С тех пор, как Вуран узнал дорогу к медвежатам, беспокойство за щенка не покидало меня ни на минуту. Кто знает, что будет дальше? Щенок подрастал, становился совсем своевольным. Если еще недавно я мог терпеть его щенячьи шалости, то теперь в этих шалостях нет-нет да и проглядывал упрямый характер взрослого пса.
С некоторых пор Буран придумал таскать у меня со стола книжки и тетради дневника. Для книжек и дневника пришлось мне устраивать специальную полку повыше, куда щенок уже не мог добраться. И тогда настырный пес стал охотиться за моей мыльницей. Что делать: устраивать еще одну полку и убирать туда мыльницу или раз и навсегда запретить собаке заниматься воровством?
Увы, объясниться по-хорошему нам не удалось, и пришлось мне устраивать настоящую засаду за печкой и ловить на месте преступления своего собственного пса. Я вооружился длинным прутом, которого Буран боялся больше всего на свете, и затаился… Ждать мне пришлось недолго. Щенок вернулся с прогулки, тут же отметил для себя, что хозяина нет поблизости, направился прямо к столику, где лежала моя мыльница…
Уж какой был у Бурана особый интерес к этой мыльнице, выяснить мне так и не удалось. Спокойно преодолев расстояние от порога до окна и по-хозяйски положив передние лапы на край стола, Буран потянулся носом к желанному предмету и только приоткрыл пасть и чуть наклонил голову, чтобы поудобнее ухватить зубами пластмассовую коробочку, как тонкий конец прута резко хлестнул его по спине. Что тут было… Буран отскочил от столика, прижался к полу и, ожидая, видимо, чего-то еще более страшного, крепко закрыл глаза. А когда открыл глаза и увидел рядом меня с прутом в руках, то кинулся вон из избушки и прятался в кустах до самого вечера.
Вечером, виноватый, побитый, с поджатым хвостом и опущенным носом, явился пес на мое приглашение зайти в дом. Явился, сел у самого порога и долго не осмеливался посмотреть мне прямо в глаза. Я поставил ему у печки миску с ужином, разрешил подойти к еде, но Буран, все еще переживая случившееся, от еды отказался и, дождавшись, когда я лягу спать, бочком-бочком убрался за печку.
С тех пор мою собаку будто подменили. Мыльница лежала на прежнем месте, но Буран даже не смотрел в сторону недавно интересовавшего его предмета. Теперь на моем столе лежали и книжки, и тетради, и все остальное, что некогда привлекало моего щенка в его детских играх. Но. к сожалению, эта наука имела силу только в стенах избушки — в лесу пес вел себя по-прежнему независимо и вольно. Вот почему и боялся я, как бы однажды медведица-мать не обозлилась по-настоящему на щенка. Вряд ли, увидев, что собака ведет себя слишком навязчиво в играх с медвежатами, медведица будет читать Бурану нравоучения. Что же делать? Как уберечь щенка? И пришлось мне волей-неволей брать собаку каждый день к себе в лодку и вместе с ней отправляться на рыбную ловлю.
Лодка у меня была совсем небольшая, шаткая, валкая, в ней нельзя было даже встать во весь рост на малой волне. Плавать же по озеру в поисках рыбы приходилось долго: мяса у нас не было и каждый день я варил уху. Да еще рыба в это лето ловилась плохо — в это лето стояла душная грозовая погода. Обратно к избушке я возвращался только вечером и все это время, с утра до вечера, вынужден был теперь воевать в лодке с Бураном.
