Когда охранник парка во Флорида-Кис поведал нам, как однажды, во время его путешествия на велосипеде по Центральной Флориде, на дороге с ним поравнялась машина, и дамочка за баранкой кинула ему в лицо грязную салфетку, мы знали: он не врёт. И мы ничуть не удивились, услышав, как в Южной Флориде один водитель швырнул ему в глаза полный стаканчик колотого льда.
Проехав из конца в конец почти весь Болотный штат, мы с Ларри до дна испили чашу того, что можно было бы назвать «горьким опытом выживания велотуриста в условиях Центральной и Южной Флориды». И нам самим тоже было что порассказать.
Северная Флорида — совсем другое дело. С побережья Джорджии мы бодро покатили на юго-запад, в район Окефеноки-Суомп, где пару дней странствовали по болотам, плывя в каноэ бок о бок с аллигаторами. Затем, вновь оседлав велосипеды, с мучениями и приключениями пробирались по глухим дорогам Северной Флориды, держа курс в Нью-Порт-Ричи, что на берегу Мексиканского залива, в окрестностях Тампа.
Теперь нас одолевала жара. Столбик термометра замер где-то в районе восьмидесяти, а влажность была такой высокой, что мы буквально проквасились от пота, а то немногое из одежды, что было на нас, всё время промокало до нитки. Как и в Джорджии, движение на второстепенных дорогах Флориды было редким, а водители — внимательны к другим. Настал и на нашей улице праздник. Нам больше не угрожала надвигающаяся зима, и, в отличие от джорджийцев, жители городков, которые мы проезжали по дороге, не заставляли нас постоянно чувствовать себя «не в своей тарелке» и не собирались мешать нашему путешествию. Ежедневно во время привала на ленч мы покупали газету и просиживали в парке пару часов, закусывая или мирно клюя носом.
Мы направлялись в Нью-Порт-Ричи проведать моего двоюродного дедушку с супругой. Для своих восьмидесяти дедушка Кларенс был ещё хоть куда. В ноябре, бывало, он суетился вокруг своей крепкой машины-фургона, приводя её в божеский вид, а затем отправлялся со своей дражайшей Эвелин за восемьсот миль от дома в Хантигтон, Западная Виргиния, в «Голубую Лагуну», стоянку мобильных домов в Нью-Порт-Ричи — на «зимние квартиры».
После смерти первой супруги, когда дедуле уже перевалило за семьдесят, он обнаружил, что жить одному ох как тоскливо. Чтобы поправить незавидное положение, он доверился «электронной свахе», изложив в анкете всю свою подноготную и упомянув об интересах.
— В то время я только-только обзавёлся домом-фургоном, правда, внутри ещё было пустовато. Когда же компьютер выдал мне имя и «координаты» Эвелин и мы с ней познакомились, то оказалось, у неё есть всё, кроме «дома на колёсах», и вот тогда-то мы решили объединить хозяйство и поженились. Вот что значит умный компьютер!
Накануне нашего приезда в Нью-Порт-Ричи я позвонила Кларенсу и Эвелин и сообщила, когда примерно нас следует ждать. На следующий день, когда мы въехали на территорию «городка-стоянки», состоящего из пяти так называемых жилищных массивов, дядюшка Кларенс вместе со своим двухколёсным другом уже поджидал нас на обочине хайвэя № 19. Давненько мы с ним не виделись, но стоило мне только завидеть маячившего у перекрёстка мужчину, как я без труда узнала в нём Кларенса. Он высился прямой, как мачта, щеголяя тщательно отутюженными голубыми бермудами и белоснежной трикотажной тенниской, в кедах и кепке-бейсболке.
При виде Кларенса я тихонько хихикнула себе под нос: похоже, он не растерял прежней живости и был готов хоть сейчас крутить педали вместе с нами. Лет двадцать назад, когда Кларенс как-то раз собрался к нам в Сан-Диего погостить на лето, Па специально для дядюшки соорудил перила у парадного входа в дом. Однако Кларенс, полностью проигнорировав эту «мелочь», перепрыгивая через две ступеньки, лихо взлетел по лестнице поприветствовать нас. Вот и сейчас дядюшка Кларенс пребывал в достаточно хорошей форме, чтобы позволить себе велосипедную прогулку в бакалейную лавку, прачечную-автомат или на пляж.
Видно было, как гордится Кларенс своей внучатой племянницей, отмахавшей на велосипеде восемь с половиной тысяч миль через всю Америку; но и я ничуть не меньше гордилась дедом-дядюшкой. Разменяв девятый десяток, Кларенс, по счастью, не утратил интереса к жизни, не в пример большинству из нас, теряющих его задолго до того, как нам перевалит за сорок.
— Эй, Кларенс, я сейчас ноги протяну. Как насчёт того, чтобы дотащить за меня мои узлы? — подначивал Ларри.
— А по-моему, что для тебя ещё каких-то пять кварталов. Да и дорога отсюда до стоянки — ровнее не бывает; это вам не в гору, — расхохотался Кларенс.
Держась в седле всё так же прямо с блаженной улыбкой на лице, он сопроводил нас до стоянки. Благодаря ему и Эвелин все обитатели городка уже знали о нашей затее, и нас восторженно приветствовало около сотни старичков и старушек.
Мы с Ларри прожили в Нью-Порт-Ричи неделю. Это были семь хлопотливых дней. Поскольку мы пообносились в походе, день ушёл на покупку шорт, белья, носков и футболок. На следующее утро мы вручную постирали вкладыши спальников и куртки, предоставив сушке-автомату довершить нашу работу, целый день щедро потчуя её десятицентовиками.
Ещё день ушёл на поход по бюро путешествий. До сих пор мы ещё не решили, что предпринять в ближайшие зимние месяцы: выбрать ли круиз по Карибскому морю, поколесить ли по Юкатану либо лететь прямиком в Испанию.
Наведя всевозможные справки в турагентствах и выяснив всё о недорогих авиарейсах как в Европу, так и на Юкатан, мы приступили к закупке запчастей к велосипедам в окрестных магазинчиках. Ларри удалось разжиться столь необходимыми нам звёздочками и цепями, однако всего достать так и не удалось. В итоге, пробившись по телефону в магазин велосипедов в Пало-Альто, в Калифорнии, он заказал переслать по почте все нужные нам детали для замены передач с десяти на пятнадцать.
В дни, свободные от беготни по магазинам и суеты и маеты с велосипедами и пожитками, Кларенс и Эвелин знакомили нас с местными достопримечательностями. Кроме того, мы почти все вечера проводили у Кларенса, засиживаясь за разговором едва ли не до полуночи. «Век бы слушал ваши истории, — так по обыкновению говаривал он. — А ещё люблю наблюдать, как вы возитесь со своими велосипедами. Правда, вот уж удовольствие так удовольствие!» Прежде чем нам наконец удавалось отправиться на боковую, Кларенс ещё долго прогуливал нас по улице, кругов этак пять вокруг парка.
