Не знаю, может, Петя со своим другом готовы были всю свою жизнь пересказать, и не один раз.  Они так и говорили: живите тут, сколько хотите. Однако нам нужно было поторапливаться, хоть у меня и подрагивали еще колени от слабости.  В двух зимовьях на сибаритство да болезнь вылетела целая неделя, а мы только чуточку откусили от неведомо какой длины маршрута, и был полный туман, как с него теперь выходить, если вообще удастся живыми дойти до конца.  В чем возникли определенные сомнения.  Ну, по крайней мере у нас теперь была стоющая цель – куда-то дойти; о большинстве ж людей и этого не скажешь. Чем не стоическая поза.

Ребята пугали нас порогом Кенгел: там, мол, недавно перевернулась моторка. Никто, правда, не утонул, но снаряжения было утеряно порядочно.  Не знаю уж, как надо было нажраться, чтобы там перевернуться.  Я этот знаменитый порог и не заметил бы, если б не разговоры.  Так, небольшая приятная быстринка да камень по фарватеру, вот и весь порог.  А дальше пошли плесы все шире и шире, течение все медленнее, пока местами не сдохло совсем. Не река, а цепь озер чудовищной ширины, и приходилось пыхтеть с утра до вечера, чтоб хоть куда-то продвинуться.  Ощущение было такое, что я врукопашную воюю с самим Пространством.  Машешь веслом с утра до вечера, вроде уж тысячу лет машешь, а кругом все то же, и уж никакой веры, что когда-нибудь будет конец.

Очень надоедал дождь; теперь он шел каждый день. В лодке я сооружал Изочке домик из здоровенного куска полиэтилена, которым мы на стоянке укрывали палатку.  Для тепла я ей давал в руку толстую горящую свечку, и ей там было сухо и уютно, так что я иногда слышал, как она там потихоньку похрапывет, но свечку из рук не выпускает.  Моя лапонька.  Продолжить чтение →

Ночь была из тех, что помнятся всю жизнь, хотя и довольно однообразная. Я жег костер, дремал, приходил в себя от дрожи, потом снова жег костер, придремывая и подрагивая. Камыши свивал в плотные жгуты, так они дольше горят и дают больше жару. Один раз с дикой усталости совсем было заснул, и постель моя занялась, но вовремя вскочил. Только сапог чуть-чуть подпалил.

Мыслей особых никаких не было, а те, что мелькали, были какие-то коротенькие и прямые, без извилин и разветвлений. Ну, типа насколько меня вообще хватит, и как бы воды с собой взять да уточку на заре подстрелить, и не загноилась бы картечная ранка – она все побаливала. Но болело столько и в стольких местах, что мысль насчет ранки никак не выпирала.

Даже про эту сволочь Олега подумалось только, что вот, действительно, сволочь, но как-то без особой горячности подумалось. Очень далеко все отошло, словно в бинокль с обратной стононы смотришь, и многое по-другому видится. Вот эта парочка, например. Никакие они не злодеи, а просто очень несчастные люди. Захотелось им с публикой высокого разбора познакомиться да на шармака оттянуться, а тут такой облом. Но живых людей стрелять – это, конечно, лишнее. За такое можно по попке а-на-на схлопотать. Продолжить чтение →

На третий день появились признаки близкого жилья – поляна в лесу, потом другая, а на них старые стожары, конусообразные такие остовы стогов из жердей. Самих стогов нет, поляны в этом году некошены, и вообще непонятно, когда тут в последний раз косили, однако люди где-то недалеко могли быть.

Я глянул на карту. Похоже, мы подходили к пересечению реки и грунтовой дороги, и там, чуть в стороне от моста, должна быть деревенька. Надо было идти на разведку, посмотреть, можно ли тут проскочить незамеченными. Шанс, что нас там на мосту кто-то поджидает – один на миллион, но жизнь давно вдолбила мне в маковку: чего не предусмотришь, то как раз и бывает.

Так я и объяснил своим спутникам. Затащили лодки на берег. Ленивый Костя, конечно, был рад поваляться, побездельничать, а Светлана увязалась за мной. Я и не возражал особо: дамское общество и коту приятно. Точнее, ему особенно.

