За пределами Казахстана на севере байбак был обычен в степях Зауралья. В настоящее время он сохранился там только единичными поселениями в самой южной части Челябинской области — в Бредин-ском, Кизильском, Полтавском, Варменском и Куюргазинском районах (Шварц, Павлиний, Данилов, 1951). В Кустанайской области этот зверек встречается в северных районах — Федоровском, Мендыгарин-ском и Пресногорьковском (Слудский, 1939; Ткаченко, 1959). В Севе-ро-Казахстанской области он обнаружен в Пресновском районе (Ткаченко, 1959). Далее северная граница его распространения идет к оз. Селеты-Тентиз (Афанасьев и Беляев, 1953) и от него на восток почти до р. Иртыша. В 150—200 км севернее Павлодара она поворачивает к оз. Жалаулы и опускается к югу значительно западнее р. Шидерты. Затем от ее верховьев поселения байбака сильно вдаются к востоку до хр. Мурджик полосой между Баянаульскими горами и котловиной оз. Карасор.
От последнего южная граница ареала этого сурка идет на запад к окрестностям пос. Красная Поляна и по левобережью р. Нуры (Капитонов, 1966; наши данные).
Западнее байбак встречается по северному побережью озер Кур-гальджин и Тенгиз, заходит в предгорья Улутауских гор, довольно обилен на юге Целиноградской области, особенно по побережью р. Терсаккан. В. Ф. Рябов и Н. Н. Белышев (1963) отмечали его у пос. Амангельды на юге Кустанайской области. Затем южная граница ареала степного сурка проходит через верховья р. Улькаяка и по северным отрогам Мугоджарских гор. От них идет в 50—70 км севернее р. Илека (Дубровский, 1962). В Уральской области сурки обнаружены у дер. Серебряково (Фоканов, 1952).
В пределах ареала байбак распространен неравномерно. Он отсутствует в сильно вдающихся к югу кокчетавских лесных массивах, не встречается и в опустыненных степных районах. Так, в 1960 г. на пути следования от Баян-Аула до г. Ермак нам не удалось обнаружить даже заброшенных поселений сурка. Он не заселил эту территорию, очевидно, из-за разряженности там растительного покрова. Я. Я. Полфоров (1896) и И. Я. Словцов (1897) отмечали, что в конце прошлого столетия в Центральном Казахстане было очень много сурков. По данным И. В. Туркина и К. А. Сатунина (1900), на Ирбитскую ярмарку с 1881 по 1895 г. поступало от 165 до 730 тыс., в среднем 382 тыс. шкурок сурков ежегодно, а на Нижегородскую с 1881 по 1893 г.— соответственно от 4 до 250 тыс. шкурок. Нужно думать, что в основном зверьки добывались в Казахстане и прилегающих областях, так как в Европейской части байбак был к этому периоду сильно истреблен в большинстве районов (Огнев, 1947). В Казахстане в результате неумеренного промысла численность его была подорвана лишь к 1930 г. С 1925 по 1930 гг. здесь заготавливалось от 92322 (1930 г.) до 270762 (1927 г.), в среднем 195712 шкурок сурков, тогда как в 1931 г. было закуплено 16529, в 1932 г.—32630 и в 1933 г.— 31090 шкурок этих зверьков (Хрущов, 1935).
В 20-х годах текущего столетия численность байбаков снизилась настолько, что В. Н. Белов (1931) в июне — июле 1928 г. на большом маршруте по Северному Казахстану — от г. Орска (через Семиозер-ное — Атбасар — Щучинское) до г. Петропавловска, с детальным обследованием вокруг него, видел только необитаемые бутаны байбака, а самих зверьков нигде не встречал.
В начале 30-х годов в степной зоне Казахстана уцелели лишь отдельные небольшие, сильно разрозненные поселения сурков (Михель, 1934; Корсаков, 1938). После запрещения промысла на этого зверька в 1926 и 1930 гг. численность его начала возрастать. Если в 1934— 1935 гг. на территории Наурзумского заповедника было найдено всего три обитаемых норы (Корсаков, 1938), то к 1942 г. там уже насчитывались сотни жилых сурчин и зверьки начали заселять мало свойственные им стации (Крупенииков и Степаницкая, 1943). По А. А. Слуд-скому (1939), к концу 30-х годов байбак был обычен, а местами довольно обилен уже во многих районах степной зоны Казахстана. Значительное увеличение численности позволило возобновить его промысел в 1941 г. в Карагандинской, Акмолинской и Кустанайской областях. Однако с 1941 по 1958 г. в Казахстане заготавливалось в среднем лишь 18841 и обычно не более 35—40 тыс. шкур степного сурка. Вследствие недостаточно интенсивного промысла численность его возрастала. По наблюдениям К. С. Ходашевой (1953), высокая плотность населения байбака в 1948 г. отмечалась во многих районах Акмолинской области, а именно: между оз. Косколь и г. Атбасаром, между Атбасаром и Целиноградом и по нижнему течению р. Нуры, у пос. Сабаны и Джамбул. В 1954—1955 гг. он был обилен далее во многих северных, наиболее заселенных человеком, районах Кустанайской, Кокчетавской и юга Северо-Казахстанской областей (Ткачен-ко, 1959).