Непоседливый пес категорически отказывался сидеть в лодке. Он тянул свой любопытный нос к каждому листу кувшинки, проплывавшему вдоль борта, старался ухватить зубами стебли тростника, тут же прыгал к каждой пойманной рыбешке и выводил меня из себя так, что я не выдерживал, подгонял лодку к первой попавшейся сухой кочке и высаживал пса-неслуха на эту кочку…
Ксли бы в этой собаке было хоть сколько-нибудь страха! Так нет. стоило мне взять в руки весло и развернуть лодку, чтобы хоть на короткое время почувствовать себя в лодке хозяином, как Буран тут же сползал с кочки в воду и быстро плыл следом за мной. И опять все повторялось сначала. Оказавшись в лодке, отряхнувшись и обдав меня с ног до головы водой, нес снова принимался охотиться за листьями кувшинки, за тростником и за каждой пойманной на крючок рыбешкой.
Выдержать такое испытание больше педели я не смог, дальше я наотрез отказался делить с Бураном утлую посудинку, и пес снова стал оставаться днем около избушки на правах единоличного хозяина нашего лесного домика. Может быть, я и придумал бы что-то иное, но тут появилась и еще одна причина, которая заставила меня оставлять собаку на берегу. Дело в том. что почти сразу лесные жители догадались, что наш лесной домик остается на целый день без всякой охраны. Первыми провели разведку вороны. Разведка удалась, и отважные птицы прочно оккупировали крышу избушки, крыльцо, причал и яму для мусора, куда зарывал я рыбные отходы.
Вороны целый день, ковыляя, подпрыгивая, ссорясь, торчали около нашего жилища, но, завидя издали лодку, исправно возвращались в лес, уступая временно захваченную территорию законным хозяевам. Эта временная оккупация наших владений серыми воронами меня особенно не расстраивала — злился на ворон лишь Буран, считая, видимо, что избушка и окружающие места должны принадлежать в любое время дня и ночи только ему. Завидев серых птиц на крыше нашего домика, Буран тут же кидался в нос лодки, недолго раздумывая, прыгал в воду, вплавь добирался до берега, с ходу вступал в бой и с отчаянным лаем разгонял непрошеных гостей.
Как-то, возвращаясь домой, я не заметил поблизости от избушки ворон. Но Буран но привычке, не дожидаясь, когда лодка подойдет к причалу, плюхнулся в воду, выбрался на берег, поспешно отряхнулся и опрометью, даже не посмотрев на дверь нашего домика, кинулся за кем-то в лес.
Лая собаки я не услышал и, надеясь, что Буран не разыщет в этот раз никаких ворон и тут же вернется, забрал из лодки улов, удочки и стал подниматься но тропке от причала к избушке. И тут на дорожке около причала увидел я незнакомые следы…
Следы походили на следы небольшого медвежонка, только у этого медвежонка были не по возрасту длинные и крепкие когти. Следы зтих длинных и крепких когтей отыскал я и на двери избушки — неизвестный царапал снизу дверь, желая открыть ее и проникнуть в наше жилище. У порога валялись кусочки сорванного с крыши старого зеленого мха, которым давно поросла крыша избушки,— неизвестный забирался и на крышу и даже сдвинул с места несколько досок.
Нет, забираться через крышу в дом медведь не станет — медведь слишком откровенен и прям в своей дороге к цели. Он может выломать дверь вместе с косяками, высадить вместе с рамами окна, на худой случай, разворотить саму избушку, но чтобы разбирать крышу и через потолок искать ход в интересующее его помещение… Нет, это не медвежья работа, на такое способна только росомаха. И действительно, именно этот тайный лесной зверь, хитрый, как старая волчица, ловкий, как быстрая рысь, и сильный, как медведь, наведался к нам в гости…
Ничего хорошего этот визит не сулил. Росомаха, конечно, пронюхала, что в избушке хранится съестное, и теперь будет ждать только случая, чтобы так или иначе добраться до наших запасов.
Пес вернулся домой поздно, вернулся грязный, усталый, но целый и невредимый. Росомаху он, конечно, не догнал — этот зверь не будет ждать, когда его разыщут, сегодня он уйдет очень далеко, чтобы завтра-послезавтра явиться снова и неожиданно.
