Глава VI. Замерзание моря и великая майская метель

Несмотря на ветры, море замерзает.— Блинчатый лед:— Мы расширяем наши прогулки.— Один из складов Борхгревинка.— Его склад угля и провизии — важное подспорье для нас.— Драже с лимонным соком и "джемоклей".— Начало метели.— Каменные ливни.— Муки метеоролога.— Незначительные потери.— За водой для мытья.— Что опаснее — порывы ветра или внезапное затишье? — Работа в стенах дома.— Буря испытывает наше терпение.— "Карузофон".— Гимн ночного дежурного.— Восходы солнца.— Горная пещера.— Случай с порошком магния.— Граммофон, как всегда, откликается на происшествие.— Лучшее полярное сияние из виденных нами.

Замерзание моря в Антарктике — всегда захватывающее зрелище, но, пожалуй, нигде мы не увидели бы его в такой полноте, как на мысе Адэр в бурную осень 1911 года. Как только мороз крепчает, на поверхности воды при первой же благоприятной возможности появляются кристаллы льда, которые вскоре образуют ледяное сало. Сначала этот процесс происходит медленно, любой мало-мальски сильный ветер отгоняет сало, но чем ниже опускается ртуть на градуснике, тем быстрее оно формируется, и в конце концов даже после самого свирепого шторма море остается открытым не больше нескольких минут.

Только наблюдая эту картину и своими глазами видя, как быстро лед усмиряет и даже убивает прибой, проникаешься сознанием всесилия мороза.

Девятнадцатого апреля бушевавший несколько часов шторм отогнал лед, сковавший залив в последние дни. Проснувшись на следующее утро, мы услышали, как сильные порывы ветра то и дело сотрясают хижину. Залив превратился в котел бурлящей белой воды, близ берега верхушки волн разбивались о подошву припая и мириадами брызг разлетались в стороны. Смельчака, подходившего к берегу на расстояние нескольких ярдов, они окатывали с головы до пят и замерзали на нем. Судя по морозному воздуху и быстроте, с какой у подошвы припая брызги превращались в ледяные гирлянды, мы решили, что температура очень низкая, но прошло совсем немного времени — и мы получили зримые доказательства этого. Полюбовавшись заливом, посмотрев на прибой чуть дальше к югу, мы пошли завтракать, а когда после еды отважились выйти снова, нашим глазам предстала совсем иная картина. Белых гребешков как не бывало, только кое-где у самой подошвы припая изредка вскипала белая пена да остатки прибоя тяжело дышали под покровом ледяных- кристаллов и вздымали его.

Со смотровой точки на склонах мыса, с высоты нескольких сот футов над уровнем моря, залив под косыми лучами солнца выглядел точь-в-точь как пашня, запущенная после многолетней обработки под пастбище, с той разницей, что неподвижные на поле борозды ожили и непрестанно двигались на север.

Прибой становился все тише и тише, и наконец его вздохи совсем ослабли. Но даже эти еле заметные движения были невыносимы для льда, который затвердевал и утолщался. Они разбивали его на небольшие остроугольные куски диаметром в один-два фута. От слабого трения друг о друга их углы стачивались, края загибались кверху, одним словом, на наших глазах происходило образование блинчатого льда, этого чуда полярных морей, давно известного путешественникам. Все эти метаморфозы со льдом произошли в течение одного дня, ночью же прибой затих совсем, отдельные "блины" срослись воедино, море снова покрыл сплошной лед, только местами прошитый трещинами, идущими от одного заблудшего айсберга к другому или соединяющими два выступа близ берега.

Таким образом, мы воочию убедились, что высокие широты земного шара большую часть года находятся во власти всемогущего мороза, который способен сковать и обессилить даже моря, по праву считающиеся самыми бурными в мире. У них, однако, есть союзник, никогда не смиряющийся с поражением, и, как будет видно из последующего рассказа, зимний ветер время от времени взламывает лед и относит его на север, предоставляя воде долгожданную свободу, которой она пользуется, пока длится шторм.