Прогулка выдалась на редкость милая. Почти сразу наткнулись на старую, узкую лесную дорогу. Проселок зарос кустами и молодыми деревцами, но идти можно было. И мы пошли по ней, отмахиваясь сломанными ветками от комаров и тихонько беседуя про всякие разности – кто мы да откуда. Продолжить чтение →

Их не было несколько часов. Я немного протрезвел, продрог и совершенно озверел от комарья. Хуже всего – навалились муки совести. Я чувствовал, что делаю что-то решительно не то и не так, и надо выворачиваться, но непонятно – как. Не мог же я удрать, не объяснившись, просто бросить их вещмешки и смыться. Так не делается, и потом, за такое могли и наказать. Оставалось потерпеть, а потом извиниться, попрощаться, подняться на кручу, поставить наощупь палатку в кустах или под деревом, если попадется, и перекантоваться до утра. А там видно будет. Не может быть, чтобы никто не собирался плыть вниз по реке.

Река и берег все вращались, я никак не мог решить, по часовой стрелке или против, а при резких движениях становились дыбом или наклонно. Голова гудела, и дико хотелось пить. Я не вытерпел, напился сырой грязноватой воды из реки, и меня тут же вырвало. Чуть ли не в первый раз в жизни. На душе было тоже наблевано.

Где-то далеко заполночь я услышал скрип уключин, потом из тумана над рекой вынырнула длинная узкая лодка-дощаник. Из нее выскочили мои новые знакомцы, и я не успел очухаться, как очутился в лодке. Щербатый подхватил вещмешки и мой пухлый рюкзак, а Капказ чуть не волоком потащил меня в лодку. Я успел только муркнуть что-то беспомощное, как мне сунули в руки весла:

—Давай греби, ты парень здоровый. Продолжить чтение →

На третий день я уперся в левый приток, который имел уже вид горной речки, скачущей меж обрывистыми берегами. С горными реками я порядком имел дела, и эту, наверно, смог бы перейти вброд, но – риск. Меня могло свалить течением и понести, нога или рука могли хрустнуть, попав между камней, могло шарахнуть головкой о валун. Да мало ли что. Надо было пробираться вверх по течению притока, искать мелкий перекат. Что-то там такое должно быть, потому как сверху доносился мощный рокот, перекрывавший временами шум потока вблизи. Вдоль речки шла заметная тропа. Не я один, видно, натыкался на это препятствие и пытался его обойти. Зверье тоже осторожничало.

Я побрел по этой тропке, мурлыкая про себя что-то глупое, самодельное. Среди крутых горок я чувствовал себя привычнее. Я тут был вроде как свой и потому расслабился, отошел от вчерашних терзаний. Когда карабкаешься в гору, терзаться некогда – успевай дышать.

Оказалось, что рокотал не перекат, а целый водопад, небольшой, домашний, но все равно красивый, с карманной радугой над ним. Вода в глубокой выбоине под водопадом тоже переливалась на солнце чем-то изумрудным, хотя я и не большой знаток изумрудов, точнее, в глаза их не видал, но слово какое-то очень подходящее. Я стоял, опершись на рогатину, и блаженно улыбался. После мрака тайги место было до изумления живописным; сюда бы этюдник или хотя бы фотоаппарат. Так, для памяти. Продолжить чтение →

Я поглазел вслед уходящим за поворот лодкам, перевел взгляд на Изу, растянул губы в резиновой улыбке. Но ее на такую дешевку не купишь, так что я бросил хорохориться и больше отмалчивался, прижимаясь к правому берегу, скользя под нависающими над водой деревьями и лихорадочно выискивая, где бы пристать и перекантоваться, пока эта история чем-нибудь не кончится.  Буду ждать хоть неделю, решил я. Ребятам все равно вверх по реке возвращаться; скажут, что и как.

И надо ж случиться такому паскудству – пошли сплошные болота по берегам; ни куска суши, где можно было бы стать бивачком.  Попался один островок, и я было обрадовался: остров для нас – самое то, без лодки на нем черта с два нас достанешь. Но оказалось, он только с виду кусок суши. Станешь вроде на сухом, а через пять минут уже по щиколотку в воде. Вроде как на губке стоишь и потихоньку в нее погружаешься. И в голове у меня от отчаяния тоже какая-то то ли губка, то ли каша образовалась.

