Поскольку рост поголовья бобров имеет серьезных противников среди землепользователей, считаем целесообразным наряду с вышеизложенным качественно-экологическим анализом, убедительно доказывающим вклад бобра как эдификатора окружающей среды, провести также возможную экономическую оценку его деятельности. Необходимо отметить, что это связано с большими? трудностями, хотя бы потому, что для оценки природных ресурсов нет единой методики. Кроме того, планово-экономические расчеты до сих пор не сориентированы на сбережение природных, ресурсов. Поэтому сознание угрозы исчерпаемости, и в весьма недалеком будущем, этих ресурсов, в том числе главного из них — чистой пресной воды — вследствие непоправимого загрязнения (Песков, 1982), заставляет нас искать новые возможности сберечь природу, на этот раз — используя экономические рычаги (Эй-ларт и др., 1982). В. В. Дежкин (1980) для экономической оценки популяции (в нашем случае — популяции бобра в антропогенном: ландшафте) предлагает формулу
ЭОП=ССНП-СОПП-ВЭЗ—СХУ, где ЭОП — экономическая оценка популяции; ССНП — суммарная стоимость всей натуральной продукции (пушнина, мясо, жирг. струя); СОПП — суммарная оценка прочих полезностей: накопление водных масс, улучшение качества воды и жизненных условий животных, уменьшение эрозии и отрицательных последствий эвтрофирования водоемов, накопление иловых отложений, улучшение экологической ситуации местности и др.; ВЭЗ — затраты на охрану, изучение, биотехнические работы, производство; СХУ — суммы хозяйственного ущерба.
Однако Дежкин отмечает, что «наполнение» каждого из слагаемых этой формулы требует кропотливых исследований, более всего — СОПП. Особенно это трудно в нашем случае. Если для любого вида охотничьих животных «прочие полезности» (ПП) обычно не имеют существенного экономического значения и не учитываются, то для бобра СОПП — основная «статья» актива, многократно превосходящая доходы от его высококачественной продукции. Очень трудной на сегодняшний день является задача объективной оценки природных ресурсов и природных процессов, которая должна решаться совместно экономистами и экологами, причем оценка в денежном выражении — для этих целей слишком грубый способ.
Если бы зона влияния бобра ограничивалась водным зеркалом рек, озер и 10—20-метровой прибрежной полосой обитания, то интерес землепользователей ограничивался бы добычей продукции и экономическая выгода бобрового хозяйства определялась разницей между доходами от продукции и расходами на оплату труда охотника. Исчерпывающие сведения о ценах на продукцию бобров и значения ее в торговле приводит В. Н. Скалой (1951, с. 92—96), отмечая, что прибыльность бобрового промысла оправдывала любые накладные расходы и была причиной повсеместного нарушения существовавших с давних пор законоположений по охране бобра. Поэтому по меньшей мере странно было слышать мнение руководства легкой промышленности и торговли (летом 1986 г.), что так как нет спроса на изделия (при очень высоких ценах) из бобрового меха и невыделанное сырье накапливается в холодильниках, то нецелесообразно принимать бобровые шкуры от охотников! (Бобровая струя давно уже не принимается!) Чтобы утверждение о пользе, приносимой бобрами, сделать более объективным, нам не обойтись без анализа экосистемы «бобровый труд» с позиции «трех Э».
Как уже отмечалось, единой методики для оценки природных ресурсов нет и даже высказывается сомнение в правомерности их оценки в условиях социалистического способа производства (Паненко, 1980, с. 14). Такой подход уже привел к тяжелым последствиям. Так, предприятие вносит плату за производственные фонды, находящиеся у него на балансе, а природные ресурсы получает бесплатно и поэтому предпочитает экономить на фондах, хотя бы и в ущерб природным ресурсам (Хачатуров, 1982).
Я. Эйларт и соавт. (1982) считают, что оценка природных благ, используемых в производственной деятельности, определяется затратами на их будущее восстановление. Эта концепция кажется нам вполне приемлемой. Если так, то потеря ресурсов автоматически должна приводить к отвлечению средств на их восстановление. Такой подход до сих пор применялся в отношении материальных благ, созданных человеком. Несомненно, что он должен быть распространен также на природные ресурсы. Существующее же Отношение человека к природе можно сравнить с расходованием капитала, принадлежащего не нам, а грядущим поколениям. Об этом предупреждают тревожные сигналы как со стороны зарубежных, так и отечественных авторов.
