рассматривать такие поведенческие акты как форму проявления рассудочного поведения, не затрагивая вопросов анализаторной системы, которые недоступны для исследования в полевых условиях.
Экспериментальное изучение рассудочной деятельности бурого медведя было начато в Центральнолесном заповеднике [71] и продолжено А. В. Шубкиной в других учреждениях. В основе экспериментального изучения этой формы поведения лежат 5 эмпирических законов, из которых 3 являются основными: неисчезаемость предметов; непроницаемость непрозрачных предметов; закон вмещаемости объемных приманок в объемные полые фигуры. Они позволяют животному экстраполировать движение стимула, который выходит из его поля зрения. Под экстраполяцией понимается способность животного выносить известную функцию на отрезке за его пределы. При экспериментальном изучении способности к экстраполяции необходимо одно условие — свободное перемещение животного, из поля зрения которого перемещающаяся приманка исчезает за непрозрачной ширмой или экраном. Однако работы с ширмой для медведей оказались малоприемлемыми, так как требовали приручения подопытных животных к экспериментатору, построения громоздких стационарных сооружений. Была разработана специальная приставка к клетке, с помощью которой проведено изучение рассудочной деятельности бурого медведя и других хищников [Шубкина, 1987].
В основе исследования лежал сформулированный Л. В. Крушинским принцип изучения умения животных выбирать объемную фигуру, в отличие от плоской, как способную вместить приманку и перемещаться вместе с ней. Эксперименты показали, что многие медведи способны понимать логическую структуру предлагаемой им задачи и решают ее с первого предъявления. В целом у бурых медведей способность к правильному решению оказалась значительно выше 50-процентного уровня, у гималайских медведей в отдельных случаях выше, в других ниже этого уровня, а кривая динамики вероятности проявления правильных решений у тигров оказалась несколько ниже 50% (Шубкина, 1987). Во всех группах хищных наблюдались внутривидовые различия в способности к оперированию эмпирической размерностью фигур, что указывает на индивидуальную способность к осуществлению поведенческого акта.
При исследовании рассудочной деятельности было выявлено, что решение логических задач требует значительного нервного напряжения и нередко вызывает неадекватные формы поведения у подопытных животных: наблюдаются односторонние обходы ширмы, боязнь обстановки опыта, повышенная двигательная активность и т. п. Электроэнцефалографические исследования показали повышение биоэлектрической активности мозга в этих ситуациях. При этом могут развиваться патологические явления, значительно снижающие возможность правильного решения задачи [70].
Различные нарушения высшей нервной деятельности при осуществлении рассудочного акта наиболее характерны для животных, успешно решающих сложные задачи. Они не наблюдаются у тех зверей, которые в самом начале эксперимента допускают ошибки и у которых правильные решения предъявляемой задачи чередуются с неправильными. В этом случае способность к правильному решению достигается в процессе обучения, через накопление опыта и выработку автоматизированной двигательной реакции, т. е. экстраполяционный способ решения задачи сменяется условнорефлекторным, требующим меньшего напряжения мозговой деятельности [701.
Как мы уже отмечали, отдельные формы поведения у бурого медведя наглядно проявляются в определенном возрасте. Это, безусловно, зависит от общего физиологического развития организма. В процессе формирования поведения у медведя образуется множество связей с компонентами окружающей среды. Важнейшее значение в образовании таких связей принадлежит обучению — это видно на примере формирования пищевых реакций, обеспечивающих в дальнейшем выбор определенного растения в пищу или отработку пищедобывательного стереотипа при поедании муравьев из земляных гнезд (см. пищевое поведение). Пищевое поведение находится в тесной взаимосвязи с оборонительным, но оборонительные поведенческие акты, основанные на реакции страха, проявляются в более поздние сроки от момента рождения, нежели пищевые. В этих условиях возможность дополнительного возбуждения нервной системы более молодого медведя низкая, и перевозбудимость ее маловероятна. Закономерно предположить, что и готовность зверя к решению логической задачи находится в прямой зависимости от уровня завершенности формирования определенных унитарных реакций и сложных форм поведения. Такое положение должно способствовать существенному снижению возможности возникновения патологических неврозов и более разномерному развитию высшей нервной деятельности молодого зверя.
У взрослых медведей в сложных ситуациях нередко проявляется агрессия или форма поведения, не имеющая положительного значения для жизнедеятельности особи (у молодых медведей таких явлений мы не наблюдали).
В дер. Замошье (охранная зона Центральнолесного заповедника) крупный медведь перелез ночью через изгородь, выбил доски в заборе огорода и начал кормиться опавшими яблоками в саду. Однако близость жилья и лай собаки явились сильными раздражителями, затормозившими пищевое поведение. Медведь ушел из огорода, уже за деревней схватил зубами валявшуюся здесь обитую по углам жестью дверь и протащил ее 20 м. На другую ночь этот же медведь вновь пришел в деревню, в сад не полез, а обошел вокруг обитой дощатым забором пасеки. В дальнем углу он выломил в заборе несколько досок, но ульи не тронул. Тропление его следов показало, что отойдя от деревни к лесу, он на луговине выкопал в торфянистом грунте яму глубиной около метра, назначение которой никак нельзя было определить. Мы считаем, что перетаскивание двери и выкопанная без надобности яма явились результатом перенапряжения высшей нервной деятельности этого медведя ввиду сложности ситуации.
