«Шаг. Еще два шажка. «Не уплывай»,— молю я про себя. Знаю, он меня заметил, и единственная надежда — любопытство пересилит в нем страх. Еще шаг. Ясно представляю, как пахнет он, поджариваясь на костре. Сейчас, еще чуть ближе… Он слишком поздно догадывается о моих намерениях. Я с силой мечу четырехзубую самодельную острогу в плоскую треугольную голову. Готово!Не один час я пытался добыть обед. Но четыре ската — целые и невредимые — ускользнули. И каждый раз ломалась острога — то один, то все зубцы сразу. И четыре раза мне приходилось делать новое оружие из острых и плотных пальмовых листьев. Но мы голодны, и другой возможности добыть пищу нет. Терпение, еще раз терпение…» — так начинает свои заметки один из двух добровольных робинзонов, репортер испанского журнала «Лос авентурерос» Фредди Вульф. Продолжить чтение
На другой день, рано утром, мы снова на борту катера. Юра Николаев — он из бологовской команды Федотова — запускает мотор, и мы мчимся на юг к одному из дальних островов. Там, как сказали нам психологи, экологи и прочие …ологи, выживает так называемая «экспериментальная» пара робинзонов из Ставрополя — Сергей Шторк и Игорь Поташин, студенты тамошней сельхозакадемии; им обоим чуть больше двадцати.
Базовый лагерь готовится ко сну. В кострищах догорают последние головешки — в вечерний воздух тянутся сизые струйки дыма. В лагере почти ни души — большинство его обитателей уже в палатках, облепивших поросший лесом и кустарником скалистый склон мыса, что с юга стрелой врезается в акваторию Кондопожской губы. Это и есть полуостров Безымянный, а крайняя его точка, где приютился лагерь, — мыс Робинзонов. Он расположен точно напротив деревеньки Тулугуба, откуда самый ближний путь с Большой земли до базового лагеря — минут пятнадцать на катере.
В джунглях процветает все, включая болезни — микробы размножаются с устрашающей скоростью — и паразитов. Природа дает воду, пищу и множество материалов для строительства укрытия. Местные народы тысячелетиями жили охотой и собиранием, но пришельцам может понадобиться долгое время, чтобы приспособиться к условиям и постоянной активности природы.
Большинство пустынь когда-то были плодородными местами, и некоторые из их прошлых обитателей приспособились к новым условиям. Как и они, оказавшийся там в аварийных обстоятельствах должен научиться получать максимальную выгоду из минимально возможной тени, защищаться от палящего солнца, снижать потери жидкости организмом и переносить свою активность на конец дня и конец ночи. Учитесь у народов, которые живут в пустынях или регулярно путешествуют по ним.
Острова представляют для потерпевших крушение особое испытание, особенно маленькие и те, которые не располагают хорошими ресурсами. На острове обостряется чувство одиночества и изоляции. Проблемы имеют как психологический, так и физический аспект. Чтобы облегчить себе их преодоление, тщательно исследуйте остров и установите привычный распорядок дня.
Большинство побережий изобилует пищей и обеспечивает отличные условия для выживания. Даже на тех из них, которые кажутся негостеприимными и бесплодными, есть пропитание. Прибрежные воды являются домом для множества жизненных форм: водорослей, рыбы, тюленей, птиц, моллюсков и планктона, которые обеспечивают пищу морским животным. Озера и водные потоки всевозможных видов также изобилуют жизнью, за исключением Мертвого моря и других мест с высоким засолонением, а также загрязнением окружающей среды, вызванным деятельностью человека.
В более ранних выездах мы тренировали навыки преимущественно в одном месте, т.е. никуда не шли. В этом же выезде у нас был полноценный поход с минимумом снаряжения. Вес рюкзака ограничивался 5 кг. Мой весил 8 кг: 5 кг снаряги и 3 кг фотоаппарат с причиндалами. Ну и традиционно мы не брали с собой палаток и еды. Нас снова было трое.
Стал ихтиофагом
…Ног я уже не чувствую — они одеревенели. Кое-как работают только основные мускулы. Я почти перестаю шевелить ластами, стараюсь расслабиться: любое резкое движение может вызвать судороги, а тогда довольно-таки сухопарое мое тело окажется на дне холодного, хотя и не глубокого Арала… Дрожь сотрясает меня, даже хрипы вырываются. Мозг тоже превратился в ледышку, но кое-что я еще соображаю: пока бьет дрожь, не замерзну окончательно. Но сколько еще нужно продержаться? Холод действует как наркоз: я перестаю ощущать течение времени. Глаза, уши, все тело погружено в воду, и это однообразие среды мешает временной ориентации. Полчаса прошло, час или два?
День пятый. 12 июля. Четверг.
