Архив автора: turist

Отрыжка бессонной ночи.  – Уроки мсье Лиса.  – Черепаший Ренессанс.  –  Красавец-сом.  –  В поход за глиной.  –  Крысобой.  –  Общественный договор с ежом.  – Туз, или царский подарок судьбы.  – Гончар.  – О пользе рыбьего жира.  –  Коптилка времен войны.  – Забавные свойства Дневника.  – О Жалкости Жизни.  – Жалкость: коммунальный вариант.  –  О роли гламура в быту

Утро получилось угрюмое.  Нет, в природе все было хорошо, солнце вскарабкалось уже высоко – было около десяти – и свысока поливало остров и его окрестности пронизывающим весенним светом.  Ветерок, хоть и подувал с северо-запада, отдавал теплом; ну, если не совсем летним теплом, то все ж не недавним могильным хладом.  В общем, метеообстановка как раз в норме, а вот на душе пасмурно, если не сказать паскудно.  Проспал самолучшие утренние часы и все равно не выспался, голова после бессонных часов тоскливых мыслеплутаний – вата ватой, в членах тяжесть и леность, насчет зарядки-пробежки противно и думать, а еще противней оттого, что совестно – оттого, что противно.  В общем, все совсем так, как после бессонницы с самокопанием там, в обыденном бытии среди роящихся Других.  В ночные бредни про новую жизнь и духовное преображение уже не верилось ни грамма.  Чепуха какая-то.  Стоило ли бежать за тысячи верст, переживать Аngst, катарсис и Бог знает что еще, чтоб снова плюхнуться в депрессуху и абулию. . .  Сколько ни ерзай задницей по планете, сколь ни бегай с места на место, и сам ты не изменишься, а мир вокруг и подавно, глаза б мои его не видали.  Жалкий, в общем-то, мир.   Продолжить чтение →

Наташенька.  – Живоглот.  –  Планы на будущее.  –  Ящерки.  –  Лепидоптера и лолиты.  – Окджилан.  –  А не уйти ли в змееловы.  –  Ревень.  –  Грызуны кронируют саксаул.  –  Жало скорпиона.  

Мой первый жест с утра – тяну левую руку к глазам, беспокоюсь, не проспал ли, и вообще засекаю время: секундомер пошел мотать круги, а я с ним наперегонки, кто кого.  Такое вот проклятье нашей жизни, не хуже первородного греха.  Хейердал, когда решил оторваться от заблудшей в технологическом свинарнике цивилизации и поселился со своей белокурой Лив на полинезийском островке, первым делом истолок свои часы в лапшу между двумя камнями.  Потом, правда, признался, что эпизод этот он сочинил для художественного эффекта, хоть его и тянуло нечто такое учинить; на самом же деле подарил часы какому-то туземцу, с пользой для обоих.  Но в принципе идея манит.  Отключиться от крысиных бегов, забыть о стреле времени, зависнуть в стоячем желе, где все вроде бы происходит одновременно, как у индейцев хопи, и пребывать в полном балдеже сколько получится. 

Жаль, не про меня идейка.  В моем положении если за бегом времени не следить и устроить себе искусственный безвременный рай, можно в очень жидкое дерьмо вляпаться в самом что ни на есть реальном времени и засесть тут навек.  Можно в безводное лето влететь, а там и вообще до зимних ураганов дотянуть, с тридцатиградусным морозцем для разнообразия.  Потому и идешь сквозь жизнь рабом секундной стрелки.  Что на Большой земле, что здесь, все одним мирром мазано.  Экстемпоральным раем в природе не пахнет, и нечего сопли по песку размазывать.   Продолжить чтение →

К классификации моих снов.  –  Предварительные замечания относительно сновиденья и его записи.  –  Знакомство у забора.  –  Введение в новые принципы мироздания.  –  К вопросу о претензиях.  –  Разные масштабы и схемы одиночеств.  – Эрос vs. агапэ.  –  Дефектный проект.  –  Метанойя не метанойя, а что-то такое было

Вообще сны у меня в основном двух сортов – киноподобные и книгоподобные.  Киноподобные, наверно, дело более обычное, именно так большинство людей пересказывает сны, словно вчерашнее кино.   У меня такие тоже бывают, один-два я тут уже пересказал.  Про книгоподобные я что-то не слышал, или просто мало интересовался предметом; скорее всего я не один такой.  Книгоподобный сон – это как чтение, или писание, или не пойми что, но связанное с текстом: то ли я его сочиняю, то ли читаю, то ли сочиняю в момент чтения.  Картинки же могут присутствовать, а могут и нет, и даже когда они есть, то какие-то мультяшные, доверия не внушающие.  Такое чтиво-сочинение чаще всего ужасно увлекательно, не оторваться, действие вихрем, хотя может и замедлиться, когда нужно по законам прозы.  По жанру – что-то типа детектива или плутовского романа; бывают и чисто приключенческие.  При этом я каким-то этажом мозга соображаю, что вот у меня сочиняется книжка, и я сам собой восхищаюсь, до чего закручена интрига и хорош слог, а проснувшись, помню только отрывки, если вообще чего-то помню, и страх как переживаю, что нет такой машины, которая бы записывала сны.  Продолжить чтение →