В другом случае мы наблюдали, как медведь в щепки разбил полусгнившее бревно после того как из-под него выскочил и убежал заяц. Разделавшись с бревном, зверь тут же лег на землю, часто дыша открытой пастью, а потом встал и быстро ушел в лес.
Способность к пространственной ориентации. В основе ориентации лежит образная память [2]. Животное в стремлении достичь контакта с определенными компонентами среды обитания должно представлять себе образ искомого объекта и место расположения его в пространстве.
Наблюдения за развитием поведения медведей в условиях естественной среды показывают, что звери постепенно осваивают территорию, знакомясь с окружающими их предметами, рельефом местности, наличием и обилием кормов и т. п. В эксперименте медвежата в возрасте до 4 мес. оказались неспособными выходить из леса к своей клетке после того как от них незаметно уходил экспериментатор, если расстояние до клетки превышало 200 м. В более старшем возрасте в аналогичной ситуации они уже приходили к клетке с расстояния до 400 м, пользуясь знакомыми тропами, но оставались на месте, если попадали в незнакомую для них обстановку. Медведи второго года жизни способны к пространственной ориентации и самостоятельным переходам за многие километры, но долго остаются на том месте, где теряют свою мать. Это показывает, что на перемещение медвежат значительное влияние оказывает механизм внутрисемейной связи. При этом медвежата-одиночки более предрасположены к переходам из одних мест в другие, нежели двойни и тройни, у которых реакция внутрисемейной связи бывает выражена по отношению друг к другу. Медвежонок-одиночка ищет контактов.
В возрасте старше 4 лет медведь резко увеличивает территорию, по которой перемещается. Наиболее характерно это для самцов. Такое поведение скорее всего связано с началом размножения (половой зрелости медведи достигают в более раннем возрасте). Следует учитывать, что всеми условиями, необходимыми для выживания, зверь бывает обеспечен на небольшой территории.
Медведь в возрасте старше 8 лет удерживает в долговременной памяти многие образы отдельных деталей среды и их местонахождение. В случае необходимости он перемещается на значительные расстояния, выдерживая общее направление по странам света. Переходы зверей на большие расстояния хорошо регистрируются поздней осенью и ранней весной по снегу. Взрослый медведь со временем знакомится с объектами окружающей его среды, фиксирует их образ и местонахождение в долговременной памяти. В определенной ситуации он может использовать образы деталей среды в сопоставлении со следами из долговременной памяти для выработки адекватного поведения. Такое поведение вполне соответствует проявлению целесообразного поведенческого акта при возникающей ситуации на основе обучаемости. Однако наблюдения за медведями, выращенными в естественных условиях, показали, что дело обстоит не совсем так.
Медвежата первого-второго года жизни не стремятся к переходам на большие расстояния. Имели место случаи удаления медвежат от знакомого им места на расстояние до 6 км, при этом они оказались способными возвращаться на знакомое места новым путем, по местности, которая была им совершенно неизвестна, по истечении более 10 ч. Не было обнаружено никаких помех для возвращения их и уже известным путем. Какие-либо звуковые или запаховые ориентиры при этих переходах нами не зарегистрированы. Тропление медведей второго (осенью) и третьего (весной) года жизни показали, что к своим клеткам она приходили напрямую, за 15—20 км, через квартальные насаждения, не пользуясь хорошо знакомыми им просеками, удобно разделяющими всю территорию заповедника. Отклонения от прямолинейного движения были незначительны — звери выбирали кратчайший путь от исходной точки своего маршрута до конечной. Есть все основания полагать, что медведи обладают врожденной способностью к ориентации на местности и пользуются ею, экстраполируя направление своего маршрута на его протяженность.
Как и многие другие животные, медведи способны очень точно выходить на место воспроизведения звукового сигнала. В. П. Бологое, изучавший в Центральнолесном заповеднике волков, не раз наблюдал, как через 12—20 мин после «вабыг» (подвывания волков) точно на это же место выходил медведь.
Во время одной из наших экскурсий с медвежатами в глубине леса с сильным шумом упало дерево. Медвежата заинтересовались этим звуком и пошли в том направлении. По пути следования они останавливались, кормились травой, дважды обходили большие завалы, но нигде надолго не задерживались. Через 13 мин мы точно вышли к огромной, упавшей от старости осине, и медвежата долго ее обследовали. Пройденное нами расстояние составило около 400 м. В другой раз, осенью, на краю овсяного полк с лабаза я имитировал крик зайца, желая привлечь мышковавшую вдалеке лисицу. Лисица на манок не пришла, но через 7 мин на это место вышел медведь. Вид зверя выражал явное возбуждение: он привставал на задних лапах, принюхивался, прислушивался, истоптал каждый метр вокруг лабаза и ушел только тогда, когда почуял запах человека. Порой за многие километры медведи выходят на места своих бывших успешных охот — это подтверждают весенние тропления медведей по снегу.
