Расстояния сами по себе не трогают. Однажды в одном из первых походов, на зеленом склоне, залитом солнцем, я заснул. Легкий ветер сдувал жару, и от тех часов запало в память чувство необычайного покоя. А было двести километров до поселков и дорог.
Но если до жилья сто километров зимней тайги, полузамерзших рек, глубокого снега — сто километров мороза?
…Тропишь лыжами снег. Ноги вязнут выше колен. Сил хватает на двадцать шагов. Белая пушистая стихия…
Отхожу в сторону, пропускаю вперед следующего за мной. Вот и он сменяется. Стоит, уткнувшись в снег, пока проходим мимо, и выезжает на лыжню за мной. Теперь иду седьмым, потом шестым… Скоро опять тропить мне…
Никогда одному не вылезти отсюда!
Мы идем по двадцать шагов! В непомерно глубоком снегу ползет лыжня — канава. Без остановок добываем по километру, и сегодня свое пройдем, если…
Если между вот этими полыньями не рухнет ледяной мост. Остановиться, достать веревку? В этот мороз вязать узлы? Всего-то пять метров опасности!
Черная вода скользит под лед… а командовать надо мне! И теперь я совсем один…
А первый уже вступил на мост. Он прошел, идет второй…
Как-то в сильный мороз в далекой «ненаселенке» я впервые почувствовал себя в настоящем большом походе и впервые совсем взрослым. И потом еще и еще за этим чувством ходил в зиму.
Но после холодного дня, когда в синих сумерках разрастался мороз, нетерпеливо искал я «сушину», чтобы согреть вечер огнем. Хорошо, что кругом лес! Он дает огонь и защиту от ветра. Он надежной стеной вокруг.
— Но что видишь в лесу?
— Ближний поворот реки, сцепленные деревья…
— И только? И из-за этого месить рыхлый снег?
— Мало? Тогда иди в горы, выходи в тундру, в широкий Север.
С ветром скользят лыжники по наледям тундровых рек. Порывы ветра толкают вперед, лыжи несут, разгоняются, стучат по льду. Многокилометровым зеркалом наледь под ноги опрокинула солнце. Размазанное поземкой солнце.
По плотному снегу можно скользить к далеким белым горам, в глубину, в настоящий Север! Я вхожу в него с радостным страхом и не привыкаю. Наверное, этот промерзший мир для меня неисчерпаем.
— Но когда идет заряд пурги, куда бежать? Нет ни жилья, ни леса. Последние минуты видны хребты, угловатые в последних лучах, и последние клочки неба.
— Нельзя бежать, нужно из плотного снега вырезать плиты и строить стену, защитить палатку. Покоритель Южного полюса Роберт Скотт писал:
«Снег так плотно прибит ветром, что только самые яростные порывы поднимают снежную пыль. Любопытно отметить, как природа устанавливает равновесие, одним злом вытесняя другое»*.
* Последняя экспедиция Р. Скотта. Географгиз, 1955.
— Но близится заряд пурги, до него не успеть построить ветрозащитную стену!
— И не надо слишком спешить. Посмотрите, Как клубятся тучи между вершинами, посмотрите по сторонам, и, если не отвлечет беспокойство, приоткроется вам Север. А построить лагерь легко и во время пурги.
Когда работаешь спокойно, пурга увлекает. Будто мчишься сквозь нее движениями ног, сильными, медленными. Плотно ставишь ноги в твердый снег, ложишься на ветер.
С ног сбивают резкие порывы ветра, чаще бокового.
При ровном ветре короткие расстояния проходишь без труда. А с тяжелой снежной плитой (несмотря на увеличенную парусность) идти даже удобнее (как и горную речку легче иногда переходить с тяжелым рюкзаком). Приятно нести здоровенный снежный кирпич, превозмогая ветер!
— Сплошной летящий снег. Не слышно ничего. Приходится, стоя вплотную, кричать!
— Не страшно, просто голова закутана в подшлемник, в шапку, и снег с разгона бьет по брезентовому капюшону, —
отогните его на секунду от уха.
— Глаза «замерзают», лед оттопыривает веки, не дает смотреть. Его не отодрать..!
