Шторм под Избербашем. – Забавная концовка. – Чудное виденье. – Меня проносит мимо Уялы. – Похабное поведение незнакомого баркаса. – Как я сел на мель. – О-в Шелудивый
Не помню – то ли я застонал, а потом проснулся, то ли проснулся и сразу застонал. Болело все так, что и не поймешь, где больше. Словно надо мной всю ночь артель вертухаев-садистов работала, хоть никаких садистов я не помнил и вообще слабо соображал. Если сон, то почему больно и качает? А если явь, почему не страшно, а даже тепло, хоть и больно? Глаза недоуменно открылись, сон и явь расслоились, и я слегка вспотел, задним числом. Вспотеешь тут, когда такие прыжки через рифы из тьмы во тьму. Ситуация поскучнее, чем в тот раз у Избербаша, хотя там тоже веселого было мало.
Блуждающие боли делали всякую мысль о подъеме нестерпимо омерзительной. Я потягивался, валялся, лелеял ломоту тела в тепле и лениво, с полуусмешкой, перебирал тот случай близ Избербаша в смачных деталях. Из-за смешной его концовки эпизод врезался в память намертво и отслоился там в виде были или притчи. Я тогда плыл на «Меве» с бабой от Махачкалы вдоль западного берега Каспия на юг. Ну, известное дело – от Махачкалы до Баку Луны плавают на боку – и все было очень мило, много фруктов и осетрины, и погода себя прилично вела, и бабень моя тож. Но с нею загадки нет, на природе физические узы обретают дубовую крепость, и у нее почти постоянно удовлетворенно блестели глазки. Только любой рай в конце концов выходит из кадра и кончается какой-нибудь гнусностью; и не заметишь, как соскользнешь. Продолжить чтение