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0391s.jpg

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0392s.jpg

Замерзание моря. Блинчатый лед

Нагромождение льда на припае

Около берега лед удержался, несколько дней постепенно рос в толщину, и 25 апреля мы убедились, что он выдерживает вес человека, хотя за пределами залива Робертсон приносимый приливом пак то и дело разбивал ледяной покров. Наконец-то мы могли покинуть наш пятачок на мысу! Только тот, кто многие месяцы был ограничен в своем передвижении тесным пространством, способен понять, какое чувство облегчения мы испытали. Ведь к этому времени мы уже исходили окрестности зимовки вдоль и поперек, изучили каждый дюйм земли поблизости, естественно, что теперь мы кинулись осматривать побережье к югу от нас. Наши маршруты удлинились на

несколько миль. Мы с радостью продолжали эти прогулки и в последующие дни, сожалея лишь о том, что у нас мало свободного времени и мы не можем забраться еще дальше. И вот тогда-то, проходя вдоль скалистого берега залива, я наткнулся на склад, оставленный экспедицией на "Южном кресте" у подножия мыса,— наверное, на тот случай, если приливная волна снесет хижину и все вокруг. Склад, очевидно, сильно пострадал от ветров и обвалов со скал, но многие продукты сохранились вполне хорошо. У нас не было надобности его распечатывать, но многими вещами с "Южного креста" мы воспользовались с большой благодарностью в тот год, который провели на его зимовке. Нам, например, очень пригодились остатки каменного угля, пощаженные бурями, а два-три ящика древесного угля в виде брикетов, привезенного, вероятно, для какой-то специальной печи, оказались незаменимыми для поддержания огня ночью. Древесный уголь горит очень медленно, и если перед сном положить несколько пластов на раскаленные угли, кок утром наверняка застанет в золе непогасшие искры. Из продуктов экспедиции на "Южном кресте" самые приятные воспоминания оставили у участников Северной партии несколько тысяч шоколадных драже из хижины Борхгревинка, обильно пропитанных лимонным соком, которыми мы утоляли жажду во время летних переходов на санях, и твердый коричневый мармелад в глиняных банках, имевший вкус солода и слив. Никто из нас никак не мог припомнить название этого лакомства, и мы единодушно окрестили его джемоклеем, что очень к нему подходило — это в один голос подтвердят все, кому посчастливилось его испробовать. Он пользовался у нас большой популярностью и весьма успешно конкурировал с вареньями из наших собственных запасов.

Кое-что из наследия предыдущей экспедиции долго вызывало у нас величайшее недоумение. Ну зачем, к примеру, им были нужны, да еще в таком огромном количестве, боевые патроны, лежавшие в ящиках около хижины? Но поразмыслив, я решил, что людей Борхгревинка можно понять. Они были пионерами Антарктики, первыми перезимовали на материке. Мы-то теперь хорошо знаем, что главная особенность здешних животных — их полная безобидность, но ведь всего несколько лет назад Антарктика была совершенно неизведанным краем, и, как ни трудно нам это сейчас себе представить, вполне естественным было предполагать, что ее ледовые просторы могут быть населены кровожадными зверьми, такими же, какие обитают на уже известных материках, а то и более страшными.

Очень скоро нам представилась возможность убедиться в том, что рассказы Борхгревинка и его спутников о погоде в Антарктике никоим образом не были преувеличением. До сих пор на нас обрушивались бури не сильнее тех, что я наблюдал в течение года около мыса Ройдс, и, признаюсь, я уже стал подумывать скептически о сообщениях наших предшественников, будто во время ураганов ветер избивал их взметенными в воздух камнями. Но после того, что нам пришлось пережить, я могу только задним числом извиниться за то, что хоть на минуту усомнился в правдивости людей с "Южного креста". Близзард, который я опишу ниже, перевернул все мои представления. Надеюсь, что мои читатели окажутся более доверчивыми, чем я.