Возвращение к нормали.  – Работаю конструктором bundle boat.  – Грибочки! Родненькие! – Грибные воспоминания.  – Человек за бортом: былое и сны

После того, как я все это записал, тщательно выводя буквы, я уж ничем заниматься не мог, а только валялся и продумывал всякие ответвления от основных тем, и как оно все меня касается.  Вдохновленный, пробовал читать Евангелие, но ничего не получалось.  Думать про недавнее интервью казалось много интереснее.  Чего его читать, когда мне сам Савва сказал – неудачный эксперимент; мол, надо будет – пересмотрим и повторим.  Про дефективность эксперимента – вещь самоочевидная, только мало кто из верующих признавать это хочет.  И то сказать, какие они тогда были б верующие.  Credo quia absurdum est, и все дела.  Причем разбрелись еще по сектам, и у каждой свое absurdum.  Ну и Савва с ними, у меня теперь свое евангелие есть.  Сам себе абсурдист.  

Намучившись предыдущей ночью, спал хорошо, рука уже мало беспокоила, и сновидений, слава Космосу, как сказал бы Саввушка, не было.  Вот и ладушки; если каждую ночь такое будет мерещиться, можно и в пророки угодить, а оно мне надо?  Только представьте себе: Книга Пророка Сереги.  Бред собачий.  

Наутро опухоль совсем спала, и боль была уже вполне тупая, фоновая, можно сказать.  У меня таких болей по всему телу с десяток разбросано – все результаты прошлых поломок, вывихов и прочего, я уж как-то описывал.   Одной болью больше, одной меньше – мелочи быта.   И я решил вернуться к регулярной жизни: утренняя разминка, закаливание и прочее.  То ли солнце порядком уже пригревало, то ли укус скорпиона так на меня благотворно подействовал, но в этот раз я высидел в воде минут пять, не меньше – и хоть бы чхнул.  А уж прыгал потом, как Красс и Спартак вместе взятые.  Токи по телу пошли такие, об меня скорпион сам обжегся бы.   Продолжить чтение →

Утренняя авантюра.  –  Ужо вас, ядовитое семя! –  Еж и я.  –  Марш энтузиастов.  –  Встречи в пути.  –  Цветочки-камикадзе.  – Птичий Эдем.  – Новый стан.  – Охотничья горячка.  – Ночные верлибры.  – Охота с подсадной и сучья на генеалогическом древе

До утра мне еще не раз всякая мутота лезла в голову – грибочки на рыбьем жире делали свое дело.   Снилось все, кроме голубой сирени, но я с этими сновиденьями разбираться не стал.  Я здесь не затем, чтобы «Анти-Фрейд» писать, хотя зачем я вообще и здесь в частности – это тоже из области мути.  В гроба мать эту муть.  

В то утро я себя как-то особенно пружинисто чувствовал.  Размялся как следует на суше и уже собирался лезть в воду на сеанс закаливания, как мне вдруг стукнуло: если я вчера выдержал ледяной муки пять минут, не вытерплю ли я сегодня все восемь?  А за восемь минут можно попробовать и загарпунить кого ни то.  Ангел справа что-то несмело булькнул про рецидив, но я только головой мотнул.  

Все же в воду лезть решил не голеньким, а сколь возможно утеплившись.  Облачился в свой шерстяной костюмчик-пижаму, перетянул поясом, чтоб поближе к телу льнул.  Потом  натянул комплект номер раз – маску, трубку, ласты – осмотрел и зарядил титановой стрелой гавайку, попрощался с Ежом и осторожно, без всплеска, опустился в воду бухты около того места, где мне подфартило с судаком.

  Продолжить чтение →

Фаланги, фаланги! – Мое знакомство с змееголовами.  –  Щукобой.  –  Приступ гедонизма.  –  Мои разногласия с Платоном.  –  Нам не до мантр.  –  Я – Номад.  –  Еще раз к вопросу о смысле бытия.  –  Частичная материализация «Фрегада-II».  –  Прелести утиной охоты

Ночью на новом месте спалось плохо.  Мешал непривычный, непрерывный, неприветливый шелест сухого прошлогоднего камыша, да время от времени со страху потихоньку взвизгивал ветер и тоже спокойствия не добавлял.  В какой-то момент мимо прошелестела музыкальная фраза: О чем ты воешь, ветр ночной,  О чем так сетуешь безумно?  Н-да, так он мне и ответил.  Не получилось диалога…  

Опять же волны.  Здесь, как и на стоянке у бухты, волны накатывали на берег настырной бесконечной чередой, и в их шорохе и шлепе была какая-то гармоническая закономерность, только тут она была определенно не та, что там – берег помельче, иной конфигурации, и волны воркотали подальше от пляжа.  Загадку новой гармонии можно было отгадывать всю ночь, или всю жизнь.  Отгадывать не хотелось, а хотелось спать, спать и спать. 