Почти все обитатели городка автоприцепов постоянно жили в Новой Англии или на Среднем Западе, откочёвывая во Флориду, чтобы избежать суровых зимних морозов. Весьма любопытно, что были среди них и жители тех самых негостеприимных городишек, через которые мы проезжали и где останавливались по пути, и вот эти люди стремились не просто пообщаться с нами, но и взять нас под своё крылышко. Пока мы трудились над нашими велосипедами, устанавливая новые звёздочки и меняя рычаги, вокруг нас постоянно суетились старички, без устали предлагая свои гаечные ключи, иногда они тихо присаживались понаблюдать за нашей работой.
За два дня до отъезда из Нью-Порт-Ричи мы с Ларри устроили для всех обитателей городка маленькую презентацию с показом слайдов. Пересекая Америку, мы отсылали моим родителям отснятые плёнки, надеясь на то, что они будут проявлены и дождутся нас в целости и сохранности; поэтому когда Кларенс сказал мне, что жители мобильных домов горят желанием послушать наш рассказ, я позвонила родителям и попросила выслать нам готовые слайды. За день до показа Энн Тернбулл, старожилка стоянки, заглянула в фургон Кларенса и протянула мне какой-то конверт.
— Что сказать, вы оба и в самом деле вернули к жизни всех нас, всё местное старичьё, — улыбнулась она. — Все только и говорят о вашем путешествии. А как же, благодаря вам все мы получили крепкий заряд бодрости, ну а мечты о том, что вы сделаете это за нас, скрасят унылые минуты нашей жизни. Вот, пожалуйста, примите конверт. Здесь немножко денег. Хотим хоть чем-то вам помочь, по-своему поучаствовать в вашем путешествии, что ли. А ещё это — наша благодарность вам за то, что вы внесли немного света и радости в нашу жизнь, подарив нам всем нечто такое, о чём мы будем теперь ещё долго с восторгом думать и говорить.
Весь остаток дня люди шли к нам проститься и пожелать удачи. Супруги Зиглерс из Мичигана преподнесли мне ожерелье в качестве талисмана, другая чета вручила рождественскую открытку с вложенным внутрь банковским счётом на двадцать долларов на праздничный обед — куда бы в ту пору ни занесла нас нелёгкая.
Утром 9 декабря, прежде чем покинуть «городок на колёсах», мы целый час благодарили всех и каждого за помощь, доброту и подарки. Особенно нелегко мне было прощаться с Кларенсом. Когда я потянулась обнять его, он обвил рукой мои плечи и прочувствованно произнёс, как гордится он нами и нашим делом и что он никогда, покуда жив, не забудет неделю, которую мы провели все вместе. У выезда со стоянки я остановилась и оглянулась назад. Стараясь не сутулиться, Кларенс стоял рядом со своим велосипедом и со слезами на глазах махал нам рукой. Это была наша последняя с ним встреча.
Из Нью-Порт-Ричи мы с Ларри устремились на восток по 54-му шоссе, дабы обогнуть Тампа, прежде чем повернуть на юг, в сторону Кис. Первые признаки того, что дела в Центральной Флориде примут совершенно иной, то есть скверный, оборот, проявились уже в пятнадцати милях от Нью-Порт-Ричи. Дамочка в расцвете лет в гигантском «поглотителе бензина» во весь опор неслась вперёд. Нацелившись прямо нам в спину, она всё больше разгонялась, непрерывно терзая гудок. Казалось, машина вот-вот нас накроет, поэтому мы оба шарахнулись с проезжей части. Дорога не имела обочины — за кромкой асфальта шины с ходу зарылись в песок, от резкой остановки велосипеды подбросило так, что каждый из нас буквально воспарил над рулём. Приземлившись с глухим шлепком на песок перед велосипедом, я подняла глаза, чтобы рассмотреть дамочку, теперь уже неторопливо проплывавшую мимо меня по асфальту. Рядом с ней сидел мальчуган лет семи-восьми, она прыскала, указывая на нас, чтобы и он мог как следует оценить результат её «шутки». Оба они расхохотались. Когда же мы с Ларри, вскочив на ноги, рванулись к машине, злодейка выжала акселератор и с хохотом умчалась прочь.
— Вот вам и первая роковая женщина. Будем надеяться, второй такой не найдётся во всей округе, — пожала плечами я. О, если бы я только знала!
Весь остаток дня, да и на следующий день, машин было хоть отбавляй, хотя, если верить нашим картам, мы всё время придерживались второстепенных дорог. Мы проследовали по 54-му шоссе до Зефирхиллс, затем двинулись по 39-му к югу. Обе дороги были напрочь лишены обочин, и ни один из проезжавших мимо водителей не утруждал себя заботой аккуратно обогнать нас. Впервые за всё время нашего путешествия автомобили со свистом проносились мимо нас, не уступая ни дюйма, и мы лишний раз убедились, как важно не съезжать с узкой полоски проезжей части, отделявшей бока мчавшихся автомобилей от песка, грозящего нам очередной встряской.
На второй день пути, после того как мы покинули Нью-Порт-Ричи и проделали часть пути по 39-му шоссе, где-то чуть севернее жалкой кучки домов, претендующих на гордое имя Форт-Лонсом, мы заскочили в небольшой бакалейный магазинчик купить еды к обеду. Стоило нам перешагнуть порог лавки, как стоявшая за прилавком тучная продавщица уставилась на нас с явным любопытством.
— Чужие сюда редко заглядывают. Откуда, ребята? — спросила она.
— Из Калифорнии, — ответила я.
— Калифорния! Так вы из Калифорнии?
— Да.
— «Чёртовы Ангелы». И это всё, чем славится ваша Калифорния, надо же, «Чёртовы Ангелы». Вы тоже — из этих? — Тётка беспокойно скользнула взглядом по велосипедам.
— Да нет, — ответила я. — Вообще-то не все калифорнийцы — «Ангелы». Да и «Чёртовых», если честно, не так уж много, особенно за пределами Окленда.
— А вот этого — не надо! — взорвалась толстуха. — Моя соседка как-то съездила в Калифорнию. Так вот она рассказывала, что там эти типы на мотоциклах торчат повсюду, куда ни плюнь!
— Но поймите же, ведь это не значит, что каждый калифорнийский мотоциклист непременно и есть этот самый «Чёртов Ангел». Они…
— Ну уж мы-то здесь знаем! — отбрила она меня. — Будьте спокойны. Мы тут на дух не выносим всяких там мотоциклистов. Наши ребята любят палить по ним, когда те мимо проезжают.
Женщина на минуту закрыла рот, снова вперившись в наши велосипеды. Коротышка лет сорока, она прятала свои телеса под складками необъятного домашнего платья из набивного ситца. Её тёмные волосы были коротко острижены.
— Но мы же путешествуем на велосипедах, а не на мотоциклах, — успокаивал её Ларри.
— Ну, не знаю. Местные могут пульнуть и в вас. Захотят и турнут вас отсюда.