Итак, близзард, который мы прозвали десятидневным ураганом, начался в ночь на 5 мая. В 4 часа утра меня разбудил шум ветра. Несмотря на то что вся наша хижина трещала и стонала и в унисон ей бились о стены висевшие на них вещи, я отчетливо различал отдельные порывы ветра, очевидно страшной силы, сопровождавшиеся грохотом. Я сразу вспомнил рассказ Борхгревинка о каменных ливнях, а когда в восемь часов утра пошел производить очередные наблюдения, у меня уже не осталось ни капли сомнений в его правдивости. Должен заметить в свое оправдание, что у меня хватило мужества мысленно извиниться перед ним, даже когда я, стоя спиной к ветру, был озабочен одним — как бы вдохнуть поглубже. Небольшая прогулка, ярдов так на сто, к метеорологической будке, впервые дала мне почувствовать на собственной шкуре, какие метели бывают на мысе Адэр. Для полноты впечатления меня в относительном затишке за хижиной подхватил ветер, ноги мои подкосились, и ярдов двадцать я проехал на пятой точке. В этот момент я поверил бы любой небылице. Сказали бы мне, когда я висел всем телом на леере, выплевывая гравий и проклиная ветер, что его скорость — тысяча миль в час, я бы даже подумал, что больше. Мне казалось, что я и сам превратился в несомый ветром обледеневший камень, весь в бороздах от скольжения по земле.

Остальную часть пути я проделал более успешно, так как понял, что в такую бурю передвигаться можно, только всей тяжестью повисая на леере, а главное — повернувшись лицом к ветру, тогда он шаг за шагом относит тебя к цели, ты же в промежутках между его порывами делаешь глубокий вдох, а затем стараешься задержать дыхание, чтобы он не продул твои легкие насквозь. Достигнув будки, я и вовсе возгордился, убедившись, что всю дорогу судорожно сжимал в руке блокнот и карандаш, так что мне теперь не надо возвращаться и начинать путешествие сызнова. Обратный путь дался мне трудно, но обошелся без особых происшествий — все, что могло быть сдвинуто с места, давно уже было унесено в море, и я благодаря этому избежал главной опасности, которая угрожает наблюдателю в начале бури. Счастье наше, что этому необычайно сильному бурану предшествовало несколько штормов послабее и покороче: наученные горьким опытом, мы на сей раз не лишились ничего более или менее нужного. Осмотр окрестностей после утреннего выхода к экрану показал, что наши потери ограничиваются наполовину обработанной тюленьей шкурой, которую отнесло на несколько ярдов за хижину, частью тамбура и меховой варежкой, оторвавшейся от тесемки, когда я упал.

Утром седьмого мая ветер на несколько часов немного стих, и я, следя за его порывами и пригибаясь под ними, сумел сойти к подошве припая. Оттуда открывался прекрасный обзор в сторону юга, и мне сразу бросилось в глаза, что буран повернул часы на двадцать дней назад. Запись в моем дневнике о состоянии моря 19 апреля как нельзя лучше подходила к нему сейчас. Нигде ни льдинки, весь залив — в хаотическом нагромождении белопенных волн, которые словно догоняют и никак не догонят острые жала брызг, срывающихся с их гребешков.

Назавтра буря скорее усилилась, но снегопад полностью прекратился, и мы, хотя и с большим трудом, выходили из дому. Был мой банный день, я же и так не мылся на той неделе, а потому отважился отправиться с ведром на мыс Спит за льдом. Но игра не стоила свеч. Я это понял задолго до того, как мне удалось благополучно доставить в хижину ведро с теми жалкими остатками льда, что не успел отнять у меня ветер. Будь ведро для нас меньшей ценностью, будь их у нас побольше, не миновать бы ему плыть на север и в конце концов успокоиться на дне морском.

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0411s.jpg

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0412s.jpg

Бритье с удобствами

Мыс Адэр и хижина Северной партии

В такую погоду трудно решить, что опаснее — порывы ветра или неожиданное затишье. Вот ты всеми силами напрягаешься, чтобы выстоять против ветра,— и вдруг он прекращается; удержаться на ногах невозможно. Но и внезапный порыв швыряет тебя оземь с такой силой, что только кости трещат. Каждые два часа мы обогащались новыми синяками и шишками. Высовываешься из тамбура, ветер тебя подхватывает и несет к метеорологической будке если не вполне со скоростью метеора, то уж во всяком случае намного быстрее, чем нужно для твоего удовольствия.

И все же мы свыклись с ветром и почти не обращали внимания на завывания в вентиляторе. Большую часть времени приходилось, конечно, проводить в стенах дома, но каждому было чем занять себя. Левик, весь в муках творчества, рожал эпическую поэму в стиле легенд, Кемпбелл заканчивал карту побережья, Абботт и Браунинг смастерили нечто вроде затычки для вентилятора на время метелей, Дикасон по обыкновению стряпал и пек хлеб (никакая погода не могла поколебать наши аппетиты). Я же — последний по счету, но не по важности (с моей точки зрения, во всяком случае), — руководствуясь антарктическим эквивалентом принципа "коси, коса, пока роса", приводил в порядок записи в журнале.