Не тут-то было.  У Ежа, похоже, чего-то заклинило в головке, и он принялся прыгать на палатку, и раз, и два и три.  Я некоторое время терпел, потом очень громко заорал: «Ежа, еж твою в гробину маму, прекрати, уши оборву нах…  !» Бесполезно.  Еще когда орал, я знал, что это бесполезно, только еще больше разъярюсь, и сон улетит куда подальше.  Прыжки продолжались.  Я вылез из теплого спальника, возжег лампаду, взял дубинку и полез наружу.  Продолжить чтение →

Окормление на коротких волнах.  –  Искусство драть лианы.  –  Грибы – сексуальная тема.  –  Стук дизеля.  –  Баркас ahoy! –  Скачки за спичками.  –  Плевать им на мой костер.  –  Послевкусие.  –  Рок – гнида.  –  Душка Ежа

Вчера я все же уработался до одеревенения всех членов.  Утром даже потягиваться не хотелось, только зевалось до стона, аж челюсть чуть не вылетела из сустава влево.  Мысль о подъеме была противна, как в казарме.  Да дьявол же его побери, я ж не в казарме, чего вскакивать, если не хочется вскакивать.  Так я и валялся, зевал, постанывал, почесывался.  Продумывал всякие мелочи за жизнь.  Глянул на часы с календарем.  Среда.  Раз среда, значит, «Литературка».   В нормальной жизни, конечно, все наоборот: раз «Литературка» — значит, среда.  Кубарем вниз, пока не сперли из ящика.  Ежли сопрут, так это трагедия на целый день или дольше, придется шарить по киоскам, а там раскуплено.  Но нет, не сперли, газета в руках, свежая, как редис.  Хлебнуть кофе – и на диван.  Бывает, угрожающе накатывает какой-нибудь deadline и надо тащить в зубах в редакцию очередную муть, и все равно полдня уходит на смакование всяких эзоповых штучек и кукишей начальству между строк.  Интеллигентская услада, сдобренная кривой ухмылкой.  Фронда в тряпочку.  Рядом с дежурным фуфлом выковыриваешь невинное анти-что-нибудь, словно изюм из булки.  Мордой сияешь, будто причастился в катакомбной церкви, не слезая с дивана.   Продолжить чтение →

Ну и самочувствие.  – Сыро, но холодно.  –  Уединение с ежом.  –  Офицерские сборы.  –  Весенние страдания.  –  От гребенок до пят.  –  Чувства натурала при чтении Диогена Лаэрция.  –  Казус Гогена.  –  В полудреме.  –  Мини-шабаш на Лысой горе.  –  Любовь и смерть крякового селезня

Следующий день начинался так, что лучше бы его пропустить.  Состояния души и тела – гнусь в кубе, плюс-минус е. т. м.  Вроде как утро после пьянки с полулетальным исходом, литра по полтора-два на нос.  Физически в этот раз полегче, без выворачивания наизнанку, без неуемной дрожи и зеленого пота.  Просто обычная смертная, деревянная усталость да боль в подошве.  Но если смотреть внутрь, то разница между тем и этим невелика.  К одному моему запойному другу в таком состоянии кто-то вошел и бодро что-то заорал или заржал, так друг в одних кальсонах как дернул из дому, еле его поймали и водворили-таки в желтый домик, аминазинчиком успокаивать.  В этот раз я тоже, не хуже того приятеля, целый день вздрагивал, вскидывался и подскакивал на любой подозрительный звук.  Когда Ежа в обычном своем шкодливом стиле опрокинул жестяную банку, я его чуть не расплющил, словесно и физически. 