Итак, у меня появилась новая задача, которую надо было решать. К сожалению, эта задача была с несколькими неизвестными…
Крыша у нашей избушки была старая, и росомаха могла легко разгрести полусгнившие доски и добраться до потолка. Потолок тоже нетрудно было разобрать сильному зверю, и тогда прости-прощай все наши продукты, которые с таким трудом были занесены в лес.
Все выходило так, что избушку надо было охранять. Но если целыми днями буду сидеть я на берегу вместо сторожа, то кто наловит рыбы и что мы будем есть тогда на завтрак, на обед и на ужин? Если же оставить дома собаку, не бросит ли она свой сторожевой пост и не убежит ли снова к медвежатам?.. А если все-таки у Бурана проснется совесть и он останется сторожить наше имущество, а потом с присущей ему отвагой кинется на росомаху, что будет тогда? А если росомаха не испугается, не удерет, а примет вызов — ведь Буран еще слаб для такого серьезного боя?..
Всю ночь я думал, что мне делать, а утром покрепче закрыл дверь, вбил в щель между дверью и косяком прочный березовый клин, чтобы дверь не открыл даже медведь, забрал в лодку Бурана и все-таки отправился на рыбную ловлю. Правда, на этот раз я прихватил с собой ружье и уехал от причала совсем недалеко, чтобы с воды можно было видеть нашу избушку.
Из лодки мне хорошо было видно, как к нашему домику почти тут же заявились вороны и не спеша принялись копаться в мусорной яме. Буран тоже видел ворон, но особого интереса к ним в этот раз не проявил. Уж что образумило моего пса, почему не обращал он внимания на ворон — то ли вчерашний свежий след росомахи отвлек его от птиц, то ли ему как-то передалось мое беспокойство и теперь он вместе со мной ждал, что будет дальше…
Прошел час, другой, рыба ловилась неважно. У лодки крутилась только мелкая плотвичка. Я то и дело поправлял на крючке червя, выжидая момент подсечки, внимательно следя за пляшущим поплавком и забыл на время поглядывать на избушку и на ворон. Тут и раздался шумный плеск воды, а от резкого толчка я чуть было не оказался за бортом лодки.
Не успел я опомниться, как Буран уже несся вплавь к берегу. Что произошло? За кем кинулся он? Я посмотрел в сторону нашего домика и увидел на крыше большого темного зверя ростом с хорошую собаку. Это была росомаха. Я бросил в лодку удочки и схватил ружье. Росомаха заметила меня, быстро соскочила с крыши и исчезла в кустах. Я выстрелил ей вслед. Расстояние для выстрела было слишком большим, дробь, конечно, не долетела бы отсюда до избушки, но я выстрелил и еще раз, желая напомнить зверю-разбойнику, что за ним внимательно следят и за разбойные набеги будут строго наказывать.
Когда я добрался к избушке, и росомаха и увязавшийся за ней Буран были уже далеко. На крыше снова были откинуты в сторону старые доски, но дальше разбойник не проник — мы ему помешали.
Буран вернулся домой, как и прошлый раз, только к вечеру, и опять я не отыскал на нем никаких следов жестокой схватки — скорей всего, он просто не дошел до зверя, не догнал его. На этот раз всю ночь мой помощник не спал, прислушивался, подходил к двери, а под утро выпросился на улицу и патрулировал вокруг наших владений.
Позавтракав и собрав удочки, я спустился к лодке и позвал собаку. Буран тут же прибежал из леса, остановился около дверей нашего домика, но дальше ко мне не пошел — возможно, его очень беспокоили визиты настырной росомахи, и теперь, когда росомаха могла снова прийти, отважный пес наотрез отказался покидать свой сторожевой пост. В тот момент, когда нашему хозяйству действительно угрожала опасность, я не мог позволить себе сомневаться в искренних намерениях своего пса — ведь все его предки были достойными собаками и всегда считали дом хозяина своим собственным домом.