Пока она продолжала с подозрением разглядывать наши велосипеды и скарб, мы с Ларри одновременно подумали об одном и том же. Почему никто не предостерёг нас? Нам приходилось слышать немало историй о неотёсанных обывателях Техаса, Алабамы и Миссисипи, мягко говоря, недолюбливающих велосипедистов. Один из велотуристов рассказывал, что, когда он путешествовал по Техасу, один лихой ранчмен, проезжавший мимо в своём пикапе, буквально изрешетил пулями вьючники у него за спиной. А вот о Флориде даже и речи не было.
После недолгого молчания женщину вновь прорвало:
— А скажите-ка всё-таки, что заставляет леди тащиться на велосипеде в такую даль — от самой Калифорнии до Флориды? Ясно ведь, женщина, будь она в здравом уме, никогда не станет делать ничего подобного. Ты, что ли, заставил её проделать этакое? — Она свирепо взглянула на Ларри.
— Да что вы! Это была её идея, — хихикнул Ларри, прежде чем я успела раскрыть рот.
— Опять заливаешь. Да только посмотри на неё, ну разве ей могло прийти в голову такое. Вот беда-то: тощая — кожа да кости, ей ли крутить педали этакой громадины. Ты её вынудил это сделать, хоть бы постыдился! Ладно, скажу вам одно — не зевайте. Помните, что я вам говорила! Не любим мы всяких там байкеров.
Подгоняемые душевным напутствием, мы с Ларри вынырнули из магазинчика и вновь покатили на юг по 39-му шоссе, держась своей узкой «ленточки» асфальта, в то время как грузовики, пикапы и легковушки с лязгом и фырканьем проносились мимо. К концу дня, когда пришло время остановиться, мы не заметили, как оказались в окружении болот, изгородей из колючей проволоки и знаков: «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ», исключающих всякую возможность свободно расположиться на ночлег. Здесь, в Центральной Флориде, нам обоим как-то особенно не хотелось форсировать изгороди и уж тем более ставить палатку в частных владениях. Мы уже усвоили, что даже если и не достанемся аллигаторам, то какой-нибудь разгневанный ранчмен непременно начинит нас пулями. И мы продолжали катить вперёд в надежде добраться до сухого, не опутанного проволокой пятачка.
К тому времени, когда мы свернули на 62-е шоссе и вкатили в крошечное «пятнышко», обозначенное на нашей карте как Дьюэтт, уже почти стемнело. Этот флоридский «Дуэт» состоял из двух зданий: школы с одной классной комнатой и со знаком «Частные владения» на краю школьного двора и церкви баптистской общины Сухих прерий. Сразу за церковью раскинулся необъятный простор лужайки — самое место для палатки. Воскресный вечер. Если верить объявлению на церковном фасаде, служба должна была начаться в восемь часов. Однажды, ещё до путешествия, нам случилось просить разрешения поставить палатку на церковных землях — во владениях Епископальной церкви в селении Оксфорд, Коннектикут. Члены общины не только пригласили нас к себе переночевать, но и накормили обедом и завтраком, снабдив нас «сухим пайком» на дорогу.
Мы приготовили и съели обед, после чего уселись на ступеньках церкви ждать, когда начнут собираться прихожане. Первым появился преподобный отец Макс Дюранс, классический тип пастора-южанина. Был он сдобен и дороден, брюшко нависало над поясом, а речь отличалась южной медлительностью. Держа в правой руке Библию, толстую и чёрную, он ел нас глазками, недоверчиво щурясь. Ларри заговорил первым:
— Здравствуйте, я — Ларри Сэвидж, а это моя жена Барбара.
Я улыбнулась и кивнула преподобному. Он искоса с подозрением взглянул на меня, а затем опять перевёл взгляд на Ларри.
— Мы с Западного побережья, путешествуем на велосипедах и едем на Кис.
«Умница, — подумала я. — Не упоминай о Калифорнии, во всяком случае при этом малом».
— Мы ночуем в палатке, а потому интересуемся, нельзя ли нам расположиться где-нибудь здесь, где посуше.
Преподобный отец тянул с ответом, а неприязненное выражение, которое приняла его физиономия, когда он только нас заметил, так и не смягчилось.
— Значит, вам нужно местечко для лагеря, так, что ли? Так вот, здесь нет ничего подходящего и уж тем более — никаких удобств, — выдавил он наконец.
Я упёрлась взглядом в то, что, очевидно, было гостевой, пристроенной к зданию церкви, но святой отец по-прежнему упорно смотрел на Ларри.
— Но уж если вам так нужно место для ночлега, есть здесь клочок земли под деревьями, где-то в трёх четвертях мили отсюда, по правой стороне дороги, за перекрёстком с шоссе.
Тут его преподобие сделал паузу, пока на его физиономию наползала улыбочка.
— Правда, по хайвэю и ночью снуют тяжёлые грузовозы. Что ж, вам в вашей палатке, пожалуй, придётся смириться с шумом и светом фар, но, кроме этого, вас вряд ли побеспокоит что-то ещё. Если кто спросит, какого чёрта вы там остановились, только скажите, что Макс Дюранс разрешил вам разбить лагерь. Знаете, все земли в округе — мои. Я сдаю их в аренду, поэтому всем местным хорошо известно, кто такой Макс Дюранс.
Я посмотрела вдаль, за 62-е шоссе, стараясь понять, о каком шоссе идёт речь, однако к этому времени уже слишком стемнело, чтобы разглядеть что-либо на расстоянии.
Между тем, наблюдая, как напряжённо мы всматриваемся во тьму за асфальтом, отец Макс расплылся в ликующей улыбке, и я почувствовала: оно неспроста. Ларри как-то умудрился изобразить ответную улыбочку и вежливо выдать «большое спасибо».
Паства и пастор молча пронаблюдали, как мы подхватили с земли велосипеды и покатили через улицу. Через несколько ярдов по 62-му шоссе мы действительно наткнулись на какую-то дорогу, но стоило нам свернуть на неё, как колёса тут же увязли в песке. Пастор заслал нас в пески. Почти целую милю мы то несли, то волоком тащили наши велосипеды через песок, не отрывая взгляда от изгороди, бесконечно тянувшейся вдоль правой стороны дороги. Мы упорно искали прогалину в колючей проволоке, которая, по заверениям Дюранса, должна была быть где-то совсем рядом. Именно от неё вела тропинка к желанному «островку» для ночёвки. Целых сорок минут мы плелись по песку, а затем были вынуждены признать: то, о чём мы лишь смутно догадывались, отъезжая от церкви, оказалось истинной правдой: преподобный послал нас к чёрту на кулички — в никуда.
Нам ничего не оставалось, как тащить велосипеды обратно в Дьюэтт. На полпути назад мчавшийся мимо грузовик обдал нас песком. Водитель не остановился и не притормозил узнать, что заставило ночью пару велосипедистов под грузом вьючников тянуть свои велосипеды по песку в забытом Богом уголке Флориды. Не сомневаюсь — ему было плевать.