Фокусы с шумом моторов еще долго продолжались. Опять он доносился то спереди, то сбоку, а то и сзади, но постепенно стих, а я греб все яростнее, пялясь умоляющими глазами на пропитанные влагой моховые берега, поросшие кривым, уродливым лесом, совсем не похожим на ставшую уже привычной роскошно-мрачную тайгу.  Вечерело, и я уж обдумывал, как мы проведем холодную ночевку в лодке, но тут пейзаж немного изменился, правый берег стал повыше, и у первого же высокого мысочка с приличными соснами я притормозил и полез на берег, подвывая от радости, как Робинзон после бури на море. Продолжить чтение →

Разбудило меня солнышко. Около земли ветер не чувствовался, и я даже вспотел слегка. Тело было неприятно липкое, настроение мерзкое, во всем теле ломота да болячки. Надо было что-то делать. Я разделся и полез в холоднющую воду, растирая кожу песочком, по-собачьи порыкивая. Долго не выдержал, но освежился капитально, аж дух взмыл неведомо куда. Потом я зажег весь оставшийся камыш и чего-то сплясал вокруг костра, вроде как твист с примесью лезгинки. Наплясавшись, растерся метелками, а сам себе думал: да, брат, неплохое тебе тело досталось. Жалко будет, если на корм шакалам пойдет. Ну да ничего, продернутся.

Снял повязку, осмотрел ранку. Дырочка – пустяк, но я что-то вспомнил нашего тренера по пулевой стрельбе. Дура-студентка баловалась в тире и всадила ему пульку в задницу из «марголина». В больнице он все шутил, трепался с сестрами, а потом не уследили – сепсис – и нет тренера.  Всего за пару дней. Воскресенье, что ли, было.

Придется прибегнуть к старинному казацкому способу. Я испортил еще один патрон, насыпал в ранку малую толику пороха и, скорчив страшную рожу, поднес спичку. Коротко пыхнуло, ожгло, пекло едва терпимо, но куда денешься. Еще подкоротил свою тельняшку, перевязал ранку с почерневшими краями. Было больнее, чем раньше, но как-то надежнее. Продолжить чтение →

И действительно скоро закончилось все, и прегадко, на северном берегу третьего озера, куда мы выгребли по Тихомандрице к вечеру не помню какого дня. Оттуда уже были видны далекие трубы электростанции на южном берегу, слышен отдаленный шум железной дороги; по берегам сидели редкие рыбаки или болтались на озерной глади на резиновых лодчонках, а кто и на автомобильных камерах.

Если честно, вид всего этого мне радости не доставлял, грусть давила. Прав был червяк, кончались римские каникулы, снова входили в силу правила обыденной жизни, и чему-то хорошему определенно приходил конец. Слизняк Константин, или, для краткости, просто Слизняк, все эти дни угрюмо молчал, копил ненависть. Видно, много накопил, а тут еще признаки цивилизации его подбодрили, и потянуло его, дурачка, на подвиги. Осмелел. Что чувствовала Светлана, я имею в виду – по-настоящему чувствовала, я и сейчас не рискую строить догадки. В конце концов, самому Господу Богу, и тому в голову не пришло, что, пусти Еву в Эдем, она там с ходу начнет тырить яблоки и вообще всяко-разно шкодить, с самыми суровыми физическими и метафизическими последствиями.  А я ж не Бог. Я в Него по большей части и не верю, можно сказать. Продолжить чтение →

Урки скоро отяжелели от водки и еды и растянулись на потеплевшем песке переваривать, не снимая ни телогреек, ни сапог. Перед этим они связали мне руки за спиной куском веревки, найденным в лодке. Я слушал их ненавистный храп, а глупое воображение рисовало все то, что я обязан был сделать, но что теперь уже никак нельзя было поправить. Я же мог на стремнине перевернуть лодку – я бы легко выплыл, а они навряд, их резиновые сапоги налились бы водой, телогрейки намокли, и все это быстро утащило бы этих сволочей на дно, где им самое место. Того проще, я бы мог уйти из давешнего буерака, не дожидаясь их, и был бы сейчас вольной птицей, а не растоптанным слизняком. И самое главное, не надо было пить водку с этими скотами, ведь ясно было с самого начала, что эти скоты – скоты. Хамье и быдло, как дед говорит.