Ловить рыбу на этот раз я отправился один. Буран проводил меня до лодки и вернулся домой. И ловил рыбу и все время видел, как около двери избушки внимательным белым столбиком сидит мой верный нес. Без собаки дела на озере пошли быстрей, и скоро я вернулся домой. На следующее утро Буран снова остался сторожить избушку, а я один отправился на озеро. Росомаха пока не появлялась, и я стал уезжать от избушки все дальше и дальше. И вот как-то, забравшись в дальний залив и забывшись над поплавками, услышал я визг своего щенка…
Лодка неслась к причалу. Причал был все ближе и ближе. И вот наконец я вижу угол крыши нашего домика, потом всю крышу, вижу уже оконце и край крыльца… Но рядом с избушкой никого нет. А визгливый, отчаянный лай не прекращается.
Я прыгнул, из лодки на берег и, не подтягивая лодку, побежал вверх по тропе. И тут из-под самого крыльца выскочил мой щенок и, продолжая визжать, рычать и лаять одновременно, кинулся впереди меня по тропе.
Кусты, что росли вверху на троне, трещали и качались — кто-то большой и тяжелый уходил от нас в тайгу, уходил быстро. Потом треск прекратился. Я вернулся к избушке, почти тут же вернулся назад и Буран, и мы принялись общими усилиями устанавливать личность гостя, который так напугал щенка.
Дверь избушки была на месте — гость не смог справиться с березовым клином, забитым между дверью и косяком, и, расчертив острыми когтями нашу дверь, отправился изучать мусорную яму. Яма ему понравилась, он разрыл ее и добрался до рыбных отбросов.
Яму пришлось снова закапывать. Больше ничего наш гость не успел натворить. Я еще раз осмотрел все вокруг, отыскал на тропе не очень большие медвежьи следы и вынужден был признать, что дорогу к нашему жилищу вслед за росомахой узнал и медведь.
Судя по всему, этот медведь был еще недостаточно солидным лесным хозяином — наверное, только в прошлом году расстался он со своей матерью-медведицей и отправился в самостоятельную дорогу. Эта не слишком осторожная дорога и привела его к лесной избушке, где поселился человек.
Если росомаху мы сразу приняли как очень опасного врага, то обвинить в чем-либо разыскавшего нас медведя мы пока не могли. И, честно говоря, я был даже рад, что хозяин тайги, пусть и не очень солидный, пожаловал к нам в гости. Нашу дверь он не выломает, через крошечное окошко в избушку не заберется, крышу ворошить не станет и, как показал сегодняшний день, не станет особенно и обижать собаку… Что стоило ему приподнять плаху, лежащую у крыльца, и вытащить из-под нее ревущего щенка. А ведь медведь этого не сделал. Выходило, что с этим зверем можно как-то подружиться, приучить к себе, и будет он бродить здесь вокруг и около, и тогда никакая росомаха не осмелится подойти к нашему жилью: уж лучшего сторожа, чем медведь, в лесу и не отыскать.
Но у каждого сторожа, рассуждал я, должен быть хоть какой-то интерес сторожить доверенное ему имущество. Вот почему вечером у печки и принялся я делить вареную рыбу на три части: часть поменьше —Вурану, совсем немного — мне, а самую большую часть — нашему добровольному сторожу-медведю.
Утром я собирался поступить так: оставить на видном месте угощение для медведя, покрепче закрыть дверь и увезти с собой на озеро Бурана, чтобы пес не помешал медведю позавтракать и заступить на сторожевую вахту…
Утром я проснулся рано, выпустил прогуляться щенка, принялся было готовить завтрак, но тут услышал совсем рядом лай Бурана и недовольное ворчание медведя. Наш сторож, видимо, посчитал вчерашний визит вполне удачным и, не дожидаясь, когда хозяева уйдут по своим делам, явился с утра пораньше к избушке, чтобы из рук в руки принять «ключи» от лесного домика. И нам пришлось поторопиться.