Для нас интересны необходимость и возможность экономической оценки следующих компонентов бобровых биогеоценозов: 1) чистой пресной воды; 2) почвы; 3) растительного покрова, в основном леса; 4) животного мира; 5) искусственных сооружений.
Вода — необходимый компонент бобрового биогеоценоза, где бобр и вода находятся в непрерывном тесном взаимодействии. Через водную среду бобр влияет на окружающий растительный и животный мир, на микрогеологические процессы образования долин и микроклимат. Оценка пресноводных ресурсов связана с трудно преодолимыми осложнениями. Для мышления человека характерны закоренелые представления о воде как о неисчерпаемом ресурсе. Вода якобы способна без ограничений смывать все лишнее и все же оставаться чистой и прозрачной. Поэтому всю-серьезность реально существующей ситуации и тенденций ее развития правильно понимает совсем узкий круг специалистов.
По мнению В. М. Гзовского (1975, с. 76), трудности с водоснабжением вызваны в основном постоянно растущим расходом воды на разбавление сточных вод, которые делают непригодными в 12— 15 раз больший объем чистой естественной воды. При этом недостаток пресной воды особенно остро ощущается на густо населенных территориях с развитыми индустрией и сельским хозяйством, в том числе в Латвийской ССР и соседних областях.
Меткую характеристику этого природного ресурса дает В. Песков, называя воду «чудом природы, самым распространенным, самым дешевым и самым ценным сырьем»; нет ничего более печального, чем поток мертвой воды (Песков, 1982, с. 210). А из «чуда природы» в мертвый поток ее превращает не кто иной, как человек, технические возможности которого, к сожалению, опережают его знания.
Одних только указаний о необходимости беречь пресноводные ресурсы явно недостаточно, ибо практика показывает, что выгоднее экономить средства за счет строительства очистных сооружений и тем самым почти безнаказанно допускать загрязнение или-засорение водоемов. Требуются более эффективные меры, какими могут быть только экономические — либо требование создания замкнутого цикла водопользования без выпуска отработанной воды в открытые водоемы, либо взимание платы за воду в размерах, соизмеримых с расходами на очистку воды.
Однако и это нельзя считать удовлетворительным решением. Именно сельское хозяйство сегодня является самым крупным водопользователем (Жукова, Козельцов, 1982) и таким же загрязнителем (Stalbovs, 1983), окружающей среды. Воду оно для своих огромных и разнообразных нужд получает бесплатно, причем использование этого ресурса отнюдь не природосберегающее, а введение хотя и небольшой платы за воду повлекло бы за собой большие экономические затруднения (Жукова, Козельцов, 1982).
Что касается оценки воды, то тут существуют большие расхождения. Причинами их является разнообразие природных и общественных условий, а также теоретических и методологических подходов к проблематике. Так, в городах РСФСР себестоимость 1 ма воды составляет от 1,7 до 53,6 коп. (31), а себестоимость отведения 1 м3 сточных вод — от 0,4 до 70,1 коп. (q=75) (Охрана., 1980).
По данным Гидропроекта, удельные капиталовложения на прирост 1 м3 подаваемой воды по Прибалтийскому экономическому району составляют 25,3 коп. (Левин, Удовенко, 1973, с. 64). Но приведенные показатели установлены более 20 лет тому назад. При нынешних темпах развития народного хозяйства, обусловленных научно-технической революцией, приведенные цифры характеризуют давно пройденный этап и малопригодны даже для качественного анализа тех природных процессов, в которых одним из компонентов является пресная вода.
Поскольку на территории Латвийской ССР нет незагрязненных водоемов, наиболее приемлемой считаем оценку воды на основе ущерба, причиняемого народному хозяйству от ее загрязнения. Способ такой оценки приводится в статье И. Ю. Жуковой и и М. Л. Козельцова (1982). Ясно, что недоучет ущерба от загрязнения окружающей среды в хозяйственной практике существенно искажает картину функционирования народного хозяйства, большинство же авторов считают возможным эффект от природоохранной деятельности рассчитывать на основе величины предотвращенного ущерба, поэтому предлагается использовать разность между предотвращенным ущербом и затратами на эти мероприятия.