Девятого буря не ослабевала, она уже надоела нам дальше некуда, и записи за этот период в метеорологическом журнале отражают отчаяние наблюдателей. В графе "Замечания" то и дело появляются прилагательные, казавшиеся единственно уместными в той обстановке. К ней вполне применимо Дантово описание ада, надо только слово "души" заменить на "метеорологи":

И словно воет глубина морская,
Когда двух вихрей злобствует вражда.
То адский ветер, отдыха не зная,
Мчит сонмы душ среди окрестной мглы
И мучит их, крутя и истязая.

Вечером ветер достиг своего апогея и, хотя продолжался до тринадцатого, потом уже не проявлял такого неистовства. Но, теряя постепенно силу, он изменил направление, подступился к нам с юга, и теперь брызги прибоя, не ограничиваясь более кромкой берега, осыпали его целиком. Вскоре появились гирлянды заледеневшей водяной пыли, имевшие близ моря два-три фута в длину. Местами она проникала в глубь суши на сто и более ярдов, мы, например, если выходили на наветренную сторону хижины, непременно попадали под ледяной душ. Замерзшие брызги остались воспоминанием о буре даже на скалах, и потому во всех выемках и сугробах на берегу снег приобрел солоноватый вкус.

За всю свою жизнь я не видел такой бури. С ней может сравниться разве что шторм, в который едва не погиб "Нимрод" во время первого плавания из Новой Зеландии в 1908 году, но и то не силой и упорством ветра, а произведенным впечатлением. Непреходящим ощущением опасности, нависшей над судном, этот первый антарктический шторм врезался в память навсегда и затмил остальные пережитые бури.

Теперь мы убедились в том, что наша хижина с честью выдержала испытание на прочность, и в дальнейшем нам пришлось поволноваться за нее лишь однажды. Выявилось, однако, одно неудобство — в бури трудно было открыть входную дверь. Дело в том, что, когда дом был готов, мы увидели, что дверь находится на наветренной стороне, и чтобы ветер не дул прямо в нее, вывели стенку тамбура за наветренную сторону так, что преобладающее направление ветра было перпендикулярно его выходному отверстию.

Это превосходное решение проблемы имело, однако, тот недостаток, что в буран стремительный поток воздуха, устремлявшийся мимо входа в тамбур, внутри него создавал разрежение, а это в свою очередь во много раз увеличивало давление на внутреннюю сторону двери. Поэтому, чтобы раскрыть дверь, надо было налечь на нее как следует, а когда она наконец раскрывалась, усиленный грохот ветра был так страшен, что трудно было преодолеть искушение сделать шаг назад и возвратиться под кров дома.

Из метеорологического журнала экспедиции на "Южном кресте" я узнал, что в зимние месяцы наши предшественники ввели ночные дежурства. Мне хотелось, чтобы наши наблюдения были по возможности такими же полными, хотя при немногочисленности Северной партии это было нелегко. Тем не менее Кемпбелл с готовностью откликнулся на мое предложение, и с 16 мая мы установили ночные вахты — по два часа каждая. Первая ночь прошла вполне благополучно, вторая — тоже, но все сильно недосыпали,— хватит ли нас так надолго? И тут Кемпбелл обещал приз за лучшую систему сигнализации взамен забытого на родине будильника.

Моряк, лишенный изобретательности,— это не моряк, и приз в тот же день был присужден Браунингу. Он уверял, что его "карузофон" — приспособление безотказное. На одном конце доски длиной около трех футов он укрепил вертикальную стойку, на другом — бамбуковую палочку, заменявшую пружину. Посередине между ними поместил подставку со свечой, некоторой пробуравил сквозь воск и фитиль отверстия. Интервалы между ними он определил экспериментальным путем — каждый соответствовал двум часам горения. К вертикальной стойке Браунинг привязал кусок веревки, пропустил его через верхнее отверстие в свече и накрепко прикрутил другим концом к туго натянутой палке-пружине. Другой веревкой он подсоединил ее к спусковому устройству граммофона. Оставалось только завести его до предела, поставить иголку в положение наготове — и вот она, сигнальная система!