Приведенные примеры показывают, что медведи в возрасте до 5 мес. не способны к пространственной ориентации. При перемещениях (в случае утери матери) они пользуются знакомыми тропами и не предпринимают попыток к самостоятельным переходам по незнакомой местности. В возрасте старше 7 мес. звери могут направленно преодолевать значительные расстояния при попытках выйти в знакомые им угодья. Однако до двухлетнего возраста эта способность значительно подавляется реакцией внутрисемейной связи, обеспечивающей длительное пребывание молодняка на одном месте. Определенную отрицательную роль на способность к длительным переходам может оказывать оборонительное поведение.
Способность к пространственной ориентации у бурого медведя на ранних стадиях развития зависит от обучения. В последующем появляется умение относительно прямолинейно выдерживать направление при движении. У взрослого медведя способность к пространственной ориентации слагается из обучения, инстинктов, обеспечивающих выбор правильного направления движения, и рассудочной деятельности, которая позволяет особи улавливать логическую связь между образом искомого объекта, направлением движения к нему и расстоянием до этого объекта. Только такое сочетание компонентов поведения обеспечивает медведю переходы из одного места в другое через неизвестную для него местность.
Способность медведя к оценке ситуации, выбору решения и проявлению адекватного поведения нам приходилось отмечать многократно.
В 1971 г. особо крупный медведь повадился ходить на пасеку. Владельцы пасеки, опытнейшие охотники, никак не могли избавиться от домогательств этого зверя. Многократно караулили его, ставили на него капкан, огородили пасеку глухим забором, колючей проволокой, зажигали на ночь керосиновые фонари и т. п. И все же время от времени этот медведь вновь находил возможность пробраться на пасеку, грабил 1—2 улья и после этого не появлялся несколько дней. Я выехал на место по просьбе этих лесников и в течение двух дней тропил зверя с целью выяснения характера его перемещения вокруг пасеки. После этого медведь не появлялся около пасеки больше 20 дней и в последующем ни разу не пытался проникнуть сюда, хотя все время жил на той же самой территории.
В данном примере многократные изменения обстановки вокруг пасеки, создаваемые владельцами, требовали от медведя-грабителя выработки все новых форм поведения. В этих ситуациях ему приходилось каждый раз решать новые задачи. Правильные решения требовали улавливания логической связи между вновь возникающими раздражителями и деятельностью человека, заставляли зверя вырабатывать новые, более «утонченные» формы поведения, обеспечивающие ему добычу меда и сохранность жизни.
В течение двух лет мы охотились за медведем, поведение которого стало опасным для людей. Этот хищник неоднократно приближался к сборщикам грибов и ягод, заготовщикам дров, охотникам, иногда выходил на открытое место и ревел на людей. Весной он вышел на окраину большой деревни и несколько раз подходил к скотному двору. Ранней весной я дважды встречался с этим зверем лицом к лицу, но в то время еще не было выдано разрешение на его отстрел. Но как только я. стал специально тропить его с целью добычи, поведение зверя изменилось: он стал всячески избегать тех мест, где появлялись мои следы. Лишь на второй год упорных преследований мне удалось выследить его у глухого овсяного поля. Я стрелял ему в голову, и пуля ударилась в землю у самой морды зверя. Медведь отбежал к лесу, постоял на задних лапах и спокойно ушел. Оказалось, что при переезде к месту охоты сместился оптический прицел на карабине, и это спасло медведю жизнь. Последующее поведение этого зверя оказалось весьма примечательным: он перестал подходить к людям, поселился на границе заповедника и в течение многих лет проживал на одном месте (до этого случая он перемещался довольно широко, в пределах 10—15 км). Надобность в отстреле хищника отпала сама собой.
Однажды глубокой осенью полуторагодовалый медвежонок, с которым мы работали, впервые вышел на тонкий лед широкого ручья — и лед затрещал. Медведь остановился и стал резко приседать на ногах так, как это делает человек, когда пробует прочность льда. Лед трещал от раскачивания, но не проваливался, и зверь смело перешел на другую сторону. Подобное поведение мы наблюдали у медведя, старавшегося свалить подгнившее дерево: он поднялся на задние лапы, передними уперся в ствол и начал раскачивать дерево в такт его колебаниям.
Примеры, характеризующие оригинальные поведенческие акты, наблюдаемые у бурого медведя, можно продолжать бесконечно. В популяции у отдельных особей этого вида наблюдается широкое разнообразие поведенческих актов в аналогичных ситуациях. Это показывает, что популяция в целом обладает широкой адаптивной способностью, обеспечивающей вырабатывание пластичных форм поведения и устойчивое существование вида в изменяющихся условиях среды обитания. Важное место в этих адаптациях принадлежит, несомненно, рассудочной деятельности, которая у бурого медведя хорошо развита. По способности решения логической задачи он занимает высшую ступень в отряде хищных [70; Шубкина, 1987].