Но сквозь весь ужас и дрожь до меня уже доходило, что перебирать эти бесконечные “надо было”, “не надо было” – пустейшее занятие, упражнение для обалдуев, которые так всю жизнь и останутся обалдуями. Главное – всегда иметь внутри такой автомат, который скажет, как надо сейчас, в каждый данный момент и ни секундой позже. А у меня вместо автомата – жидкие сопли. Все ж таки я был сообразительный юноша и кое-какие вещи схватывал быстро, особенно если их вколачивать в меня ногами. Но что с того радости, когда выхода – ну никакого. Замуровали. Куда ни глянь, везде стена стенаний. Беспросвет.

У меня болело все – грудь, живот, руки, ноги, болело в паху, нестерпимо полыхало лицо: водка попала в глаза и в ранки и жгла словно паяльной лампой. Можно было сойти с ума, и я этого почти хотел. Тогда бы я был точно не я, и конец всему кошмару, в который влип этот некто, кого я по привычке называл “я”. Продолжить чтение →

Все же в тот день я вымотался как-то по-особенному. Наутро все члены одеревянели, усталость была, как в горах на хорошей высоте после нескольких дней восхождения. Я вспомнил, как мы там дурачились по утрам в палатке, делали “йоговскую” гимнастику – сорок подергиваний прямой кишкой, стоя лоб в лоб на четвереньках. Или сочиняли друг на друга похабные частушки, валяясь в спальниках. Одно время у меня было правило – не открывать глаза, пока не сочиню частушку; чем сальнее, тем веселее. Сейчас я бы не смог ничего сочинить, даже если бы меня, как сипая с картинки из восьмитомной “Истории” Лависса и Рамбо, привязали к дулу заряженной пушки и пообещали не стрелять, если я выдам что-нибудь веселенькое. Ладно, мрази, вы мне еще и за это заплатите.

Чуть не со слезами на глазах пришлось сделать разминку, и не йоговскую, а по всей форме, минут на сорок. Одеревянение прошло, усталость не очень; боль усилилась, но что тут поделаешь. Потом я уписал второй котелок ухи, оставшийся с вечера, и еще покайфовал, потешил синдром удава, лежа на пахучей хвое и любуясь химически голубым небом над зубчаткой леса. Как на мастерской фотографии в глянцевом журнале. Прошло еще не меньше получаса, прежде чем я смог подумать без судорог о том, чтобы вскарабкаться на дерево.

Залезть-то я залез, и притом на самое высокое дерево в округе, только ничего путного я оттуда не увидел. Вид, конечно, был потрясающий, к этому трудно привыкнуть, до костей пробирает. Но ни дыма костра на земле, ни воронов в небе, ни переполоха среди птиц помельче на деревьях я не заметил. Пусто. Я да тайга далеко внизу, а то, что кроме нас, намертво затаилось под кронами. Продолжить чтение →

А начиналось мое знакомство с Олегом нормально и даже славно, ей-богу. За пару лет до всей этой петрушки, про которую рассказ, плавал я вдоль восточного берега Каспия. Стартовал в Шевченко, или как там его теперь казахи переименовали. Прилетел туда, а швертботик мой по железной дороге еще не пришел. В гостинице мест, натурально, нет и не будет, — казашка-администраторша поклялась «на хлебе», что все занято. Хлеба там и близко не было, но объясняться с этой жирной стервой – это надо придурком быть.

Пришлось ночевать на пляже под кустиком, чуть комары не съели, а песчаные мухи того хуже. Едва солнце встало, побрел я вдоль берега, злой, покусанный и невыспавшийся. Смотрю, приличных размеров катамаран уткнулся в песок, на борту кучеряво, вроде как бы старославянской вязью, выписано название – «Золотой петушок».  Один поплавок у этого петушка подломился, на честном слове держится, и мачта несколько в форме змеи. Так, думаю, с вами все ясно. Помял таки недавний штормяга. Продолжить чтение →