В полночь последний дневной дежурный, придя с обхода, зажигал свечу в карузофоне. Пока она тихо и мирно горела положенные два часа, мы спали сном праведников. В два часа ночи отмеренный кусок свечи прогорал, огонь прожигал веревку, она отпускала соединенную с ней бамбуковую пружину, та расслаблялась и высвобождала иголку граммофона. Пластинка начинала вращаться, постепенно наращивая скорость, под аккомпанемент адского шума, который, казалось, и мертвого поднял бы на ноги. На тот случай, если она все же не разбудит привыкшего к шумовым эффектам дежурного, мы выбрали для этой почетной миссии арию Хосе из "Кармен" в исполнении синьора Карузо. Нами руководило отнюдь не пристрастие к классической музыке — просто это была самая громогласная из имевшихся пластинок. Потому-то мы и окрестили будильник карузофоном. Сие совершенное изобретение не сработало один-единственный раз, когда в бурную ночь гулявший по хижине сквозняк задул свечу, и не было случая, чтобы оно не подняло на ноги ночного дежурного. Правда, на первых порах, судя по раздававшимся комментариям, вместе с ним просыпались все, но мы были так горды нововведением, что высказывались довольно сдержанно, а спустя неделю-другую он уже только создавал шумовой фон для наших сновидений.

Благодаря карузофону ночные дежурства стали менее обременительными, их тяготы почти целиком легли на плечи тех, кто испытывал особый интерес к погоде. Кемпбелл, Левик и Абботт вызвались поочередно бодрствовать до полуночи и зажигать свечу карузофона. В два часа ночи по сигналу вставал я, снимал показания приборов, возвратившись домой, читал у огня или стирал, в четыре часа снова снимал показания, после чего заводил карузофон, поворачивал граммофон рупором к следующей Жертве и ложился спать. В шесть часов утра сигнал поднимал Браунинга, который стал моим постоянным помощником. Он делал шестичасовой обход, заносил данные в журнал, а затем разводил огонь. В семь часов утра он будил Дикасона, так что ночные дежурства имели еще и то преимущество, что, когда кок точно в семь вставал, печь уже пылала вовсю и завтрак появлялся на столе своевременно.

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0431s.jpg

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0432s.jpg

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0441s.jpg

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0442s.jpg

Следы реликтовой растительности

Оконечность мыса Адэр и море Росса

Материалы для строительства дома

Сугробы с подветренной стороны хижины на мысе Адэр

Ночной дежурный, по сигналу вскакивавший с койки и выходивший в бурную ночь, крайне нуждался в отдушине для выражения своих чувств. Ею явилась наша излюбленная песня, немного переделанная. Во второй год пребывания в Антарктике на острове Инекспрессибл я часто старался представить себе выражение лица Симпсона, читающего этот эпиграф к метеорологическому журналу:

Я слышал твой призыв;
Был ветра вой страшней твоих рулад,
И перед тем, как выйти в этот ад,
Я подошел к тебе и от души
Пихнул разок,
Жестокой мести рад.

Я слышал твой призыв;
Журнал заветный взяв и наугад
Одевшись, я побрел, вцепясь в канат,
Вернулся: щеки — в корке ледяной
И на усах
Висят сосульки в ряд.

(Здесь и далее перевод стихов выполнен Д. С. Шнеерсоном)

Мы придерживались такого расписания до конца июля, и благодаря ему в течение всех этих месяцев могли круглые сутки не только изучать погоду, но и систематически наблюдать полярные сияния. Южное полярное сияние чаще всего являет собой жалкое зрелище по сравнению со своим северным собратом, и я, хорошо помня малоинтересные свечения неба около мыса Ройдс с преобладанием серовато-зеленых тонов, только изредка разбавляемых малиновым у самого основания лучей, уже начал сомневаться в том, бывают ли на юге вообще полярные сияния, достойные этого названия.

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0451s.jpg

Замерзшая водяная пыль на стене каменной пещеры

Однако в описаниях путешествий Уилкса и Дюмон Д’Юрвиля в западную часть Антарктики* прямо говорится, что на северной оконечности континента, где находилось наше зимовье, в сравнительной близости к Южному магнитному полюсу, полярные сияния могут быть более красочными. Вскоре мы убедились, что это действительно так.