— Не страшно, просто ниток снежинок, натыкаясь на горячие веки, стекает каплями воды и замерзает на холодных ресницах. Отвернувшись от ветра, согрейте их теплой рукой, и льдинки легко снимутся.
Но вот привычное описание пурги — описание бегства с перевала в лес.
«…холод сковывал дыхание, заползал под одежду и леденящей струёй окутывал вспотевшее тело. Сопротивляться не было сил, и мы, не сговариваясь, бросились вниз, вслед за проводниками.
…жгучая стужа пронизывает насквозь, глаза слипаются, дышать становится все труднее… Гаснет свет, скоро ночь, сопротивляться буре нет сил. Все меньше остается надежды выбраться…
…Мы уже не можем отогреться движениями… Только огонь вернет нам жизнь. Но как его добыть, если пальцы окончательно застыли, и не шевелятся, и не держат спичку?..»*
* Федосеев Г. Смерть меня подождет. Новосибирское книжное изд-во, 1962.
Это пишет опытный путешественник-геодезист. Путники тогда убили упряжного оленя, потом, распоров ему брюхо, согрели в его внутренностях руки и тогда развели огонь.
Зачем убивать оленя, когда руки легко можно согреть в собственных штанах. Смешно? Просто? Нет, не просто.
Человек тяжело переносит холод. Чрезвычайным напряжением моральных и физических сил компенсирует он повышенную теплоотдачу. Бессмысленно за письменным столом оценивать «комнатной логикой» поступки человека, блуждающего в пурге.
Роберт Скотт писал на зимовке в Антарктиде: «Не подлежит сомнению, что человек в пургу должен не только поддерживать кровообращение в своих членах, но и бороться против онемения мозга и отупения рассудка…»*
* Последняя экспедиция Р. Скотта. Географгиз, 1955.
Геодезисты бежали от пурги и не могли не бежать — они шли выполнять свою работу, и пурга свалилась на них враждебной силой.
Спортсмены-путешественники берут отпуска на работе и за свои деньги едут на Север учиться ходить в пурге. Им это нравится.
Что же позволяет идти спокойно? Одежда, навыки, тренировка?
Французский врач Ален Бомбар, чтобы доказать роковую роль душевной депрессии в поведении потерпевших кораблекрушение, оказался «за бортом по своей воле». Он сознательно поставил себя один на один с океаном и победил. Опасности и лишения Бомбар воспринимал не в роли «мученика науки», а с увлечением проводника своих идей. И он уверенно воскликнул:
«Жертвы легендарных кораблекрушений… вас убило не море… не голод… не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха»*.
* Бомбар Ален. За бортом по своей воле. Географгиз, 1959.
Канадский ученый Вильяльмур Стефанссон поставил себе задачу доказать, что исключительную роль в гибели людей в полярных областях играет страх, отчаяние и истощение нервной системы как следствие их. Сам он на практике достиг замечательных успехов. Случайно оказавшись один в пурге без спального мешка, без палатки, не видя, куда идти, и физически устав, он чередовал короткий сон на снегу с физкультурной зарядкой и считал, что отдыхает. И он действительно отдыхал. Четкое сознание, восстановленные силы, сохраненная жизнь — вот тому доказательства. Мороз не убил Стефанссона во сне, как тех, кто изнурял себя боязнью уснуть, беспорядочной беготней; мороз просто сигналил ему:
«Вставай, пришло время очередной зарядки».
Всем ясно, что зимой в Заполярье необходимы специальная одежда и снаряжение, что новичок в пурге может погибнуть,
но сознательное стремление навстречу трудностям, отношение к ним как к нормальной спортивной задаче открывает перед человеком новые, исключительные возможности. Это психологический фактор, но именно он — в основе успеха спортивных путешествий.
Радостно, когда глухая стихия швыряет тебя, но не в силах причинить вред! В море — из штормового прибоя выезжаешь на гребне волны… В горной реке, в пороге, чуть подправив гребью плот, выводишь его в нужную струю и с головой ныряешь в слив… Зимой из ветрового наста строишь козырек-трамплин, и бешеный поток колючего снега перепрыгивает через палатку, не может ее достать…
Без мощи моторов, без кабин, с лыжной палкой в руках входит в северный ветреный мир человек; один… другой… десятый, каждый по-своему, со своими желаниями и своей собственной силой, входит уверенно и гармонично!