Когда мы вернулись в Дьюэтт, из церкви всё ещё слышалось пение. Мы натянули палатку за деревом рядом со школой. Темень и кусты скрывали нас от прихожан, которые после службы расселись по малолитражкам и пикапам и направились по домам. Утром мы поспешили убрать палатку и навьючить велосипеды ещё до рассвета; затем мы уныло побрели к столам для пикников за церковью и соорудили себе завтрак. Когда мы подкреплялись, подкатил мужчина в пикапе. Он выпрыгнул из кабины и прямиком двинулся к нам.
— Доброе утро, — улыбнулся он.
— Здравствуйте, — улыбаясь, ответила я.
— Откуда вы и куда?
— Из Калифорнии, на Кис.
Какое-то время все трое молчали. Незнакомец изучающе посмотрел на нас с Ларри, затем потупился и опять поднял глаза.
— А скажите-ка, где вы вчера ночевали? — спросил он.
Его глаза обшаривали лужайку за церковью, однако там не было и следа ночного пребывания палатки.
— Отсюда — на север по дороге, в точности там, куда послал нас преподобный. Знаете, на том сухом бугре с деревьями в трёх четвертях мили. — Мой ответ был столь же невинен, как и его вопрос.
— Ох ты!
Незнакомец снова опустил голову. Он быстро зашагал от нас прочь, заглянул в церковь, поискал в гостевой. Наконец, вынырнув наружу, он вернулся в свой пикап и уже на ходу прокричал:
— Всего вам доброго, слышите?
Мы с Ларри собрали вещи и тронулись в путь, в Форт-Мейерс, лежавший в восьмидесяти девяти милях от Дьюэтта. Мы продолжали двигаться на восток по 62-му шоссе, потом повернули на юг, через Ваучулу и Аркадию, следуя по шоссе № 17 и 31. На 17-м и 31-м, с их интенсивным движением, водители, похоже, относились к особой человеческой породе. Мы только и ждали что скорой гибели под колёсами. Основная философия, которой они придерживались, была весьма проста: раз все дороги построены исключительно для автотранспорта, то велосипедисты не имеют абсолютно никакого права пользоваться ими. Когда водители замечали нас, катящих впереди по самому краю «их» трассы, подавляющее большинство поступало одним из трёх способов. Они либо тащились за нами и сигналили, казалось, целую вечность, прежде чем взреветь мотором возле самого уха; либо держались с нами наравне, наполняя воздух яростной бранью; либо выбирали вариант тихого наступления, норовя нанести удар в спину. Что касается последней категории, то они всегда действовали без предупреждения. Они никогда не сигналили и не вопили; они просто летели во весь опор прямо на нас. К счастью, мы всегда вовремя различали шум моторов и «вспархивали» с дороги перед самым их носом. Разочарованные водители, как правило, обычно потрясали кулаками или крыли нас почём зря.
К сожалению, шоссе № 31 оказалось тридцатисемимильной трассой промышленных грузоперевозок, и лишь немногие дальнобойщики, мчавшиеся мимо нас один за другим, слегка сдавали влево и объезжали нас. Большинство же не утруждало себя этим даже при отсутствии встречного движения, поэтому мы спешно выработали свою тактику выживания. Ларри держался строго за мной и всякий раз, заметив надвигающуюся на нас машину, выкрикивал то, что, по его мнению, следовало делать. Двигаясь «во главе», я высматривала на дороге выбоины и камни, прислушиваясь к командам Ларри. Всякий раз при приближении тяжёлого грузовика у меня начинало сосать под ложечкой; и я ещё крепче впивалась в руль и молилась о том, чтобы Ларри верно оценил намерения водителя.
Если грузовик, казалось, забирал влево, идя на обгон, Ларри обычно кричал мне не съезжать с асфальта, при этом мы оба как можно ближе жались к бровке дороги, надеясь на лучшее. Если же грузовик «нацеливался» на нас, Ларри истошно вопил: «Ныряй!» Потом, в зависимости от близости момента возможного столкновения, за «Ныряй!» следовало или «Живо!», или «Есть время». «Ныряй! Живо!» — означало «без промедления сворачивай на песок», ну а «Ныряй! Есть время» — «сперва притормози и уже потом поворачивай руль». Если у нас оказывалось достаточно времени для торможения, то при «нырянии» нам обычно удавалось сохранить равновесие, частенько мы даже умудрялись вырулить назад на асфальт ещё до того, как песок тормозил нас до полной остановки. Но порой, когда нам приходилось «нырять» в грязь на полном ходу, мы неизменно превращались в живые метательные снаряды.
Иногда Ларри истолковывал намерения водителя превратно. Случалось, оглянувшись назад и решив, что грузовик вроде бы идёт на обгон, он командовал мне не дёргаться. Когда же он мельком озирался назад во второй раз и замечал: монстр вернулся на прежнюю линию и опять дышит нам в затылок, а мы как никогда близки к тому, чтобы облобызать его шасси, Ларри вопил своё: «Ныряй! Живо!» — таким истерическим тоном, что я молниеносно слетала с велосипеда ещё до того, как переднее колесо утыкалось в песок.
К концу дня, когда мы въехали в Форт-Мейерс после шестидесяти миль сплошного маневрирования и почти непрерывного потока изливаемой на нас брани, нам потребовался целый час, чтобы успокоиться и унять дрожь во всём теле. Ночью нас терзали кошмары. На следующий день того хуже: ещё больше криков, гудков, ревущих моторов, счастливых «осечек» и сокрушительных приземлений в песок. Так мы прорывались на юг в Эверглейдс по 41-му шоссе. В одном месте за каких-нибудь полчаса нам пришлось прыгать в песок раз пять. Только на следующий день, четвёртый после отъезда из Нью-Порт-Ричи, нашим издёрганным нервам выпала передышка. Мы добрались до Эверглейдс, поток движения поиссяк до тонкого ручейка, автомобилисты же согласились на «мирное сосуществование». Впервые со времени отъезда из Нью-Порт-Ричи можно было оторвать взгляд от дороги и обозреть окрестности. Мы с удовольствием наблюдали за серыми и белыми цаплями, канадскими журавлями, змеешейками, канюками, ястребами, орлами и крокодилами в болотах, с обеих сторон окаймлявших дорогу. Не слыша нашего приближения, они частенько подпускали нас на расстояние всего нескольких футов, прежде чем в испуге сорваться с места.
В конце первого дня в Эверглейдс мы на хорошей скорости въехали в Монро-Стейшен, один из двух посёлков на болотах, вдоль 41-го шоссе. Монро-Стейшен оказался островком суши, на котором ютилось кафе и горстка из двадцати индейцев племени семинолов. В кафе я спросила, не найдётся ли здесь места и для нашей палатки, и официантка направила нас в сторону лесничества, что расположилось в четверти мили в глубь болот, по дороге, на фут скрытой тёмной мутной водой, кишащей крокодилами и водяными щитомордниками.