Всю зиму, ночь за ночью, час за часом, мы были свидетелями таких полярных сияний, которые, безусловно, очень немногим уступают знаменитым сияниям Севера. Правда, преобладали опять же цвета зеленый и темно-желтый золотистого тона, но они были необычайно яркими, сочными, к ним часто добавлялись другие краски, среди которых особенно выделялись ярко-малиновая и фиолетовая. Описать сияние трудно, так же как невозможно зарисовать или сфотографировать дрожание лучей, составляющее главную его прелесть, но оно производит сильнейшее впечатление, и тот, кому довелось пережить темное время года в Антарктике, никогда его не забудет.

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0452s.jpg

Пещера в айсберге

"Последнюю неделю в ночные часы постоянно светила яркая луна,— писал я в своем дневнике,— и сегодняшняя ночь была так же прекрасна. Несомненно, нет другого края, где природа так красива, как в Антарктике, но и нигде эта красавица не проявляет столь явно свой суровый и строптивый нрав. Представьте себе: тихий вечер, ни ветерка, мороз 40°, воздух совершенно сухой, на сине-фиолетовом небе ярко выделяется луна в ореоле гало, которое дважды повторяет все цвета радуги, а свет луны отражается от каждой точки каждого снежного и ледяного кристалла.

Сначала луна царствует на небе безраздельно, но вдруг с севера вспыхивают зеленые и золотые лучи полярного сияния, ярко-малиновые на конце, и с невероятной скоростью устремляются к зениту. Когда головная часть достигает зенита, хвост только-только появляется над горизонтом, и полудуга спиралью поворачивает на юго-восток и исчезает за мысом Адэр, освещая оттуда небо словно лучами прожектора. Сияние появилось, прошло и исчезло в течение нескольких секунд, оставив, однако, яркий след в памяти того, кто его видел. Едва его не стало, как на юге так же внезапно возникает светящееся кольцо, быстро движется на восток и в свою очередь исчезает за темной громадой мыса, и тут же по небосводу мелькают одна за другой дуги в направлении с севера и северо-запада на восток, там меркнут, распадаются на отдельные занавесы и скрываются за мысом. И снова луна единовластно царит на небе.

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0461s.jpg

Описание: http://skitalets.ru/books/antark_priestley/risunok0462s.jpg

Хребет Адмиралти

Подошва припая у мыса Адэр

Температура понижается, и с западной части небосклона к мысу Адэр и дальше наплывает пушистый слой перистых облаков, окутывающий землю тонким покрывалом переливчатого опалового оттенка от лунного света. Все вокруг становится еще красивее. Но заволакивание неба облаками предвещает приближение легкого бриза, который пронизывает метеоролога до. мозга костей и заставляет его поспешить домой, где ему еще предстоит закончить массу дел, прежде чем он со спокойной совестью сможет лечь спать".

Вскоре после метели, о которой шла речь выше, образовался лед, который уже удерживался всю зиму, благо она выдалась необычайно спокойной, и мы еще больше расширили радиус прогулок. Эти вылазки под ясным зимним небом, время от времени освещавшимся прекрасными полярными сияниями, относятся к нашим лучшим воспоминаниям о зиме. Экскурсии обычно преследовали определенную цель, мы избирали маршруты поочередно то в южном, то в северном направлении, стараясь подробно осмотреть скалы, подошву припая, возвышенности, разбросанные на прибрежной отмели. Перед уходом запасались порошком магния, чтобы иметь возможность фотографировать в красивых гротах, которыми изобиловали наиболее изъеденные штормами айсберги. Из-за этого у нас произошел инцидент, один из тех, что внесли если не приятное, то все же разнообразие в нашу жизнь, впрочем, и так не слишком монотонную.

Прежде всего мы обследовали айсберг, сидевший на мели в нескольких сотнях ярдов к западу от мыса Спит. Внутри он представлял собой одну огромную залу с несколькими выходами. Подобной красоты я видел в своей жизни немного, да и то больше в детских мечтах о волшебных замках. Изнутри открывался вид сразу через три входных отверстия, и в каждом нежно-фиолетовым цветом светилось небо, гармонично сочетавшееся с темно-синими нишами самой ледяной пещеры. Пещера имела верных двадцать ярдов в длину и пятнадцать в ширину, один из ее колодцев уходил вглубь не меньше чем на сорок футов, одним словом — идеальный объект для фотографирования со вспышкой магния.