В связи с интенсивной распашкой целинных и залежных земель в северной и центральной частях республики в 1953—1954 гг. численность байбака сократилась. Он сохранился в основном лишь в мало населенных нераспаханных степях. В 1957—1960 гт. наиболее значительные поселения сурков располагались южнее железной дороги Карталы — Целиноград, западнее озер Тенгиз и Кожаколь на площади около 25 тыс. км2 обитало примерно 3 млн. зверьков, а на 1 км2 — до 30—50 семей сурков. Западнее р. Ишима и севернее станций Есиль, Кушмурун и Тобол в результате усиленной распашки земель на площади 6—8 тыс. км2 оставалось не более 400 тыс. байбаков, хотя на отдельных участках — от оз. Кушмурун до оз. Аксуат здесь насчитывалось по 15—20 обитаемых нор на 1 км2. Наконец, восточнее железной дороги Кокчетав — Караганда до оз. Селеты-Тенгиз, гор Коян-ды, Андыл-Иштытау и оз. Карасор поселения сурков располагались на территории около 20 тыс. км2. В этом районе высокая плотность их мятлика, полыней (Artemisia pauciflora, A. Schrenkiana, A. scopaefor-mis), а также ромашник — Pyrethrum kasachstanicum), грудницу (Li-nosyris tatarica), лапчатку — Potentilla bifurca и другие растения. Они пасутся семьями близко один от другого, медленно передвигаясь по участку, не далее 30—40 м от норы.
С появлением густых и высоких трав в конце мая — в июне зверьки скусывают преимущественно более нежные и сочные части растений — листья, цветки и верхушки побегов. От нор удаляются до 60— 70 м и расходятся обычно далеко друг от друга.
Байбаки в это время довольно разборчивы в кормах и предпочитают поедать лишь излюбленные, обычно более редкие растения: Jurinea multiflora, Serratula nitida, Scorzonera stricta, S. austriaca, Echinops ritro, Eryngium planum, Astragalus macropus, A. buchtarmen-sis. Sisymbrium polymorphum. Ferula caspica, F. tatarica. Polygonum aviculare, Chenopodium sp., Galium verum, Linosyris villosa, Echinop-silon sedoides, Medicago sp. и другое разнотравье.
Во влажном 1958 г. зверьки кормились выборочно до самой спячки, а в засушливый 1957 г., когда к концу мая — в июне растения были очень угнетены, они поедали все встречающиеся травы и даже кустарники: таволожку (Spiraea hypericifolia), прутняк (Kochia pro-strata) и др.
Сурки предпочитают кормиться вблизи убежищ, поэтому при неурожае трав растительный покров на 20—25 м вокруг бутанов бывает выеден почти до почвы.
На юге Кустанайской области сурки поедали: Stipa Lessingiana, тонконог, типчак, пырей, тюльпан Шренка, прутняк, Anabasis salsa, Petrosimonia Litwinovi, лапчатку, Medicago falcata. Ferula tatarica, Veronica spicata, Galatella tatarica, G. divaricata, Pyrethrum achille-folium, Artemisiamaritima, A. incana, A. austriaca, A. pauciflora, Jurinea multiflora, Palimbia turgaica (Крупенников и Степаницкая, 1943; Зимина, 1953).
По А. А. Ткаченко (1961), на севере Казахстана наибольшее значение в питании байбаков имеют злаки (пырей, типчак, ковыли), бобовые (люцерна, клевер, астрагал), сложноцветные (полыни, тысячелистник), зонтичные (горчичник русский, смолоносница), лебедовые (кохия распростертая) и губоцветные (шалфей степной, зопник клубненосный). Реже поедаются: подорожники, лапчатки, конский щавель, дербейник, волоснец, лебеда белая, курай, юринея, вечерница.
На обрабатываемых полях сурки поедают дикие капусту и редьку, желтый осот, дурнишник и другие растения (Ткаченко, 1961).
В. И. Капитонов (1962) отметил, что на посевах байбак скусывает листья молодых невысоких растений: осота, мульгедиума, бодяка, мари, сурепки и редьки. При отсутствии сорняков на полях зверьки питаются почти исключительно пшеницей (Исмагилов и Кыдырбаев, 1963). Однако сурки, как показали наши наблюдения, поедают пшеницу лишь в случае, если норы находятся среди посевов, что бывает довольно редко. Чаще их убежища располагаются по окраинам распаханных земель, и они кормятся на целине.
Иногда зверьки вынуждены поедать и несвойственные им корма. Так, в начале мая 1957 г. у с. Ладыженка (Центральный Казахстан) в экскрементах байбаков, собранных на заброшенных пашнях с очень бедной растительностью, мы находили корни растений, семена и прошлогодние стебли пшеницы и насекомых.