В усадьбе лесничества не было ни души, зато из-за соседнего забора с вывеской «ОХОТНИЧИЙ КЛУБ ЭВЕРГЛЕЙДС» доносились какие-то голоса. Постучавшись в калитку, Ларри спросил у открывшего ему мужчины, можно ли нам поставить палатку на территории заказника.
— Конечно. Но послушайте, какой смысл ночевать там, под открытым небом, когда можно разместиться и здесь, — приветливо сказал незнакомец. — После езды по жаре вам наверняка захочется принять душ, у нас-то он есть, а вот в заказнике — увы. Ах да, я не представился. Батч, Батч Демпси, а это — моя жена Элли. Присматриваем здесь за клубом. Давайте к нам, ставьте вашу палатку на траве возле дома. Когда закончите, приглашаем глотнуть чего-нибудь прохладительного — и на экскурсию по окрестностям.
Пропуская мимо ушей наши благодарности, Батч решительно повёл нас к сухому пятачку, который, на его взгляд, как нельзя лучше подходил для разбивки палатки. Ему и Элли на вид было чуть больше тридцати; оба в джинсах и форменных рубашках.
— Ну а теперь — об одном правиле, которое надо знать и соблюдать: остерегайтесь змей, особенно в траве, — предупредил нас Батч. — Вы, вероятно, и без того наслышаны о всяких там восьмифутовых ромбических ужах, что встречаются на юге Кис, и о карликовых гремучниках, и о щитомордниках, и о коралловых змеях. Но, сказать по правде, у нас во Флориде встречаются змеи всего четырёх видов, что значительно упрощает дело.
— Четыре, ничего себе. И какие же? — спросила я.
— Крупные, мелкие, живые и мёртвые! — И Батч расхохотался басовито и заразительно.
— Нет, правда, насчёт змей — я серьёзно. В темноте не стоит выходить из палатки без большого фонарика. Должен вас предупредить и ещё кое о чём — о пантере. Она иногда забредает сюда где-то в середине ночи и устраивает настоящий «кошачий концерт». От её воплей всю душу переворачивает, но не бойтесь, наша немецкая овчарка её отпугнёт.
Пока не стемнело, Батч и Элли показали нам территорию клуба. Здесь был зал для встреч, кемпинг и площадка для приготовления мяса барбекю, а также гараж — загон для скутеров.
— Члены клуба ездят на них охотиться на дикого кабана, случается, машины ломаются где-то в гуще болот, — пояснил Батч. — Все они снабжены радиопередатчиками, поэтому, чуть что, охотники вызывают меня, и я спешу к ним на выручку. Правда, однажды я сам вывез группу на одном из болотоходов, так вот — двигатель заглох, а на мои сигналы отвечать было некому. Поэтому мне вместе с одним малым пришлось тащиться назад за новой машиной. По дороге нас не донимали ни змеи, ни крокодилы, поэтому обошлось без приключений.
На другое утро, часов в семь, Элли прильнула лицом к окошку палатки.
— Эй, вы, там, — зашептала она, — не против позавтракать с нами? Завтрак почти готов, я приготовила массу всякой всячины, надеюсь, вы придёте и поможете нам со всем этим справиться.
Батч уже сидел за кухонным столом, прислушиваясь к тревожным сигналам своего радио, перед ним горой возвышалась полная тарелка плюшек, миска с овсянкой, печёные яйца, бекон и свежеиспечённый домашний хлеб. Пока мы с Ларри безостановочно поглощали всё, что в свою очередь непрерывно подкладывала нам на тарелки Элли, супруги Демпси наперебой рассказывали нам об индейцах племени семинолов, тех самых, что жили в болотной глуши; о том, как случилось, что именно это единственное племя всё-таки заключило мир с правительством Соединённых Штатов, и о том, что некоторые из семинолов до сих пор никогда не выбирались за пределы своего «особого района» флоридских болот.
После завтрака Элли сунула в наш вьюк бумажный пакет с буханкой хлеба и пачку печенья, вручив затем нам то, что называлось «рождественским подарком от меня и Батча» — коробочку сахарного печенья, упакованную в рождественскую подарочную бумагу.
Пятнадцатого декабря мы с Ларри оставили позади Эверглейдс и бодро приветствовали острова Флорида-Кис. Наш путь лежал на Ки-Уэст, в самый конец протянувшейся стошестнадцатимильной гряды островов и мостов, дабы попытаться попасть на борт парусной шлюпки, выходящей в Карибское море.
Мы старались следовать велосипедной дорожке, которая бежала вдоль противоположной стороны дороги, но нашли её столь замусоренной камнями, песком, битыми бутылками, изуродованной рытвинами и перегороженной вывороченным из земли бордюрным камнем и беспорядочно припаркованными авто, что казалось, по ней ехать ещё опаснее, чем по самой дороге. Проехав лишь четыре мили в направлении кемпинга, на Ки-Ларго, мы решили вырулить обратно на трассу. В полумиле от въезда в лагерь флоридская супружеская чета в огромном сияющем своей новизной автофургоне замедлила ход сбоку от Ларри и жестами заставила его притормозить.
— Эй, приятель! — прокричал парень, пока Ларри по инерции катился до полной остановки велосипеда. Парень был, похоже, одного с нами возраста, на нём была надета ковбойская рубашка и шляпа а-ля Джон Дир. — Глянь-ка, вот она — велосипедная дорожка, которой ты вроде как должен бы пользоваться. Мои кровные доллары, отданные на уплату налогов, пошли на строительство этой штуковины, лишь бы очистить дороги от вашего брата велосипедиста, поэтому, чёрт тебя возьми, будь добр — пользуйся!
К моему удивлению, Ларри, который обычно выходил из себя в подобных ситуациях, сохранял спокойствие. Он вежливо объяснил, что мы уже пытались ехать по дорожке, но это причинило нам массу неприятностей; как нам пришлось спешиться и на руках переносить велосипеды через препятствия из вывороченного из земли бордюрного камня и как автомобилисты съезжали с трассы, облюбовав место для парковки прямо под нашим носом.
— Мы вернулись на проезжую часть, так как нам приходилось двигаться крайне медленно, объезжая все препятствия на велодорожке, а нам хотелось как можно скорее добраться до кемпинга, чтобы наверняка обеспечить себе место для стоянки, прежде чем его утром заполонят автотуристы, — растолковывал Ларри.
— Скажи-ка, откуда вы? — требовательно спросил парень, проигнорировав все объяснения Ларри.
— Из Калифорнии.
— Если хотите знать, у нас здесь, во Флориде, не любят тех, кто мешает движению транспорта. Вам ясно, о чём я? Наши дороги — для авто и грузовиков; поэтому если вам так хочется колесить по проезжей части, то катитесь подальше из этого штата вместе с велосипедами! Убирайтесь назад, в вашу Калифорнию! Ведут себя здесь как хозяева, ждали вас, велосипедистов, как же!
