Рано утром 21-го мы уже на ногах. Одеваемся по-таежному — обмотки, нарукавники и сетки от мошки. Николай Павлович приходит с корейцем и лошадьми. Жена в это время ушла набирать воду в флягу, и кореец прежде всего спросил где «мадама». А наша «мадама» превратилась в товарища в «галифе». По-видимому, присутствие женщины действует на него успокаивающе; дело в том, что мы своим таежным видом не внушаем ему доверия. Когда пришла жена, кореец сразу же начал вьючить наши котомки на лошадей.
В 7 часов торжественно выступаем. Совсем, как настоящая экспедиция: впереди — двое с ружьями, за ними — проводник с вьючными лошадьми и в конце — остальные четверо. Все в спец шляпах и с палками в руках.
Дорога вначале хорошая, и мы подвигаемся быстро, восторгаясь тайгой. Через час оставляем дорогу и, свернув на северо-запад, в долину реки Кандагоу, идем по тропе. В русле высохшей протоки делаем маленькую остановку. Как полагается, через каждые 15-20 минут у кого-нибудь разматываются обмотки или сваливается ичиг. Через некоторое время тропа становится хуже. Она отчаянно виляет, десятки раз пересекает речки, упирается в бурелом, сквозь который лошади пробираются с большим трудом, и, наконец, начинает пропадать.
Попадаем в «тропики», — такое впечатление создает гигантская трава с широкими веерообразными листьями и множество огромных бабочек-махаонов, черных издали и цвета павлиньего хвоста — вблизи. Бабочки эти при полете кажутся птичками, так они велики. Много и других, менее крупных, названия которых нам неизвестны.
Проходим еще немного. Проводник начинает просить, чтобы мы нашли ему тропу:
— Твоя туда ходи, посмотри тропа, моя тропа потерял.
Таким образом мы превращаемся в проводников! Расходимся в разные стороны… Я нахожу нечто вроде тропки. Тропка начинает подниматься по склону, сопки и приводит в лежбищу кабанов. Зову своих спутников. В вязкой грязи — сотни следов и отпечатки огромных туш. Видно, совсем недавно (некоторые следы не успели еще наполниться водой) здесь блаженствовало целое стадо. Но нас кабаны, к сожалению, не подождали…
Хотел заснять, но снизу кричат, что тропа найдена. Ухожу и потом жалею, что не снял. Рядом с тропой стоит дерево. О толщине ствола можно судить по тому, что шесть человек свободно могут разместиться в его дупле.
Тропа окончательно испортилась. Местами попадаются такие завалы из бурелома, что мы удивляемся, как лошади сквозь них пролезают. Эти маленькие таежные лошадки выдрессированы не хуже цирковых. Они прыгают через древесные стволы в метр толщиной, пригибаясь ползут под наклоненными деревьями, ловко скачут по острым камням над быстрой Кандагоу и, как опытные гимнасты, карабкаются по растопыренным коряжинам на высокий берег.
В 12 часов 30 минут наш «проводник» твердо заявил:
— Лошага дальше ходи не могу!
Доказательство не требовалось… С сокрушением сердечным начали снимать котомки. Тут обнаружилось, что такие «скачки с препятствиями» даром не проходят: один котелок потерян, а две рогульки для котомок сломаны. Рогульки, рекомендованные нам Арсеньевым, служат для привязывания котомок и лямок и незаменимы для переноски на спине грузов. Делаются они из вилообразных веток толщиной в 1,5-2 сантиметра.
«Тропические» заросли
в Уссурийской тайге
Пока остальные отдыхали и варили картофель, я отправился на поиски деревца для рогулек. Как ни странно, но найти подходящее деревцо было трудно. Деревья были или слишком велики, или же попадался негодный кустарник.
Во время чая с картошкой, наговорив корейцу всяких ужасов о последствиях потребления спирта, Николай Павлович развел спирт в кружке пополам с водой и предложил выпить. Сделав глоток, корец отказался:
— Моя пей не могу. Мой пей немного, спи много, мошка кусай, — пропади есть в тайга.
Ночной вид бивака туристов
над рекой Кандагоу
Пришлось вылить спирт из кружки в реку, так как среди нас пьющих не было, взяли же мы запас его на всякий случай — для промывки ран и для согревания. Получив свои 12 рублей, наш проводник пожелал нам «хорошо сопка ходи», то-есть счастливого пути, и отправился домой.
Через полчаса мы двинулись навстречу неизвестному, ожидавшему нас в глухой, таинственно-величавой тайге. Последняя связь с цивилизованным миром была порвана, и мы почувствовали нечто вроде страха, когда, оглядевшись, увидали темные, почти черные заросли, гирлянды мха и гигантские, в два-три обхвата, стволы деревьев, у которых не только вершин, а порой и нижних ветвей невозможно было разглядеть.
Разговоры невольно прекратились, и лишь хруст ломающихся под ногами веток нарушал вековую тишину…