Как радушные хозяева, мы не стали задавать нашему гостю лишних вопросов, выложили прямо на тропе у избушки угощение, закрыли дверь и поспешно отступили к лодке. Лодка еще не успела отойти от берега и развернуться, а медведь уже выбрался из кустов и, поводя носом, переминаясь с лапы на лапу, стал принюхиваться к запаху вареной рыбы.
Наш гость оказался не из робкого десятка, а потому и мы решили не показывать медведю, что немного побаиваемся его. Я оставил весло, ухватил Бурана за шиворот, чтобы тот не выпрыгнул из лодки и не кинулся к зверю выяснять отношения, и стал ждать, что будет дальше.
Не знаю, встречал ли этот медведь когда-нибудь людей и какие это были люди, только сейчас, наблюдая, как аппетитно ест этот зверь нашу рыбу, как старательно вылизывает языком то место, где рыба лежала, я мог сделать вывод, что все-таки люди не пугали пока нашего мохнатого гостя. Собрав с земли все до крошки, медведь, как и вчера, обошел избушку, опять отправился к мусорной яме, долго сопел и ворчал там, разгребая землю, и только потом не спеша поплелся вверх по троне в тайгу.
Медведь ушел, мы вернулись домой, и почти тут же в кустах снова раздался знакомый треск — наш гость возвращался. Я забрал Бурана в избушку, привязал к кольцу, ввернутому в стену, крепко закрыл дверь изнутри и стал ждать, что будет дальше…
Зверь подходил к нашему лесному домику-крепости со стороны двери, и в окошко я никак не мог его увидеть. Буран вздыбил шерсть на холке, натянул поводок и стал хрипеть на дверь. Я прислонился к двери и хорошо слышал шаги на тропе. Вот медведь ближе, еще ближе… Шаги стихли — зверь остановился, и до меня донеслось старательное сопение. В двери была небольшая щелка, я прильнул к ней, чтобы узнать, что делает наш гость, но через щелку увидел только бок зверя — медведь стоял на тропе около того самого места, где утром я оставил ему рыбу, и наверное, с деловым сопением обнюхивал землю.
Ближе зверь не подошел, в дверь ломиться не стал, в окно не заглянул. Осада стала мне надоедать. Находиться совсем рядом и не видеть как следует медведя я больше не желал и, осторожно убрав засов, приоткрыл дверь… Медведь поднял голову, увидел человека и сразу подался назад. Он почти сел на задние лапы, но тут же поднялся и, быстро развернувшись, понесся вверх по троне.
В этот день наш «Домашний медведь» — так назвал я этого зверя — больше не приходил, но на следующее утро чуть свет снова был у двери избушки и снова, увидев меня, опрометью бросился прочь.
Шли дни, и наш гость стал нашим настоящим соседом. Сосед оказался не слишком навязчивым — он приходил к нам утром, уплетал оставленную ему рыбу, потом уходил в кусты, бродил где-то неподалеку до вечера, а вечером, когда мы возвращались домой с озера и готовили ужин, снова трещал по кустам, дожидаясь новых подношений.
Открывать нашу дверь медведь больше не пытался, а с тех пор, как все рыбные отбросы я стал отдавать ему, прекратил и раскапывать мусорную яму. Правда, ручным он не стал, близко ко мне не подходил и отказывался вступать в доверительные переговоры даже с собакой. Когда Буран первым выскакивал из лодки и несся к избушке, Домашний медведь тут же скрывался в кустах, уступая место у домика настоящим хозяевам. И Буран тоже, наверное, понимал, что большой опасности для нас этот зверь не представляет, а потому никогда не уходил в лес за медведем надолго и отвечал на его ворчание в кустах негромким предостерегающим рыком.