— Точно! — вступила в разговор его «половина». — Если немедленно не уберётесь на дорожку, которой мы пользуемся, затратив на её строительство тысячи долларов, то ноги вашей больше не будет во Флориде! Поэтому лучше убирайтесь отсюда!
И прежде чем Ларри собрался ответить, «ковбой» нажал на газ, стрельнул из выхлопной трубы и с сердитым рёвом умчался прочь.
В кемпинге в Кис-Ларго было полно народу и шумно, и мы на следующий же день укатили из него в Лонг-Ки, что лежит в тридцати милях дальше по дороге. В воскресный день мы не встретили на дороге ни единого грузовоза, и легковушек было немного, поэтому ехать было легко и свободно. Национальный парк в Лонг-Ки оказался уединённым и тихим уголком. Место, отведённое для стоянки, располагалось у самой кромки воды, и его целый день затеняли от солнца кроны высоких сосен. В Лонг-Ки мы провели три дня, отдыхая, читая, купаясь в чистейшей бирюзовой воде и наблюдая за крупными белыми цаплями, спокойно разгуливающими возле самой палатки.
В один из будней мы распрощались с Лонг-Ки, повернув наших «коньков» на Ки-Уэст. Когда мы выезжали за ворота кемпинга, нас остановил смотритель парка, желая поболтать с нами.
— Куда вы направляетесь? — поинтересовался он.
— В Ки-Уэст.
— Дорога — хуже некуда, — поморщился он, качая головой. — На всём пути — узкие мосты с двусторонним движением и прорва машин. Однажды я проделал этот путь, однако я ни в жизнь не отважусь ещё раз повторить такое. Семимильный мост, что по дороге отсюда, минуя Маратон — сущий кошмар! Он действительно очень узок. Единственный раз, когда я проезжал по нему на велосипеде, я очень скоро обнаружил, что там и впрямь негде разминуться двум автомобилям и велосипедисту, оказавшимся бок о бок друг с другом. В первый раз я был «зажат» между двух автомобилей, обгоняющих друг друга, меня едва не вдавили в перила, и я на полном ходу чуть не вылетел в залив. После этого я ехал строго посередине полосы, так чтобы автомобили могли обойти меня лишь в случае, когда не было никакого встречного транспорта.
Нет, я бы посоветовал вам махнуть рукой на поездку в Ки-Уэст. Это слишком опасно. Люди не просто отделываются травмами, они погибают. Совсем недавно сбили велосипедистов. Лично меня больше никогда и ни за что не заманишь с велосипедом на юг Флориды. Когда-то я частенько путешествовал в этих краях, однако горького опыта у меня предостаточно. Мне кажется, жители Центральной и Южной Флориды могли бы составить величайшую и богатейшую в мире коллекцию «велоненавистников». Если уж вас потянуло в велопоход по Флориде, держитесь её севера. Правда.
К несчастью, мы с Ларри оказались слишком упрямыми, чтобы принять во внимание совет умудрённого опытом смотрителя, и, несмотря ни на что, отправились-таки в Ки-Уэст. На протяжении первых 37 из 68 миль, разделяющих Лонг-Ки и конечный пункт нашего следования, водители были вполне сдержанны, и никто криком не приказывал нам держаться исключительно велодорожки, которая местами внезапно вырастала как из-под земли перед нами на самых крупных островах. Это было чудное путешествие. Мы шустро проскакивали крохотные островки, густо покрытые сочно-зелёными мангровыми зарослями и окаймлённые белыми песчаными пляжами. Мосты, связывающие острова, были выстроены так низко над водой, что порой нам казалось, будто мы скользили по глади самого залива, и нам удавалось заметить косяки рыб, «парящих» над океаническим дном.
Более того, мы ухитрились благополучно миновать семимильный мост, следуя совету смотрителя держаться центра своей полосы. Но лишь после Биг-Пайн-Ки на нас посыпались настоящие неприятности.
Где-то в пределах последних 25 миль, оставшихся до Ки-Уэст, кипела большая стройка, причём огромные мусоровозы-контейнеры, обслуживающие её, непрерывно сновали туда-сюда по дороге, не уступая места никому другому. Первые полчаса, пока мы лавировали между ними, нам удавалось оставаться «на поле». Затем, на одном из мостов, пара гигантов, один за другим, устремилась на нас с тыла, в то время как огромный фургон стремительно нёсся на нас с противоположной стороны. Видимо, водитель первого мусоровоза рассчитывал, что у него в запасе достаточно времени, чтобы обогнуть нас, прежде чем приблизится «Уиннебаго», поэтому он увеличил скорость и выехал на полосу встречного движения, идя на обгон. На беду, он просчитался: едва миновав Ларри и поравнявшись со мной, он понял, что ему остаётся либо вернуться назад в свой ряд, подавшись вправо, либо в лоб столкнуться с гигантом.
По мере того как он пристраивался ко мне сзади, я пристально следила за «Уиннебаго», однако и так знала, что он собирается делать. Урчание и грохот обоих мусоровозов (одного у меня за спиной, другого — конвоирующего Ларри) были оглушительны. Я ощутила, как слабеют мои колени и лодыжки, затем их пронизала столь сильная крупная дрожь, что мне с превеликим трудом удавалось выжимать педали. Я жадно хватала ртом воздух, но мне не пришлось долго ждать. Почти сразу же, как я впервые слева мельком заметила его краешком глаза, мусоровоз вильнул прямо в мою сторону. Я судорожно схватилась за ручные тормоза и в ужасе смотрела, как восемь тонн стали вписались в пространство, которое через пару секунд должна была бы занять я, не вцепись я вовремя мёртвой хваткой в рукоятки тормозов. Я почти было остановилась, когда услышала истошный крик Ларри у себя за спиной.
— Вперёд! — вопил он. — Живо!
Я попыталась тронуться с места, но мои дрожащие ноги отказывались слушаться.
— Давай же! Вперёд! Он не собирается останавливаться!
А я-то забыла, что второй монстр всё ещё висит у нас на хвосте. Я призвала всю свою силу воли и принялась отчаянно крутить педали. Ларри продолжал истерически взывать ко мне, умоляя усиленно жать на педали, и я заставила ноги шевелиться быстрее, чем когда-либо прежде. Я что было сил рванулась к концу моста и, резко крутанув руль вправо, свернула на обочину. Ларри последовал за мной. Как только наши машины уткнулись в песок, мы дружно совершили кульбит через руль — дело, ставшее привычным для нас во Флориде. Удары сердца глухо отдавались у меня в висках, когда мусоровоз с лязгом и скрипом пропылил мимо.