Однако странным образом стал после этого срыва понемногу успокаиваться.  Чего уж так дергаться.  Шум мотора – баржи ли, баркаса или моторки – я услышу издалека и в любом случае успею добежать до сигнального бархана.  А там как повезет.  Заметит, не заметит, а если заметит, то ручкой помашет или к острову завернет – все гадательно.  Уж сколько раз счастье на розовом коне курц-галопом мимо проскакивало, и ничего, живой пока.  Суечусь вот.   Продолжить чтение →

Утка по-охотничьи.  – Что было на скале (2).  –  Бабуры! –  Каючок готов.  –  Таинство крестин.  –  Успешные испытания и свежие идеи.  –  Доделки.  –  Кое-что о дрожи в пальцах.  –  Ветренность Ежа.  –  Предстартовые страхи без старта.  –   Новогодние решимости в майскую ночь

Я потянулся, и рука моя легла на что-то мягкое, пушистое и холодное.  Брюшко селезня, которого я вечером закинул в палатку.  Боялся – утащит дикий кот каракал, если они тут водятся.  Или богомерзкие песчанки.  Песчанки, те точно ошиваются по ночам.  Часто слышно, как они прощально пищат в экзистенциальном ужасе, уже холодея в змеиных зубах.  Бесчинствуют гады вокруг моей палатки.  Такие вот в этих местах ноктюрны – шуршанье змеиных шкур по песку и предсмертные визги песчанок.  

Шершавое прикосновение к выстраданной добыче – душевный тонус на весь день.  А как еще прикажете себя чувствовать.   Ведь изловчился, вмантулил Року прямой правой по соплям, урвал свой кус и ушел в отрыв.  Притом как раз в момент, когда меня навсегда уже смешали с разнообразным дерьмом.  В ушах марш Преображенского полка клокочет, а вы говорите.  

Дальше все в той же тональности.  Утро было такое…   Я, как вылез на свет Божий, как глянул окрест и на вздымающееся из чистого моря в ясное небо здоровенное ражее солнце, то прямо так и выдохнул, «Оооооо!»  Очень длинное и выразительное «Ооооо!»  Я Ежу именно так и сказал.  Но он, низменная душа, больше селезнем интересовался. Продолжить чтение →

Персеверации.  – Зурна, орган, зубная паста, liberté.  –  Еж, он же ежиха.  – Бурдюки и амфоры.  –  Кувырки с канистрой.  – Обрываю ниточки.  – Похвала каючку.  – Снова зурна.  –  Работаю Ихтиандром.  –  Я свое из горла вырву

Любопытное мое было состояние после постройки каючка.  Типичное «с одной стороны, с другой стороны».  И хочется, и колется.  Нормальная шизня, короче.  

С одной стороны, постоянно горел костерок горячки – поскорее закончить все приготовления и дернуть с островка в морскую даль, к берегам за горизонтом, к двуногим коллегам.  Одиночество порядком уже измочалило психику.  Особенно мучили штучки, название которых застряло в голове из вузовского курса психологии: персеверирующие впечатления.  Это когда в голове бесконечно крутится какая-нибудь дрянная мелодийка.  Как магнитофонная кольцовка.  Они и раньше меня донимали, а тут осатанели, хоть на стенку лезь, только и стенки черт-ма.   Какое-то весеннее обострение приключилось.  Вдруг прорезались частушки, завезенные когда-то из Сибири еще самой первой моей супругой-певуньей.  Выйду в лес, поставлю крест,  Кто-нибудь помолится.   Все ребята сопляки,  Не с кем познакомиться.  И снова:  Выйду в лес, поставлю крест и т. д.  Раз за разом, до озверения.  Потом другие, оттуда же, из той же серии.  Прилипчивые, как чесотка.   И чем тупее, тем прилипчивее.   Продолжить чтение →

Подножка перед побегом.  – Вариации на тему Иова.  –  Последнее интервью Капитана.  –  Возня с каючком.  – Завтра!  –  Ухожу по-английски.  –  Мелкие приключения.  –  Неприветливый берег.  – Николаич, ты откуда?

Ну, вроде все теперь у меня было готово к побегу: вода, еда, каючок, весло.  Одна дыра в этой благостной картинке – здоровье.  Отчаянные мои ныряния за сокровищами, украденными морем, сделали свое дело: простудился я вусмерть.  Озноб, горячечное дыхание и густые сопли в неимоверных количествах.  Удивительно просто, сколько может скапливаться этого добра в таком невеликом по размеру органе.  Носовые платки отсутствовали, так что по большей части бил я соплей оземь, исходя притом слезьми.  Трудно себе представить что-либо менее героичное, и я временами так и кривился ухмылкой: вот тебе, орел, исподник героизма.  В кино такого не бывает.  В жизни все такое сугубо для внутреннего употребления, публике это видеть ни к чему. 

Ко всему к прочему проснулся застарелый гайморит, заработанный когда-то еще на Черном море в октябрьской охоте на лобанов.  Смертно болело во лбу, причем по расписанию, начало сеанса где-то около десяти утра.  Часы можно было по этой боли заводить.  Пришлось выгребать из-под костра песок, заворачивать в тряпицу и прикладывать ко лбу.  Чуть лоб насквозь не прожег.  От этой процедуры становилось немного легче, но ненадолго.  Продолжить чтение →