Указание А. А. Ткаченко (1961) на поедание сурками большого количества луковиц тюльпанов, по нашему мнению, ошибочно. В местах, где нет сусликов и тушканчиков, мы не находили в поселениях байбака копалок, свидетельствующих о добывании им подземных частей растений. Об этом же сообщают Р. П. Зимина (1953) и В. И. Капитонов (1962).
Сурчата до первого выхода из нор 30—35 дней кормятся молоком. Оно, вероятно, очень питательно. Косвенно на это указывает очень малый вес млечных желез у кормящих самок. Ткань млечной железы бывает не сплошь по всей линии сосков, а обособленными островками вокруг каждого соска. Максимальный вес островка ткани железы вокруг одного соска не превышает 3,4—3,5 г.
Травяная масса в желудках части сурчат встречается уже в первые дни после их выхода из нор. Однако, пойманные в течение 10—15 дней после этого периода, они выживали в неволе лишь в том случае, если им, кроме травы, давали молоко. Вероятно, они питаются молоком не менее полутора-двух недель с начала поедания зеленых кормов. Через три-четыре недели после выхода из нор список поедаемых ими кормов почти не отличается от такового взрослых зверьков.
В первые дни после появления сурчат из нор в их желудках бывает очень мало травы, но постепенно количество ее увеличивается, а у двух-трехмесячных особей вес содержимого желудочно-кишечного тракта составляет 700—750 г (38—40% веса тела). Жившие у нас сурчата весом 1,2—1,3 кг в июле ежедневно съедали по 700—900 г клевера, молочая, лебеды и других сочных растений. У взрослых особей в пищеварительном тракте корма находилось не более 32—35% к весу тела, или до 1570—1600 г. Вес корма в желудке достигал 600 г. Указание А. А. Ткаченко (1961) на то, что у байбака находилось в желудке 1356 г пищевой массы весьма сомнительно.
Жира у сурка меньше всего в апреле, а максимум — в июле — августе (Ткаченко, 1961). По нашим наблюдениям, весной сразу же после выхода на поверхность байбаков, жира у них много. В 1957 г. он составлял в среднем 15,5% от веса тела у самцов и 18,4% у самок. Максимально у одной особи оказалось до 580 г полостного и до 140 г подкожного жира. У отдельных самок жира было до 22,3% от веса тела. В конце апреля — начале мая из-за плохих кормовых условий упитанность сурков резко понижалась, особенно при сильном похолодании и осадках, наблюдавшихся весной 1958 г.
Упитанность сурков сильно отличается по годам. В 1957 г. уже в июне взрослые самцы и яловые самки имели больше жира, чем в 1958 г.. Позднее упитанность их почти не увеличивалась, хотя в спячку залегать они начали лишь в конце августа. Задержка в сроках залегания, вероятно, вызывалась медленным накоплением жира кормившими самками. Они даже в июне имели в два-три раза меньше жира, чем самцы и яловые самки.
В конце июня и в июле 1957 г. в связи с сильной засухой было очень мало кормов. Накопление жира у сурков шло медленно и они залегли в спячку значительно позднее, чем в следующем году. В 1958 г., когда в первую половину лета выпало очень много осадков и корма были в изобилии, взрослые сурки (в т. ч. и кормящие самки) быстро накопили необходимое количество жира и рано залегли в спячку (Шубин, 1962).
Молодые зверьки по сравнению со взрослыми всегда менее упитанны, но особенно мало жира у них было в 1958 г. Они вынуждены были вместе с родителями рано залечь в спячку. Таким образом, в малокормное лето их упитанность перед спячкой была выше, чем в обильный кормами 1958 г.
У взрослых байбаков перед залеганием жир составляет в среднем 26% и до 34% веса тела, или до 1,6—1,7 кг. Подкожного жира перед спячкой обычно бывает 50—55%, остальной — полостной. Подкожный жир появлялся на 10—15 дней раньше полостного.
Во время спячки расходуется в основном подкожный жир, а полостной, как более тугоплавкий,— после пробуждения, в весеннюю бескормицу.
Молодые сурчата в 1957 г. к моменту залегания были упитанней, чем в 1958 г., но весной при выходе из нор оказались сильно истощенными; некоторые передвигались с трудом. Вероятно, еще большее истощение, а, возможно, и гибель отдельных особей, происходили в 1959 г., так как в 1958 г. байбачата ушли в спячку еще менее упитанными.
Весной сурки изредка едят снег, но чаще захватывают его вместе с ветошью. Иногда пьют из луж. Позднее они лишены воды и живут за счет влаги растений, скусывая наиболее сочные их части. Наряду с этим, при выгорании трав в организме байбака, возможно, вырабатывается вода путем расщепления жира. Видимо, в засуху байбаки пьют подпочвенную воду в глубоких норах. Во всяком случае, вынесенные ими для просушки на поверхность комки земли повсюду в течение лета очень влажные.