При первой же возможности мы снова отправились к айсбергу, вооруженные на сей раз фотоаппаратами. Установили штатив, нашли выгодную позицию для бачка с магнием, подсоединили к нему фитиль. Я поджег его, но вспышки не последовало. Ждал, ждал, наконец мое терпение лопнуло, я наклонился к фитилю, проверить, не случилось ли с ним чего,— и именно в этот миг весь фейерверк взлетел мне в лицо. Он сильно ожег его, опалил мне брови и ресницы, на какое-то время я даже ослеп, но вскоре зрение частично вернулось ко мне, и мы с грехом пополам доковыляли по морскому льду до хижины. Однако во влажной атмосфере нашей комнаты утихшая было на морозе боль стала просто невыносимой. Левик тут же промыл ожоги раствором борной кислоты, дал мне болеутоляющее, и через несколько минут только следы ожогов напоминали о неприятном происшествии. Остаток дня мне пришлось, разумеется, провести дома, но это было даже к лучшему, так как у меня накопилось очень много вещей для починки, да на две пары сапог надо было срочно поставить подметки.

Как я уже писал, в нашей коллекции пластинок можно было найти песни на все случаи жизни. В этот вечер, когда я забивал последний гвоздь в сапог. Браунинг — по-моему, решительно безо всякой задней мысли — начал концерт граммофонной записи со своей любимой пластинки "Завет любви". Первая фраза — "О, нет очей, чей лучезарный пламень не омрачали б слезы тихие страданий", пришлась очень к месту и вызвала бурное веселье, хотя только свидетельские показания Левика заставили всех поверить, что пролитые мною утром слезы были и в самом деле тихими.

Из-за несчастного случая мы, конечно, ушли с айсберга, что называется не солоно хлебавши, но день-два спустя повторили попытку сделать на нем несколько снимков, на этот раз с большим успехом. Вот тогда-то нам посчастливилось увидеть самое красивое за зиму полярное сияние, которое во всех отношениях могло поспорить с сияниями, описанными Нансеном и другими известными путешественниками в Арктику:

"Сегодняшнее полярное сияние, хотя и не такое обширное, как некоторые из виденных мною раньше, было изумительно окрашено. В нем были представлены кроме синего все цвета радуги и некоторые сложные цвета, например лиловый, пурпурный, розовый, яркий золотисто-зеленый. Они сменялись с невероятной быстротой, сливаясь почти незаметно для глаза, и не только концы лучей, но и занавесы становились целиком то темно-малиновыми, то ярко-розовыми, то фиолетовыми, причем временами дуги казались как бы расчерченными на квадраты — ярко-зеленые и желтые, красные и розовые. Я бы назвал это сияние переливающимся. Парад красок длился минут десять, затем сияние приняло свой обычный зеленоватый цвет с добавлением красного у основания лучей и, хотя оно и тогда было необычайно красивым, показалось нам тусклым после того, что мы видели".

Комментарии закрыты.

Метки:

Сайт «Выживание в дикой природе», рад видеть Вас. Если Вы зашли к нам, значит хотите получить полную информацию о выживании в различных экстремальных условиях, в чрезвычайных ситуациях. Человек, на протяжении всего развития, стремился сохранить и обезопасить себя от различных негативных факторов, окружающих его - холода, жары, голода, опасных животных и насекомых.

Структура сайта «Выживание в дикой природе» проста и логична, выбрав интересующий раздел, Вы получите полную информацию. Вы найдете на нашем сайте рекомендации и практические советы по выживанию, уникальные описания и фотографии животных и растений, пошаговые схемы ловушек для диких животных, тесты и обзоры туристического снаряжения, редкие книги по выживанию и дикой природе. На сайте также есть большой раздел, посвященный видео по выживанию известных профессионалов-выживальщиков по всему миру.

Основная тема сайта «Выживание в дикой природе» - это быть готовым оказаться в дикой природе и умение выживать в экстремальных условиях.

SQL - 73 | 0,588 сек. | 53.78 МБ