Пришла весна. Все нормальные люди встречают ее радостно, ощущают прилив энергии после темной и холодной зимы, и как бы оживают вместе с природой. А ненормальные — охотники и рыболовы радуются далеко не все. Охотникам еще грех жаловаться: для них пусть на десяток дней, но охоту открывают. На селезня и вальдшнепа. А, вот, рыболовам совсем грустно. У них на вполне законных основаниях на целых два месяца отнимают право рыбачить. Каково?!
Конечно, мы понимаем — у рыбы нерест, ее лучше не тревожить в столь ответственный момент. Но вот, что на мой взгляд не поддается логичному объяснению. Правила рыболовства позволяют ловить на одну удочку два крючка. И поймать установленную норму. А почему нельзя ту же самую норму той же самой рыбы поймать, например, донкой или нахлыстом? И какая разница для рыбных запасов (а ведь все ограничения и запреты существуют только ради этого), если это же количество рыбы изъять не одной удочкой, а двумя или тремя, не двумя крючками, а пятью?
Спиннинг тоже в период весеннего двухмесячника под запретом. Видимо, авторы этих ограничений особо беспокоятся за хищников. Однако на ту же самую одну удочку я могу повесить живца, карасика или пескаря, и поймать, например, щуку или окуня. И это не будет нарушением Правил. Зачем же тогда сотни тысяч чистых спиннигистов обрекать на длительную тоску или браконьерство?
Я — подводный охотник, и уже многие десятилетия преданно служу и с наслаждением использую эту разновидность любительского рыболовства. Представляю какой шум поднялся бы, предложи я тот же самый ход мыслей, что изложил выше, применительно к подводной охоте. Тут же приведут «убийственный» аргумент: «Вы же своим плаванием помешаете нересту!» Возможно. Хотя, если я отложу ружье, и возьму в руки бокс с камерой или просто буду плавать, то никто меня не осудит. Таких запретов нет. Одним словом, не похоже, чтобы над соответствующими статьями Правил рыболовства, вводящими ограничения на лов рыбы в весенний период, потрудились серьезные ихтиологи. Очень смахивает на привычное «Не пущать!»
Как бы там ни было, а я, как и огромная армия моих единомышленников, маюсь без любимого увлечения. И это подвинуло меня на следующие откровения.
Слава Богу, закончились эти майские праздники. Настроение — хуже некуда. Не люблю праздники только за то, что из-за них часто вынужден оставаться в городе: идти в гости или принимать их, выполнять другие «положенные» мероприятия. Если же праздники совпадают с путешествием, то есть застают меня где-нибудь в лесу или у реки, то они проходят незаметно, точно так же, как любой другой день. В смысле — хорошо. Там, на природе, что праздник, что не праздник — все одинаково хорошо. Даже погода особого значения не имеет.
Первые десять дней мая, нами обычно воспринимаются уже как начало лета. Если и не жаркое, но очень яркое и ласковое солнце за окном моей городской квартиры оживляло и преображало природу не по дням, а по часам. Я смотрел на это и вместо радости и душевного подъема, которые весной в таких случаях овладевают всеми нормальными людьми, испытывал странные, гнетущие чувства. Мною овладевала тоска. Тоска по поляне, нагретой солнцем, по свежему ветру, настоянному на хвое, молодой траве и том особом аромате, что наполняет воздух только весной. С грустью, как о несбыточной мечте я думал о своей старой палатке, коврике и спальном мешке — этим непременным спутникам моей походной жизни. Я, мягко говоря, уже не молод, но люблю эту атрибутику намного больше самых распрекрасных дач, диванов и супер теплых ватных одеял. И вот почему.
Когда после целого дня, проведенного с ружьем в лесу, с удочкой на озере или просто (эх, так бы «просто», да — на всю жизнь!), сплавляясь на катамаране по быстрой, горной реке, забираешься в палатку и теплый спальник, то чувствуешь себя по-настоящему счастливым человеком. Даже физическая усталость после многочасового лазания по тайге и махания на реке веслом, воспринимается и душой и телом, как благо. К ночи, обычно, ветер стихает и деревья успокаиваются, замирают, птички всякие тоже перестают щебетать, зато шум реки будто усиливается. Веки уже сомкнулись, но я слышу и словно вижу, как одна струя сердито ворчит, протискиваясь между двух больших валунов, как другая упирается в неприступный утес, разбивается и со стоном откатывается к основному потоку. Еще в этой какафонии речных звуков угадывается грозный гул далекого порога, который нам завтра предстоит преодолеть.
Засыпаешь под шум реки мгновенно. Если проанализировать прожитый день, то вывод всякий раз один и тот же: день был счастливый, и прожил ты его не зря. Но никакой анализ, никакая работа мысли для этого не требуются, а полное умиротворение ощущается душой — там легкость и покой. И ничто не может омрачить это состояние. Разве что предательская мысль о том, что до конца путешествия осталось совсем мало времени.
Конечно, я не все эти праздники предавался тоске и меланхолии: отвлекали всякие домашние дела. Но удивительное дело: даже, когда я думал об этих самых семейно-бытовых проблемах, или вовсе ни о чем не думал, то в душе постоянно ощущал какой-то явный, болезненно-ноющий дискомфорт. Так бывает, когда предстоит экзамен, а ты к нему не очень-то готов. Или после серьезной неприятности: о ней самой не думаешь, уже забыл, а на душе — погано.
Вот эти майские праздники я проводил именно с таким тяжелым ощущением. Каждый прожитый день воспринимался, как невосполнимая утрата. Мысль о том, что предстоящее лето и осень у меня насыщены многими охотами и путешествиями, мало успокаивала. То — будет, а безжалостное солнце и искусительница весна за окном — сейчас, сию минуту! Этот-то день уже не вернешь.
Нет, все-таки человека, по-настоящему любящего природу, охоту, рыбалку, подолгу держать в городе никак нельзя. Это бесчеловечно. Впрочем, не будь такого испытания, таких мук ожидания, возможно, и встреча с лесом и рекой не были бы столь радостными? Возможно.