В нашем случае бобровые пруды являются водонакопителями и значительно увеличивают мощность самоочищения водоемов. Тогда эффективность Э практически равна Уп, потому что С и К незначительны (если СО и Э->оо), т. е. коэффициент эффективности стремится к бесконечности, ибо никаких текущих и капитальных вложений для устройства бобрового пруда не требуется.
Поэтому деятельность бобров исключительную важность должна приобрести в сельскохозяйственных угодьях, ибо, как отмечено выше, эта отрасль сегодня одновременно является как наибольшим водопользователем, так и наибольшим загрязнителем. С одной стороны, любая плата за воду была бы серьезным бременем для экономики сельского хозяйства, с другой — продолжение загрязнения водоемов угрожает разрушением многих экосистем и в конечном итоге — существованию человека. В таких условиях совершенно необходимо более активное использование вековечных природных процессов, которыми можно относительно просто и дешево управлять. В экономическом обосновании организации бобрового хозяйства республики образование прудов является основной «статьей» в активе баланса бобрового поселения. Дж. Грассе почти четыре десятилетия тому назад писал, что вклад бобра только в охрану водоразделов далеко превосходит ценность добываемого меха (Grasse, 1951).
Вторым компонентом по важности для народного хозяйства в биогеоценозах бобра мы выбрали почву. «Эрозия почвы не стихийное бедствие, а следствие неправильного землепользования», — пишет Р. Сталбовс (Stalbovs, 1974, 1pp. 5) и, ссылаясь на Р. Фюрона, отмечает, что в течение последних 100 лет четвертая часть (24%) общей площади сельскохозяйственных земель вследствие ускоренной антропогенной эрозии превратилась в неиспользуемые в сельском хозяйстве территории. Раньше или позже значительная часть эродированных мелких фракций попадает в водоток и, если там есть бобровая плотина, оседает на дне пруда, образуя со временем толстый слой плодородного ила. Использование его требует только оптимального технического решения. Л. Вильсон пишет, что бобровые плотины являлись причиной характерных изменений в геологии и топографии малых долин, вдоль берегов их создавались луга — сенокосы и велось своеобразное, типичное для бобров «лесное хозяйство». «Рубкой» старых деревьев бобры способствовали омоложению леса, т. е. интенсифицировали круговорот веществ (Wilsson, 1966). Тем самым они непосредственно содействовали и продолжают содействовать процессу почвообразования.
С точки зрения накопления плодородных земель в бобровых запрудах ценность каждой бобровой плотины, по данным В. Эди, — порядка 300 дол. (цит. по Дежкину, 1960). На территории Латвийской ССР этот вид почвообразования начался, когда после отступления последнего ледника водоемы были заселены бобрами, и продолжался около 10 тыс. лет — до истребления бобров, происшедшего около 200 лет назад. Возобновление данного типа почвообразования началось с восстановлением бобровых поселений. Первая бобровая плотина была построена около полувека назад. В нашем распоряжении пока нет количественных данных об объеме накопленных таким образом плодородных почв, все же он сравним с объемом почвенного слоя пойм и зависит от интенсивности эрозии. Чтобы избежать завышения этой второй по значимости «статьи» в активе баланса бобрового поселения, условно примем, что бобровые луга, образующиеся на месте пруда после ухода этих животных, по ценности можно приравнять к естественным лугам. Один гектар таких угодий М. Н. Лойтер (1974) оценивает в 255 руб. Кроме того, следует учитывать еще ряд соображений.
Нет сомнений, что стоимость сельскохозяйственных угодий непрерывно возрастает. Превращение бобровых лугов в более ценные угодья в основном осуществляется путем приложения труда человека. Стоимость перегнойной почвы, реализуемой для перевозки в другие места с целью повышения плодородия бедных почв, зависит от множества разных факторов, и мы не располагаем ее оценкой (нет сомнений, что по существующим в садовом хозяйстве прейскурантам она просто огромна). В случае затопления сельскохозяйственных угодий мы считаем возможным применять оценки, приведенные в работе М. Н. Лой-тера (1974, с. 164), ибо угодья только временно исключаются из «севооборота».