— Чёрт возьми, Барб! — кипел Ларри. — Никогда больше не хватайся за тормоза, когда ты находишься на мосту, а грузовик дышит нам в затылок! Когда ты принялась тормозить, это чудовище едва не вмяло нас в асфальт. Клянусь, он наверняка расплющил бы нас, если бы ты не заработала ногами в самый нужный момент, да ещё так быстро, как сумела. Эти водители-«мусорщики» — законченные придурки. Они «запахали» бы нас и никогда даже не вспомнили об этом. Безумие какое-то!
— Но мне пришлось затормозить! — орала я в ответ. — Ближайший грузовик настиг бы меня, не сделай я этого. Что же мне ещё оставалось делать?
Ларри сокрушённо покачал головой, и мы бросились собирать и крепить к рулям свой нехитрый багаж, рассыпавшийся при падении, и выехали обратно на дорогу. Мои ноги дрожали, и лишь спустя несколько миль мне удалось вновь набрать скорость.
На мосту, в восьми милях от Ки-Уэст, спустя ещё час лавирования между мусоровозами, фургон, едущий нам навстречу, разогнался, чтобы обогнать впереди идущую легковую машину. И опять я катила первой, и снова оказалась перед выбором: тормозить или погибнуть под колёсами. По мере того как передок фургона всё больше заслонял собой мне поле зрения, я крепче стискивала тормозные рукоятки. На этот раз позади нас не было никаких грузовиков, а фургон вильнул обратно на свою полосу, проскочив в каком-то футе от меня, проскользив возле моего руля на скорости 50 миль в час. Ларри яростно погрозил кулаком вслед водителю.
На следующей миле дороги легковой автомобиль с силой боднул слева заднюю багажную корзинку Ларри, отшвырнув его на бордюрный камень. Острые зазубренные края камня глубоко поранили ему правую руку и бедро, попутно расплющив велосипедный насос. Когда он поднялся на ноги, правая сторона его тела была в крови, и я почти физически ощущала, как гнев и разочарование кипят в его жилах. Едва он собрался излить поток брани на головы проезжавших мимо автомобилистов, фургон, который едва не ударил нас «в лоб» на последнем мосту, затормозил у обочины рядом с нами, из кабины выскочил водитель — он развернулся и вернулся назад, чтобы найти нас.
— Привет, я тот, кому вы грозили кулаком на последнем мосту, — прокричал он. — В чём же я провинился? Я же ничего вам не сделал!
На вид ему можно было дать за пятьдесят, его сияющий новый фургончик имел мичиганские номера. Вот здорово, подумала я; теперь ещё и туристы орут на нас. Этот тип объяснил, что он профессор-социолог из Мичигана и что он проводит отпуск во Флориде, добавив, что он не испытывает особой симпатии к людям, потрясающим ему вслед кулаками.
— О, так вы и есть тот самый идиот, который едва не угробил нас совсем недавно! — выпалил Ларри в ответ. — Разве вы не замечали знака «обгон запрещён» перед въездом на все эти мосты?
— Потише, не смейте повышать на меня голос! У меня было предостаточно времени, для того чтобы обогнать эту машину и вновь занять свой ряд, прежде чем я поравнялся бы с вами. Уж мне ли этого не знать. Я вожу машину аккуратно. Я знал, что делаю. Мне вполне хватило бы времени!
— Вовсе нет, — криком возразила я. — Не затормози я вовремя, вы непременно врезались бы в нас. Вы недооценили свою скорость и наше местоположение. Чёрт, вы едва не зацепили нас, даже после того, как мы остановились!
— Вы сами не понимаете, о чём говорите! У меня был запас времени. Послушайте, не надо учить меня, что делать за рулём. Все вы, велосипедисты, думаете лишь о себе, вы ждёте, что все водители на дорогах будут расшаркиваться перед вами. Знайте, дороги — для автомобилей. Автомобили во все времена пользовались преимущественным правом проезда, а вам, велосипедистам, следует уступать дорогу, когда бы водителю ни потребовалось место. Меня бесит, когда вы не сворачиваете к обочине и не пропускаете нас. Чёрт побери, если бы это было не так, то зачем тогда устраивать специальные дорожки для вас!
— Итак, что же нам оставалось тогда делать? Очистить мост? То есть — сигануть в океан, так чтобы вы могли свободно ехать без всяких правил и не особенно беспокоясь о нас! — выпалил Ларри в лицо типа. Но едва слова успели слететь с губ Ларри, как тип резко выбросил кулак в сторону лица Ларри, послав его ударом наземь рядом с поверженным велосипедом.
То, что случилось дальше, стало полной неожиданностью для всех троих, поскольку никто из нас в словесной перепалке не заметил, как подкатил ещё один фургон. Водитель видел, как Ларри был сбит с дороги, подъезжая поближе, и встал в сторонке, слушая и наблюдая нашу словесную баталию. Когда же мужчина кулаком сбил Ларри с ног, Сьюзан, красотка с длинными белокурыми волосами и горящими гневом тёмными глазами, сгребла мужчину сзади, обхватив руками за шею, с криком: «Если вы затеваете драку, то вам придётся потягаться и со мной тоже!» После чего она ещё крепче сжала тиски своих рук на его шее. Когда же лицо его начало багроветь, он судорожными жестами дал нам понять, что впредь не станет размахивать кулаками. Сьюзан сняла захват, одарив «героя» победным взглядом, затем обернулась к нам.
— Я путешествовала по Флориде — здесь, на Кис — две недели тому назад, в первый и последний раз, когда я отважилась на велопоход по этим местам, я не могла понять повадок здешних водителей. Уму непостижимо. Они неслись прямо на меня, словно я — пустое место. Я пробыла здесь всего две недели, но мне довелось видеть, как какой-то гнусный тип задавил ребёнка. Тому негодяю не составило бы труда объехать мальчишку, но он и в самом деле не постарался сделать этого. Вероятно, он думал, что у него довольно времени, чтобы проскочить мимо, также, как этот малый полагал, что ему удастся обогнуть вас. Знаете, меня воротит от этих мест, где водители относятся с полным пренебрежением к человеческой жизни.
Ларри поднялся на ноги и решительно двинулся на обидчика, который в этот момент, похоже, решил, что теперь самое время облегчить душу, скоренько выплеснув «наболевшее». Слова сыпались с его языка, как стреляные гильзы из пулемёта.
— Дайте же мне высказаться, — брызгал он слюной. — Мне пятьдесят три, сам я профессор социологии из Мичигана, мне не хотелось бы никому принести несчастья. Я считаю себя интеллигентным и разумным человеком. Я всегда предельно внимателен, и — повторяю вам, что я прав, — у меня было достаточно времени, чтобы обогнать машину и не задеть ни одного из вас. Я вполне могу понять, почему вас приводят в ужас отчаянные автомобилисты Флориды. Тут я с вами совершенно согласен. Но ведь все эти безрассудные, не задумывающиеся о последствиях люди — желторотые юнцы, одурманенные наркотиками. Я не имею ничего общего с тем, кто сбил вас.