Вечером, позавтракав около избушки, медведь уходил в лес обычно очень тихо, и я не всегда точно мог сказать, ушел он или еще крутится где-то здесь, а потому стал нередко ловить себя на мысли: «А что, если этот зверь останется на ночь рядом с дверью, а я неосторожно наступлю на него в темноте -ч- вспомнит ли он тогда наши щедрые дары и простит ли человека, который его случайна побеспокоил?»
И все-таки не зря говорят, что всякая дружба хороша только тогда, когда друзья думают друг о друге. Конечно, медведь не очень думал о том, мешает он нам или нет. Да и я сам, приучив зверя бродить рядом, не прикинул сразу, какая ответственность ложится на меня и какую дань потребуется платить нашему четвероногому сторожу за то, что отпугивал он от нашей избушки пронырливую росомаху…
Росомаха с тех пор, как пожаловал к нам Домашний медведь, действительно ни разу не заглядывала в наши края. Но теперь другая забота волновала меня: как отвадить медведя, как освободить себя от этого ненасытного зверя — ведь шутки шутками, а теперь я торчал на озере с утра до вечера и без конца ловил рыбу, чтобы кормить прожорливого сторожа. Да еще с собой в лодку я снова вынужден был брать Бурана; Буран мужал на глазах, и недавнее порыкивание в сторону навязчивого зверя его вдруг стало не устраивать. Ни с того ни с сего он стал кидаться к медведю и, как настоящий зверовой пес, норовил ухватить медведя за задние лапы…
Мне не хватало теперь только того, чтобы около моей избушки разыгрывались сцены зверовой охоты с хриплым лаем взбесившейся собаки и злым ревом медведя. И я снова ломал себе голову, снова искал подходящего решения и, ничего толкового не придумав, решил оставить на время избушку, забрать собаку и уйти из леса.
В лесу я жил уже давно, давно не получал писем, к концу подходили и продукты. Я ушел из избушки, переночевал в нашей лесной деревушке, а наутро двинулся дальше к людям.
В большом северном селе прожил я несколько дней, отправил написанные письма, прочитал все газеты, скопившиеся за это время, закупил продукты и собрался в обратный путь. Снова ночевал я в пустой лесной деревушке, топил свою старую печь, набрал и насушил на зиму ягод и грибов и только тогда отправился на Долгое озеро.
Избушка была уже совсем близко — оставалось выйти с ягодного мохового болота, миновать сухой еловый остров и спуститься вниз по тропе к нашему озеру. Вот наконец и еловый остров и спуск к озеру. И как раз здесь, на краю елового острова, где тропа начинала спускаться вниз к озеру, к избушке, стоял прямо на троне наш старый знакомый Домашний медведь.
Может быть, я просто случайно встретил его на тропе. А может, он ждал нас и, услышав, узнав заранее о нашем приближении, вышел на трону, чтобы встретить своих друзей… Медведь посмотрел на меня, на собаку, потом не спеша повернулся и впереди нас стал медленно спускаться к избушке. И Буран вдруг не обозлился, не зарычал, не кинулся драться, а быстро шмыгнул в кусты и напрямик, обгоняя медведя, бросился через кусты к нашему домику.
Когда я спустился вниз, Буран хозяином сидел у двери и ждал меня, а в стороне по кустам, чуть потрескивая, бродил Домашний медведь и тоже, наверное, ждал, когда я доберусь до избушки. Подойти поближе, как и раньше, медведь не решился — все-таки он не был здесь настоящим хозяином, он был всего-навсего верным сторожем и все это время, пока мы отсутствовали, по-своему сторожил наш лесной домик.
В домике все было цело. Без нас не заглядывала сюда росомаха, не наведывались даже вороны — вокруг избушки лежали только старые и свежие следы нашего медведя. Что мне оставалось еще делать? Конечно, я тут же забыл все хлопоты и неприятности, которые доставлял нам Домашний медведь, быстро развязал рюкзак и положил на дорожку около избушки большую горсть белых сухарей для нашего верного друга.
Комментарии