Третьим компонентом для анализа мы выбрали растительный покров, на который бобровое поселение оказывает существенное влияние. Как отмечают В. В. Дежкин и Н. В. Менькова (1978), интенсивная грызущая и роющая деятельность бобра вносит глубочайшие изменения в пойменные биогеоценозы. Бобр — первичный консумент, однако он не только превращает накопленную в растениях солнечную энергию в животные белки и жиры, но и делает эту первичную энергию доступной также копытным и мелким грызунам, когда они кормятся у сваленных бобрами деревьев и кустарников (как правило, мягколиственных малоценных пород узкой прибрежной полосы) в бедные другим растительным кормом периоды. По исследованиям В. В. Дежкина (1965), бобру в сутки необходимо съесть 880 г ивовой или осиновой коры; И. С. Легейда и Т. Д. Рогознянская (1981) отмечают, что бобр
в сутки употребляет от 0,5 до 2,0 кг растительной пищи, по другим сведениям (Зобов, 1980, с. 133), годовое потребление одним бобром различных трав в природе составляет 230 кг, а древесного корма (осина, тальник) — 100 кг. По нашим данным, в 1975 г. объем заготовленного на зиму древесного корма составлял 0,2 м3 мелкоствольных деревьев и кустарника на одного бобра (Балодис, 1979), что соответствует материалам ряда других авторов. Однако бывают и исключения. Так, Л. Вильсон (Wilsson, 1966, S. 36) сообщает о запасах поселения на зиму объемом в 90 м3.
В какой-то степени выедание трав и погрызы способствуют изреживанию водных растений на местах кормления и замене старого леса молодыми сукцессиями. Нынешние эвтрофированные водоемы Латвийской ССР полностью удовлетворяют потребности бобров летом и частично зимой. Выедание водных трав оказывает некоторое положительное влияние на оксидационные процессы в воде, улучшает качество воды и жизненные условия гидробионтов.
Из вышеизложенного следует, что изменения растительного покрова в местах бобровых поселений, которые связаны с грызущей деятельностью бобров, ничтожны и вносить их в статью пассива при экономической оценке деятельности бобрового поселения в водоемах, где плотины не нужны, нет смысла.
Значительно большее влияние на окружающую растительность бобры оказывают, если для обеспечения оптимальных условий обитания им приходится построить одну или больше плотин. Растительность для питания расходуется примерно в таком же объеме (250 кг трав и 100 кг древесных), однако тут на растительность влияют уже накопленные водные массы и затопленная территория. Финские специалисты (Лахти, Хелминен, 1976, с. 197) пишут: «Бобры приносят некоторый вред лесному хозяйству, в особенности тем, что поднимают уровень воды плотинами. Согласно опросу, проведенному в 1970 г., на территории 900 га погиб лес из-за высокого водостоя и на 1600 га сильно замедлился рост деревьев» (однако это только 0,01% площади лесов Финляндии.— М. Б.).
Вследствие затопления суходола лесные насаждения заменяются водными и околоводными растениями. Нет сомнения, что в зоне прямого затопления и близко к ней прилегающей лес погибает, однако, как сообщают С. Вилде и соавт. (Wilde et al., 1950), вокруг бобрового водохранилища существует пояс, где лесные насаждения дают определенный прирост. Таким образом, в какой-то степени или даже полностью, что зависит от рельефа и почв, восполняется ущерб, причиненный лесу от затопления. Сходные результаты получены также у нас (Вендров, Дьяконов, 1976; Лиспа, Балодис, 1985). Кроме того, от затопления погибают в основном низкобонитетные мягколиственные дровяные древостой, а потенциальный дополнительный прирост — это деловая древесина ценных хвойных пород. Надо подчеркнуть, что сухостой не является потерей для народного хозяйства — требуется только своевременная (лучше заблаговременная) рубка и реализация его.
Отсюда следует, что ущерб, причиненный бобровыми плотинами суходольным лесонасаждениям, весьма проблематичен и нет основания отмечать его в пассиве баланса.
Совсем другого подхода требует оценка лесов на осушенных территориях, где в увеличение прироста и строительство дорожной сети вложены значительные средства. Определение ущерба лесному хозяйству от затопления лесонасаждений на осушенных территориях весьма спорно. На наш взгляд, при определении расходной части баланса не обязательно указывать такой ущерб, который устраняется естественно в условиях организованного хозяйства, ибо никому и в голову не приходит при экономических вычислениях учитывать возможный ущерб сельскохозяйственным культурам от домашнего скота. Это только подтверждает необходимость организации интенсивного бобрового хозяйства, где под контролем бобрятника находится деятельность каждого бобрового поселения, а ущерб своевременно устраняется.