— О, так теперь вы стараетесь доказать нам, что все водители-дальнобойщики, добропорядочные граждане средних лет, они же так называемая неотёсанная деревенщина, в своих пикапах, фургонах и малолитражках вынуждавшие нас нырять в кювет и оглушавшие бранными воплями всю дорогу от центра до юга Флориды, и водители мусоровозов здесь, на Кис, — все, вместе взятые, представляют собой букетик юных непредсказуемых наркоманов с одурманенными мозгами? — саркастически заметил Ларри.
Тип предпочёл проигнорировать замечание Ларри, вместо этого принялся раздавать нам советы о безопасном вождении велосипеда.
— У вас, вероятно, мало опыта, вот почему вы так нервничаете, — начал он. — Поэтому я дам вам несколько рекомендаций. Сам-то я никогда не путешествовал на велосипеде, потому как у меня нет ни свободного времени, ни денег на такой, как у вас, велосипед, ни на снаряжение. Но позвольте мне высказать ряд соображений. Например, не ездите по ночам, уступайте дорогу машинам и остерегайтесь юнцов, курящих за рулём травку. Тем самым вы обезопасите себя и получите гораздо больше удовольствия от путешествия. Я желаю вам всех благ и впредь не кричать на таких, как я, не грозить кулаками.
Я с трудом верила своим ушам. Однако прежде чем я открыла рот, чтобы ответить этому типу тем же на его оскорбительный выпад, к нам подкатил автомобиль шерифа, и я решила сохранять спокойствие.
— Что здесь случилось? — спросил представитель власти, не покидая машины. — Мне позвонили парни с ближайшей бензоколонки и сообщили, будто здесь завязалась какая-то потасовка.
Профессор помотал головой, мы с Ларри хранили глубокое молчание. Мы оба понимали, что шансы того, что южанин, облечённый правами шерифа, примет в споре сторону чужаков — каких-то заезжих бродяг-велосипедистов, против законопослушного гражданина, к тому же готового внести свой потенциальный вклад в индустрию туризма, имеющую первостепенную важность для штата, явно не дотягивали даже до нулевой отметки.
— Что ж, раз здесь всё в порядке, то у меня довольно работы и в других местах, — проворчал блюститель порядка уже на ходу.
Профессор петушком запрыгнул в свой фургон и столь же быстро испарился, а Сьюзан присела на землю и беседовала с нами, пока я смывала кровь с рук и ног Ларри.
После того как Сьюзан уехала, мы вновь вывели велосипеды на дорогу, мысленно настроив себя, несмотря ни на что, одолеть оставшиеся на сегодня восемь миль. Выезжая на трассу, я обещала себе, что если мы всё-таки доберёмся до Ки-Уэст живыми и невредимыми, то эти последние восемь миль станут также моими последними милями во Флориде. Никогда и ни за что я не согласилась бы проделать обратный путь по Кис. В случае, если нам не удастся наняться ни на одну из яхт, уходящих в море с Ки-Уэст, я собиралась доехать скоростным автобусом-экспрессом до Майами.
Те восемь миль слились в одну сплошную расплывшуюся полосу шума и балансирования на грани возможных столкновений, и к моменту, когда мы вкатили в кемпинг Ки-Уэст и буквально валились с ног, мои душа и тело, похоже, тряслись как кусочек желе. Страх, злость, физическое и моральное утомление, зной и обволакивающая влажность взяли своё; казалось, красотка Флорида вышла победительницей в нашем поединке. Она вбила в нас чувство покорности — нам больше никогда не катить по её дорогам. И в то же время нас не покидало лёгкое чувство победы от сознания того, что мы прошли огонь и воду, исколесив её, Флориду, из конца в конец; чувства, которые лучше всего умещались в нехитрых словах: «Ха! В конце концов, мы не достались тебе».
Утром мы исколесили все причалы Ки-Уэст, но кого бы мы ни расспрашивали, от всех получали один и тот же совет: «Попытайте удачи в Майами и Форт-Лаудердейл. Именно там владельцы судов набирают себе команды». Поэтому мы вернулись в кемпинг и собрали свои немудрёные пожитки. Вместо того чтобы приступить к хлопотной разборке велосипедов и упаковке их в картонные багажные коробки для перевозки в автобусе-экспрессе, мы решились добираться до Майами автостопом. В час дня мы выбрали остановку на краю Ки-Уэст и принялись «голосовать». Принимая в расчёт мнение жителей Кис о велосипедистах, мы понимали, что нам придётся поскучать в ожидании попутной машины.
Когда пятичасовой автобус пролетел мимо, мы вместе с нашими велосипедами всё ещё торчали у дороги. Лишь два пикапа предложили подбросить нас, но ни один из них не собирался покидать Ки-Уэст. В 5.45 возле нас остановился третий пикап.
— Велосипеды поедут с вами? — поинтересовался молоденький водитель. Он назвался Тедом.
— Ну да, конечно. Далеко ли направляетесь?
— В Массачусетс. Я еду туда провести Рождество с родными.
— Не подбросите в Майами?
— Идёт.
— Это как раз то, что нам нужно.
— Отлично, полезайте назад со своими велосипедами, и через несколько часов вы уже будете на месте.
Ещё на Лонг-Ки мы познакомились с молодой медсестрой, Джоан Ауэрбах, которая предложила нам остановиться у неё в Корал-Гейблс. Тед весьма любезно согласился подождать, пока мы дозвонимся до неё, и столь же любезно высадил нас почти возле самого её крыльца.
На следующий день, 22 декабря, Джоан провезла нас в своём автомобиле по всем причалам Майами, но, как оказалось, большинство судовладельцев не решались набирать экипаж из незнакомцев.
— Всё дело в пиратах, — объяснил один из них. — Всякие тёмные личности нанимаются в судовую команду, а после, выйдя в море, расправляются с владельцем и присваивают судно, чтобы использовать его для перевозки наркотиков из Южной Америки. Подождите, возможно, в конце концов вас кто-нибудь и наймёт. Вдруг кому-нибудь и потребуется пара лишних рук. Хотя на это может уйти пара недель. Я бы лучше направился в Форт-Лаудердейл. Возможно, там вам повезёт больше.
Перспектива несколько недель болтаться без пользы в окрестностях Форт-Лаудердейл нам не улыбалась. Нам не терпелось удрать из Флориды. Когда же Ларри заметил, что сбился со счёта, считая причалы, и предложил начать наводить справки об авиарейсах в Испанию, я поспешила с ним согласиться. Я с нетерпением ждала встречи с нашими испанскими друзьями в Барселоне. Днём возвратившись к Джоан, я сделала несколько звонков и определила, что наиболее приемлемый путь в Испанию — лететь на Багамы, там взять билет на рейс «Эйр Багамос» до Люксембурга и уже затем поездом добраться до Барселоны. Все расходы на это путешествие должны были обойтись нам в 580 долларов на двоих, и я сделала за сутки заказ билетов через «Эйр Багамос», потратив ещё 26 долларов.
Чудесно было сознавать, что мы наконец вот-вот отбудем из Флориды.
