То, что подводная охота, как любое плавание, оказывает на человека благотворное физическое воздействие — неоспоримый, давно известный факт. Однако многое зависит от самого человека. Например, если он «без тормозов», то есть чересчур азартен, то вполне может и пострадать от своего хобби. Вот и со мной приключилась на прошлой охоте такая неприятная история: я то ли потянул, то ли перетрудил связки под коленями, да так, что натуральным образом охромел. Нет, не на всю оставшуюся жизнь, но неделю ходил, словно на протезах.
Этот год и так-то выдался очень сырым, а к середине осени обычные для этого времени дожди ни одного дня не пропускали. Наша «Нива» надрывалась, но упорно лезла через лужи и жижу к заветным охотничьим местам. За пару километров до любимой лесной поляны на берегу реки дорогу нам перегородил ручей, больше похожий на небольшую речку. Пришлось остановиться и лагерь разбить прямо на незащищенной поляне. Впрочем, это нас не смутило, так как и тент от дождя у нас есть, и хорошая палатка, короче все то, что позволит после охоты нормально отдохнуть. Плохо только, что хорошие завалы в реке, где мы рассчитывали найти сома или сазана, находились вниз по течению. И довольно далеко.
Обычно в такое время я охочусь уже в сухом гидрокостюме. В нем очень комфортно одеваться и раздеваться, с гарантией не замерзнешь, но глубоко нырять и лазить по завалам лучше, конечно, в мокром. Прозрачность воды оказалась вполне приличная — метра три с половиной, и глубины для такой узкой реки тоже не малые: по руслу до 7, а в омутах до 12 метров. Понятное дело, мы с сыном были в мокрых гидрокостюмах. И, хотя не поленились подогреть воду и наводили пену чуть ли не на кипятке, все равно процедура натягивания гидрокостюмов проходила в сопровождении наших воплей и повизгиваний.
Володя поплыл ближе к середине реки, рассчитывая на жерехов, лещей и сазанов, а я прижался к правому берегу и осматривал подмоины за корнями прибрежных деревьев, кусты и завалы, больше надеясь отыскать «черненького». Если же вблизи берега попадались хорошие заросли еще не полегшей водной растительности, то я и туда заглядывал. В густых зарослях рдеста обнаружил лежащую на дне, слегка припорошенную илом, щуку. Она и стала моей первой добычей. В другом месте столкнулся с голавлем, у которого на носу было что-то светлое, должно быть какая-то болячка. Когда же я оказался к нему поближе, то понял, что ошибся: изо рта у голавля торчал кусочек тела и хвост маленькой рыбки. Тоже охотник! Я мысленно поздравил коллегу с удачей и не стал в него стрелять, хоть и была такая возможность.
На завалах и подводных кустах висело много уже отмершей, принесенной течением травы. Это делало их еще более темными и малодоступными. Очередное поваленное дерево было почти сплошь завешено такими бурыми космами. Я заглянул в них с одной стороны, с другой, и в небольшом прогале обнаружил нечто, чуть-чуть отличающееся от общего фона. По трем признакам это вполне могло быть частью сомовьего тела. Во-первых, верхняя кромка очень прямая, как раз, как у сома в хвостовой части, во-вторых, цвет серый, не такой, как у ствола дерева, и уж очень это «нечто» было гладким, без бугров и изъянов. Пока рассматривал все это и соображал, понял, что воздуха для возможной борьбы уже не хватит. Всплыл, вдохнул пару раз и опять вниз.
Удивительное дело: на все «сто» я и после второго нырка не был уверен, что передо мною сом. Уж, казалось бы, с каких только ракурсов их не видел, в каких только условиях и местах не встречал, и всегда точно знал, что вижу сома. По крайней мере, никогда вместо рыбы не палил по пням, бревнам или автомобильным скатам. Правду говорят: «Век — живи, век — учись!» И все-таки я выстрелил, причем так, как бы стрелял именно в хвостовую часть сома, то есть на уровне позвоночника. И. не ошибся! Последовавший мощный рывок, треск ломающихся ветвей, завеса мути и рвущееся из рук ружье — все говорило о попадании в рыбу, во-первых, и, во-вторых, в рыбу очень приличных размеров.