Ущерб осушенным лесонасаждениям, причиненный за время роста поголовья бобров и организации бобрового хозяйства, можно определить как разность между розничными ценами за поврежденную древесину, т. е. между оценкой деловой древесины и оценкой дров в рублях. По прейскуранту 07-03 эта разность колеблется в пределах от 3,8 до 39,2 руб. за 1 м3 (Lapins, 1985, 1рр. 147), в среднем около .20 руб. Ущерб конкретным лесонасаждениям мы определяли исходя из оценки соответствующих сортиментов по материалам лесоустройства.
Отношения бобра с окружающим животным миром характеризуются как выраженный комменсализм. Комменсалом тут является бобр, с его постройками, прудами, погрызами. Каждый из представителей фауны не простое слагаемое, оценку которого можно получить согласно формуле, предложенной В. В. Дежки-ным (1980) (см. выше). Их совокупность, их индивидуальные экологические ниши в сочетании с нишей бобра дают дополнительный экологический эффект, оздоравливающий биогеоценоз в делом. В нашем примере это лес (и не только околоводный) и его обитатели, компоненты экологической ниши бобра. Как лес, так и все живое в нем требуют одинакового внимания, понимания, ухода и разумного использования. Но это высокое искусство. Напомним слова искреннего сторонника именно такого соотношения леса, дичи и человека — немецкого лесовода Ф. Нюслейна: «Лесоводство без диких животных не является искусством, держать, дичь без леса тоже не искусство; охота — искусство, лесоводство — искусство, давайте оба искусства мастерски сочетать» (цит. по Frohlich, 1985, S. 52) — в идеале этим искусством следовало бы владеть профессионально, добавляет Фрёлих. Однако этот дополнительный вклад здорового биогеоценоза с трудом поддается денежному выражению. Дни активного отдыха, которые человек проводит на охоте, условно измеримы теми средствами, которые он намерен истратить на это удовольствие — и это не мало.
Серьезной отрицательной «статьей» баланса бобрового хозяйства считают повреждения, наносимые этими животными мелиоративным системам, дорожным насыпям, проточным трубам и дамбам рыбных хозяйств и польдеров. С увеличением бобрового поголовья животные покидают естественные водоемы и все чаще занимают непредусмотренные для них места. Однако, так как ни одно животное не поселяется в местах, где нет для него подходящего корма, заселение бобрами мелиоративных канав на сельскохозяйственных угодьях происходит чаще всего там, где за мелиоративными системами нет необходимого ухода.
В таких случаях кустарник по берегам канав является своеобразным аттрактантом. Все же есть места, в частности в достаточно глубоких отводных каналах, где деятельность бобров особенного вреда не приносит, а вклад поселения в оздоровление окружающей среды оказывается значительным. Такие случаи оцениваются отдельно. В принципе заселение бобрами искусственных сооружений в интенсивном бобровом хозяйстве не планируется, и, так же как в случае с лесоосушительньши системами, ущерб данного вида в организованном хозяйстве не может быть предусмотрен. Из сказанного следует, что баланс предполагаемого интенсивного бобрового хозяйства должен стать экономическим оправданием и убедительным обоснованием организации его в Латвийской ССР. Интенсивная форма бобрового-хозяйства в мире прецедента не имеет, ибо создающиеся ныне условия в антропогенном ландшафте республики во многом отличаются от условий, в которых накапливался опыт на других территориях.
Итак, в актив баланса, на наш взгляд, надо ввести следующие основные статьи: продукцию, накопление водных масс, увеличение мощности самоочищения водоемов, уменьшение отрицательных явлений эвтрофикации, улучшение жизненных условий фауны и повышение продуктивности лесной дичи и рыб; в пассив: расходы на научные исследования, устройство территории и планирование хозяйства, расходы на охрану территории, снаряжение охотников, мероприятия по предотвращению ущерба отраслям народного хозяйства от затопления и погрызов, учитывая сказанное о недопустимости отрицательных последствий деятельности этих животных.