Всплыл я с одной стороны дерева, а моя добыча рвалась с другой. Снова ныряю, и вслепую, по натянутому гарпун-линю пробираюсь на сторону сома, благо путь мне преграждали лишь тоненькие ветки. Тут, на чистой воде увидел, наконец, своего противника во всей его красе, убедился, что выстрел оказался правильным, и сорваться ему не удастся. Дальнейшее -как всегда. Через пять минут я уже плыл дальше, а сом (18,5 кг) был плотно притянут башкой к моему грузовому поясу.
Проплыв еще метров 500, подошел к самому любимому своему завалу. Это грандиозное подводное сооружение, основу которого составляют два необхватных дерева, занимает большую площадь и тянется с шестиметровой глубины до поверхности. К сожалению, тщательный осмотр завала положительных результатов не дал. Обогнув нагромождение веток и крышу из отмершей травы и листьев, я начал подниматься вверх по течению, ныряя и заглядывая под те самые два ствола. И вот, за дальним из них увидел голову сома. Он лежал на дне, а я был вниз головой, видел его в узком промежутке между деревом и дном, поэтому стрелять из такого положения было крайне неудобно. Да и стрела под таким острым углом наверняка соскользнула бы с твердой, плоской башки рыбины (у меня уже такое бывало). Сом лежал «крепко», поэтому я тихонько всплыл, переместился влево так, чтобы оказаться над целью и тихонько стал погружаться.
Рыбина лежала точно подо мной, чуть левее главного ствола, но и отсюда видна была только ее голова. И я, не долго думая, стреляю в то место, где у рыбины начинается позвоночник. Сом даже не дернулся. Но, всплывая, по какой причине уж не знаю, с меня вдруг сваливается грузовой пояс. Я оказываюсь на поверхности в роли поплавка, если не сказать хуже. К счастью, пояс и сом на кукане упали на те самые толстенные стволы, то есть от поверхности приблизительно в двух с половиной метрах. Однако сначала надо было разобраться с только что загарпуненным, вторым сомом.
Будь у меня нормальная, то есть нулевая плавучесть, я бы, как и положено, нырнул к подстреленной рыбе и поднимал ее к поверхности, держа за тушу. А тут ничего другого не оставалось, как тянуть сома к себе за линь, а потом и за стрелу. Дело осложнялось еще и тем, что стрела голову не пробила. Лепестки наконечника, хотя и ушли в голову полностью, но так как это место у сома — сплошная кость, то едва ли они раскроются внутри. Это и подтвердилось впоследствии, когда я сам, хоть и с усилием, но выдернул стрелу из рыбы.
Надо признать, что, увидев столь ненадежно загарпуненную рыбу, я запаниковал. Хотел проткнуть стрелу глубже — какое там! Тогда бросился к берегу, да так быстро, что свело обе икроножных мышцы. Но и у берега, который в этом месте стеной поднимался на трехметровую высоту, не сразу придумал, что делать с рыбиной. Если бы она оказалась только оглушенной и очухалась, то удержать 13-килограммового сома мне бы едва ли удалось. Наконец, сообразил: подвесил свою жертву под жабры на сук. А сам поплыл выручать из беды грузовой пояс с куканами и прежней добычей.
Плавал я, как вы уже знаете, в мокром гидрокостюме. Его толщина 7мм. Еще поддевка Змм., поэтому на поясе было 14 килограммов свинца. Именно такую выталкивающую силу следовало преодолеть, дабы нырнуть, а это практически невозможно. К счастью, чуть в стороне от подводного ствола отходил толстый сук, которому не хватало до поверхности чуть больше метра. Я изловчился, «нырнул», и дотянулся одной рукой до этого сука. Подтянулся к нему, перехватился за другую жердину, снова подтянулся и схватил, соскочивший с пояса кукан. Меня выбросило на поверхность, но я уже тянул за собой весь пояс. Отбуксировав к берегу все это перепутанное хозяйство, довольно долго с ним разбирался.
Когда пояс ладненько сидел на талии, а сомы были притянуты куканами к поясу, встал вопрос: как возвращаться к лагерю? По берегу — значит тащить в руках ласты, ружье, маску с трубкой и 45(!) кг на поясе. Это очень тяжело, и я решил плыть. Плыть пришлось теперь уже против течения, а тут еще сомы телепались и мешали нормально работать длинными ластами. Когда, наконец, остановился у нашей поляны, то, конечно, чувствовал одеревенелость ног, но с удовольствием фотографировался с добычей, был подвижен и бодр. И совсем в тот момент не подозревал, что этот заплыв аукнется мне недельной хромотой.
